На черном мотоцикле в закат
Пятая серия.Дни до каникул и сами каникулы пролетели как-то незаметно, со скоростью курьерского поезда. Сашка, как и обещал, устроил сюрприз для тех, кто ходил на каникулах в пришкольный лагерь. С помощью Светланы и ребят из ее ролевого клуба провел бал, причем, не один, а в стиле пяти разных эпох.
А начало второй четверти больно щелкнуло - увезли из школы на «скорой» Ираиду Георгиевну. Она, конечно, отпиралась, мол, ничего серьезного, но инфаркт - это не шутки. И Александр после уроков отвозил Андрея в больницу, забирая его только вечером, почти насильно впихивал в него что-нибудь из еды, укладывал спать, потом садился за работу, заполняя за него журналы и планы.
К началу третьей недели пребывания бабушки в больнице Андрей есть не мог, от нервов организм принимать что-либо, кроме воды, отказывался наотрез. Сашка отпаивал его молоком. Потом - отварами трав, теми же, которыми спасал в свое время сестер после смерти родителей. Потом, видно, совсем отчаявшись, пошел и поставил в храме Казанской Божьей Матери свечку за здравие Ираиды Георгиевны. Не то, чтоб был особо верующим, но и атеистом не был.
- А если бабушка умрет?
- Все смертны, Андрюш. Но она сильная, выздоровеет. Поешь, пожалуйста, хоть пару ложек, - уговаривал бледно-прозрачного, с черными кругами под глазами, парня. - Если она еще и за тебя волноваться будет - ничего хорошего не выйдет.
- Я не хочу есть, Саш.
- Ты сляжешь следом за ней. Две ложки, прошу тебя. И чаю, и я больше не буду мучить тебя.
Андрей кое-как проглотил две ложки салата, выпил полкружки чаю и улегся на диван, отвернувшись к стенке. На звонок сотового отреагировал только слабым:
- Ответь, ладно?
Сашка взял телефон, ушел на кухню.
- Да, Ладога, слушаю.
- Андреас Игоревич?
Он подумал, ответил:
- Да, я вас слушаю.
- Это вас из больницы беспокоят. Ваша родственница скончалась. Приносим свои соболезнования. Когда вы сможете подъехать?
- Через два часа. Что от меня потребуется? - а сам лихорадочно думал, сколько успокоительного придется вколоть Андрею, чтобы тот не свалился в обморок. На том конце провода монотонно перечислили.
- Хорошо, я буду.
Мужчина отключил телефон, уронил руки на колени и пару минут сидел, откинувшись на спинку дивана. Потом позвонил сестре.
- Танюш, нужна помощь. Тащи свой тревожный чемоданчик, боюсь, придется откачивать Андрея.
Татьяна работала медсестрой, повторять дважды не пришлось. Через десять минут она уже стояла у двери их квартиры. Сашка открыл, прошел в комнату, потормошил Андрея за плечо.
- Ммм? - тот открыл глаза.
- Андрюш, нам надо в больницу.
- Да, конечно, - он сел.
- Ираида Георгиевна скончалась, - не стал тянуть Александр. Андрей моргнул и стал заваливаться набок.
- Тань!
Сашка подхватил его, уложил, в комнату влетела, на ходу распаковывая лекарства, Таня. Быстро промерила давление, затянула на руке жгут, вколола что-то.
- Его лучше в больницу не возить.
- Посиди с ним. Я сам съезжу и обо всем договорюсь.
Андрей протестующе пискнул, попытался встать.
- Лежи, не дергайся, - Сашка накрыл его пледом. - Возьму твой паспорт и все прочее, что мне там сказали. Спи.
- Я не хочу спать.
- Тогда просто лежи. Я быстро, - Александр уже оделся и складывал в сумку бумаги. Андрей смотрел на него тоскливым взглядом, прижимая к груди подушку. Ладога подошел, поцеловал его.
- Я скоро вернусь, Вороненок.
- А почему бабушка умерла?
- Сердце не выдержало. Сказали, это не первый инфаркт был.
Андрей кивнул, повернулся на живот, уткнувшись в подушку. Мужчина погладил его по спине, встал и ушел одеваться.
В больнице с ним не стали даже спорить, выдали вещи покойной, свидетельство о смерти, сказали, что тело надо будет забрать в течении двух дней. Александр вышел из больницы, сел на лавочку и взялся решать текущие дела. Позвонил в школу, потом набрал телефон северодвинского штаба округа, попросил пригласить Мирославских Александра.
- Дюшка, что случилось?
- Это Ладога Александр. Ваша бабушка сегодня скончалась.
- Извините. Да, спасибо, понял.
- Я сейчас пришлю факсом свидетельство о смерти. Приезжайте, Андрею нужна будет ваша помощь.
- Да, конечно.
- Запишите адрес: Кронштадтская, сорок семь, квартира двадцать семь.
- А что за адрес?
- Андрей сейчас там живет.
- Хорошо. Записал.
- Похороны через два дня. До свидания.
- До свидания.
Александр отправил факс, смотался в одно из ритуальных агентств, адреса которых ему любезно выдали в регистратуре, договорился о похоронах. И вернулся домой, уставший, как последняя собака. Андрей, обколотый успокоительным, спал, вцепившись в подушку. Он был таким несчастным, что Александр не стал его трогать, чтобы расстелить диван - лег на полу, вытащив с антресолей спальник. Андрей изредка тихо всхлипывал во сне.
У Ладоги после смерти родителей не осталось желания испытывать горе, когда кто-то умирает. Он тогда почти не запомнил происходившего, и эмоциям прорваться не позволил ради того, чтобы сестры видели, что он сильный, сможет им помочь. После горячих точек страх смерти, как и пиетет перед ней, вообще исчезли. Там он знал, что любой день может стать последним. И был к этому готов. Андрей же, судя по всему, надеялся, что Ираида Григорьевна будет жить вечно. Его никто не поддержал после смерти матери, и удар по психике оказался сильнее, чем у той же Тани. Полночи Сашка просидел рядом с ним, просто держа руку так, чтобы Андрей ее касался. Потом все же уснул, а утром снова все завертелось.
Андрей рыдал так, что подушку можно было выжимать, сбивался на икоту и снова начинал лить слезы. Колоть ему успокоительное снова Сашка не стал, если уж прорвало слезами - страшного ничего не будет. Он позволил Андрею отреветься, а когда у того слез не осталось - отвел в ванную и умыл.
- Соберись, Андрюш, мне нужна твоя помощь.
- А что... ик.. надо?
Ладога перечислил. Надо было столько всего, что он один не справлялся, даже с помощью Светланы, как старшей, да и не все он мог сам - что-то должен был делать и Андрей лично.
- Завтра прилетит твой брат.
- Сашка, - Андрей даже слабо обрадовался.
- Да, я его вызвал.
Андрей снова всхлипнул и уткнулся в плечо Александру лицом.
- Не надо плакать, Вороненок. Знаешь, что все твои слезы на том свете ангелы соберут в ведро, и заставят Ираиду Георгиевну его с собой таскать? Она не обрадуется.
- Она католичка.
- А какая разница? Бог один, он принимает всех.
- Я в Бога не верю.
Сашка только молча прижал его к себе покрепче.
Им помогли коллеги и подруги Ираиды Георгиевны, Сашкины сестры, на похороны собирали всей школой, еще и от горадминистрации выделили средства. А на следующий день, ближе к вечеру, раздался домофонный звонок. Ладога, уже не спрашивая, кто, открыл. Пред ним вскоре предстал... Андрей. Только на две головы выше, на десять лет старше и шире в плечах в два раза.
- Александр? Проходите, - замороченно кивнул мужчина, - Андрюш, твой брат приехал.
- Сашка!
Александр стиснул брата в объятиях. Ладога прошел в кухню, поставил чайник. Вернулся в коридор:
- Ну, что ж вы стоите? Проходите, накормим, чаем напоим.
Старший быстро глянул на него, протянул руку:
- Александр.
- Аналогично, - Сашка пожал ему руку, вымученно улыбнулся. - Наслышан. Очень приятно.
- Тоже уже наслышан. Дюшка, а чай?
- Сейчас.
Андрей умелся на кухню, а Сашка принял у старшего Мирославских куртку, повесил в шкаф.
- Давай на «ты», Александр.
- Хорошо. Спасибо, что приглядываете за Дюшкой.
- Приглядываю? Хм. И что ж он про меня рассказал? - Ладога прислонился к стене, рассматривая парня. Восемь лет разницы, лейтенантские погоны на плечах, ростом повыше самого Сашки, хоть и не намного. Мечта любой девушки. Но в синих глазах уже нет ни такого света, как у Андрея, ни тепла, жесткий, колючий взгляд. Цепкий. Как в прицел.
- После слова «муж» я пропустил последующие десять минут восторженных вздохов.
- Комментарии излишни, я думаю?
Мирославских смерил его ледяным взглядом:
- Увидим, когда все закончится.
Александр усмехнулся, кивком приглашая его на кухню.
За столом разговор не клеился, Сашка молча прихлебывал обжигающий чай, лейтенант односложно отвечал на вопросы Андрея, время от времени оценивающе поглядывая на Ладогу.
- Когда похороны?
- Завтра в семь утра привезут к дому Ираиды Георгиевны, у нее там много подруг. Потом на кладбище. Поминки в ее квартире.
Андрей снова попытался разреветься, но передумал.
- Все уже, завтра все закончится, - Сашка притянул его к себе, обнял, не реагируя на взгляд старшего брата.
- Что закончится?
- Нервотрепка.
Андрей слабо кивнул.
- Выдашь брату ключи, пусть с дороги себя в порядок приведет, отоспится. А у меня еще планы недобиты, и журналы электронные не дозаполнены.
Андрей подскочил, тронул за плечо прикрывшего глаза брата:
- Пойдем.
Тот поднялся и без единого слова последовал за младшим. Разговаривать много и долго он явно не привык.
Печальная церемония, потом поминки прошли как-то рывками. Александр, вымотавшийся за эти четверо суток так, как не уставал за предыдущие месяцы, смутно помнил все, что происходило, отвечал односложно, как мог, прикрывал снова ревевшего Андрея. На поминках пришлось выпить стопку водки, с непривычки голову повело, и он вышел проветриться и покурить на улицу, оставив парня на попечении брата.
- Вот уж Ирке повезло, отошла, не мучаясь...
- Тебе б так повезло. Куда теперь ее внук денется?
- Сашка-то? Да снова умотает в командировку.
- Да младшенький, Андрей. Как бы следом-то не ушел, вон, как листок, качается.
Сашка зло стиснул зубы: вот именно поэтому он и не любил послепохоронную суету. Ему тоже в свое время много чего пророчили, и детдом сестрам, и пьянство самому Ладоге.
- Не беспокойтесь, без помощи Андреас не останется, - резко развернулся к балаболкам. Те глянули на него, ушли внутрь, снова о чем-то переговариваясь.
Когда все разошлись, он вздохнул спокойнее, помог навести в комнате порядок, запер дверь, отдал ключи Александру.
- А когда ты улетаешь?
- Завтра, Дюшка.
- Посидим у нас? - предложил Ладога, которому очень хотелось просто сесть в кресло, включить негромкую музыку и помолчать. Однако он видел, какие взгляды метал на него старший Мирославских, и понимал, что он не успокоится, пока не попытается поговорить с ним «по-мужски».
- Посидим, - согласился тот.
Была, конечно, надежда, что Александр отвлечется на брата, который вис на нем клещом и даже на любовника не оглядывался, спеша наговориться, наобниматься со старшим. Но когда на середине разговора Андрей начал клевать носом, Сашка пошел стелить ему постель, уложил и вернулся на кухню, ожидая начала разборок. Александр молча смотрел в чашку.
«Ладно же, если гора не идет к Магомету...»
- На сколько у тебя контракт?
- Полгода. Это важно?
- Андрей скучает. Очень скучает. Ему тебя не хватает.
- Мне его тоже. Но деньги...
- А если ему придет похоронка на тебя, деньги помогут? - свел брови Ладога. - Заканчивай играть с огнем, лейтенант. С того света помогать не получается. И утешать тоже.
Александр только хмыкнул, видимо, в свое время наслушался.
- Я тебе серьезно говорю. Вся моя любовь ему тебя не заменит. Работу можно и здесь найти.
- Кем? Слесарем за четыре тысячи в месяц?
- Охранником за пятнашку.
- А сам что ж не пошел?
- У меня хорошая пенсия за выслугу лет и по ранению. И образование педагога. Пошел туда, куда хотел, - пожал плечами Ладога.
Александр хмыкнул, потом поморщился, схватился за бедро. Сашка не двинулся с места. Только усмехнулся понимающе.
- Когда и чем схлопотал, обормот?
- Северный Кавказ. Засада... Дюшка, опять лунатишь?
- Как бабушка заболела, так и начал, - Ладога вскочил, набрал в кружку теплой воды, прижал к губам Андрея, выпоил, потом осторожно развернул и отвел в постель.
- Пить хочет, встает, а просыпаться - не просыпается. Татьяна сказала, что пройдет, когда нервы успокоятся.
- После смерти матери он год лунатил.
Сашка не сдержался, спросил:
- А не судьба была остаться с ним, чтоб в детдом не загремел?
- В подъезде под лестницей жить, что ли?
- Где угодно, - отрезал Ладога. - Но вместе. Тебе сколько лет было, когда мать умерла?
- Девятнадцать.
- А мне на год больше. И две сестры, одной двенадцать, второй десять. И бабка, которая очень хотела отправить Светку и Таньку в детдом, а меня в психушку.
Александр развел руками.
- У нас отличная бабушка... была.
- Вы бы выкарабкались с ее помощью. Ладно, дело прошлое. Если год будет лунатить - год и сторожить буду, чтоб никуда не убрел, - оборвал неприятную тему Ладога.
Александр привалился плечом к стене, растирая ногу. Сашка встал, принес из комнаты аптечку, поставил перед ним знакомый уже синий тюбик.
- Огнестрел или осколочное?
- Огнестрел. Это что?
- Обезболивающее. После душа намажешь, завтра как новенький скакать будешь, - криво усмехнулся Ладога.
Александр посмотрел с сомнением, но пробормотал:
- Спасибо.
Сашка налил себе еще чаю, обхватил кружку ладонями и замолчал. Что сказать еще, он не знал, а сам старший Мирославских тоже не спешил ничего говорить. Было заметно, что хотел, но почему-то молчал. Помогать ему, нарываться на отповедь, Сашка не желал, и без того нервы с болезнью и смертью Ираиды Георгиевны были растрепаны. Захочет - пусть начинает разговор первым, Ладоге было нетрудно вообще не поднимать эту тему. Но Александр молчал, видимо, не мог придумать, что сказать. Наконец, поднялся:
- Спасибо за чай. Я пойду.
- Я провожу. Заодно и покурю.
Когда вышли из подъезда, Ладога прикурил и сказал:
- Ты подумай все же насчет увольнения. С работой я помогу, за бортом не останешься.
- Я подумаю, - Александр сунул руки в карманы и похромал вдоль по улице.
Мужчина смотрел вслед, выдыхал дым вперемешку с паром, и думал, что завтра будет новый день, и ему на работу, а за Андреем надо попросить приглядеть Татьяну. По возвращении лунатик обнаружился сидящим на подоконнике у открытого окна. У Александра оборвалось сердце, он оказался рядом в секунду, молча, аккуратно снял парня с подоконника. Отнес в постель, укрыл, вернулся к окну и запер его. Пошел на кухню и быстро сварил себе крепчайшего кофе. Спать с такими пирогами ему не светило. В комнате раздавалось мерное шуршание. Ладога взял чашку и вернулся туда. Андрей наворачивал круги по комнате, не просыпаясь. Сашка поставил кофе на журнальный столик, взял парня за плечи и легонько тряхнул.
- Вороненок, проснись.
Андрей пискнул, открыл глаза, посмотрел на него.
- Ты пить хочешь?
- Хочу.
- Ложись, я сейчас принесу, - сердце глухо бухало где-то в горле, не хотелось даже думать о том, что бы случилось, зайди он в квартиру на пять минут позже.
Андрей послушно улегся, снова задремал. Поить его пришлось уже в полусне. Сашка включил маленькую настольную лампу, повернул ее так, чтобы свет не падал на диван, и засел за работу. Через неделю нужно было договариваться с подругой Ираиды Георгиевны по поводу обмена, перевозить старушку и ее вещи, начать ремонт в ее квартире. Дому было десять лет, и за это время в той квартире никто ни разу не побелил даже потолок. Сашка прихлебывал кофе, посматривал на беспокойно ворочающегося Андрея и думал, отвлечется ли парень от своего горя, когда найдется занятие, или нужно будет уговаривать его на визит к психологу? Наконец, Андрей затих, успокоившись.
Часов в пять Ладога попросту отключился, головой на столе, несмотря на литры кофе. Его обняли, поцеловали в шею и поволокли на диван.
- Что? - Сашка вскинулся, рука автоматически метнулась к поясу, потом он проснулся. - Андрюш, что такое? Который час?
- Шесть утра. Пойдем, тебе надо поспать.
- М-м-м... Еще два часа... А ты чего подорвался в такую рань?
- Тебя рядом не нашел. Ложись, вот так, - Андрей прижался к нему.
- Вороненок, ты лунатишь ночью. Я Александра провожал, пришел и еле успел снять тебя с окна. Надо решать с этим что-то...
- Решим, а сейчас спи.
- Только не вскакивай, - Сашка обхватил его руками и вжался лицом в рассыпавшиеся по подушке волосы.
- Хорошо.
До звонка будильника проспать удалось без проблем. Андрей лежал рядом, грел, обнимал. Утром Ладога понял, что старость подкралась, как диверсант, из-за угла. Он с трудом оторвал от подушки голову, дополз до ванной, но даже умывание холодной водой не помогло унять головную боль, разрывающую виски и затылок. Он закинул в себя пару таблеток обезболивающего, но проверенное средство не помогало - в глазах плыло, плясали черные точки, а руки дрожали, будто он вчера не стопку водки выпил, а до синих ежиков насвинячился.
- Не-ет, в таком состоянии тебе на работу нельзя.
- А кому сейчас легко? - криво усмехнулся Ладога, поднялся и тут же сел, прикусив губу. - Меня Валерий Дмитриевич уволит нахрен, если я еще день проволыню.
Андрей обнял его.
- Тш-ш, не уволит, ты очень ценный сотрудник. Тебе нужно поспать, правда.
- Андрюш, я старая развалина, тебе со мной не скучно? - Сашка прислонился к стене затылком, прикрыл глаза, чтоб не щуриться от боли.
- Ну что за глупости ты несешь, а?
- Семнадцать лет разницы - это не глупости. Ладно, оставим тему. У тебя еще два дня отгулов.
Андрей обнял его покрепче, поцеловал.
- Ты наш уговор помнишь? - Сашка улыбнулся, хотя и не был уверен в том, что то, что изобразило его лицо, было улыбкой. - Проговаривать все проблемы, не скрывать. Вороненок, достань мой мобильник, в сумке. Пожалуй, придется позвонить директору и взять больничный.
Он не видел себя со стороны, а вот Андрею было прекрасно видно, как он резко побледнел, четче стали круги под глазами. Андрей быстро притащил телефон.
- Андрюш, только не вздумай паниковать...
Нажать одну-единственную кнопку, номер, поставленный на быстрый вызов, было тяжело, будто палец весил столько же, сколько бетонная свая.
- Толь, спасай...
- Еб твою мать, Ладога!! Опять до обморока дождался?! Еду!
- Уже можно начинать паниковать или еще подождать? – перехватил выскользнувший из ослабевших пальцев Александра телефон Андрей.
- Вы кто? А, неважно, - в трубке хмыкнули, - холодный компресс ему на затылок, нашатырь, чтоб не отключался. Я скоро буду. Панику отставить.
Андрей стрелой мелькнул по квартире, выполняя выданные ценные указания. Через десять минут замок на входной двери щелкнул, в квартиру, не раздеваясь и не разуваясь, прошел грузный седой мужчина с белым медицинским чемоданом.
- Так, где тут контуженный? А ты молодец, парень, так держать.
Он неспешно приготовил шприцы, кивнул Андрею:
- Тазик неси, его сейчас будет наизнанку выворачивать. И окна открой, жарко у вас.
Окна немедленно оказались распахнуты, тазик заботливо подставлен.
- Ты, сволочь белобрысая, сколько кофе в себя влил? Еще, небось, и про запрет на алкоголь забыл? Давно в госпитале не валялся? - с убийственной лаской в голосе выговаривал Александру военврач, пока тот, задыхаясь и отплевываясь, исторгал из себя последствия бессонной ночи.
- Толь...
- Я тебя как человека предупреждал - никаких нервов и нагрузок?
- Толь...
- Сейчас вызову бригаду и захреначу на госпитализацию! Толь-Толь... Идиотина!
Андрей только моргал, сливаясь с окружающей обстановкой.
- Мне нельзя... в госпиталь...
- Долбоеб, - припечатал Сашку врач и обернулся к парню: - Не стой столбом, садись, записывай, - и продиктовал список на полстраницы. - Больничный лист я сам выпишу, заверю и привезу. А с Сашкой надо сидеть, вставать ему можно только по нужде и под ручку, дня три. Потом посмотрим. Бояться не стоит, это пройдет. Уколы делать умеешь?
- Умею. Внутривенно и внутримышечно.
- Вот и умница. Он сейчас спать будет, пусть спит, не тревожь. Так, а сам чего такой зеленый? А ну, давай, давление смерю. Ты вообще кто?
- Живу я тут, - Андрей протянул нечто полупрозрачное и подрагивающее, долженствующее быть рукой.
- С Сашкой? Значит, так, никакого секса, пока я не разрешу. О, дружок, да тут впору лазарет открывать. Больничный нужен? Имя, отчество, фамилия, дата рождения. Работаешь где?
- Да, больничный. Мирославских Андреас Игоревич, четырнадцатое августа тысяча девятьсот восемьдесят девятый. Место работы - МАОУ СОШ тридцать пять, как у него.
- Ну, значится так. Отдыхайте, лечитесь, завтра после смены заеду, проверю. Тебе, Андреас, с давлением надо провериться. Когда Сашка оклемается, обоих жду, он знает, где. В постель и спать, провожать не надо, у меня ключи есть на такой экстренный случай.
Андрей кивнул.
- Да, конечно.
- Если станет хуже - с Сашкиного телефона набираешь пятерку и звонок. Зовут меня Анатолий Ильич. Я приеду. Все, до завтра, - врач поднялся, собрал шприцы, ампулы, закрыл чемоданчик и ушел. Щелкнула дверь.
Андрей прибрался в комнате, закрыл окно, открыв только форточку и стал отзваниваться директору, толком не запомнив, что он вообще плел. Директор, конечно, выразил соболезнование Андрею, попросил поправляться скорее, заверил, что все в порядке, хотя тон был недовольным. Еще бы, сразу два учителя на больничном, заменить некем, ученики по программе отстают. Сашка спал, все еще иссиня-бледный, иногда вздрагивал и скрипел зубами во сне. Андрей гладил его по волосам и говорил в трубку:
- Я не смогу тебя проводить, он болеет. Прилетай обратно поскорее, ладно?
- Дюшка, у меня контракт еще на пять месяцев. А как только закончится - я уволюсь и вернусь. Честное слово, - Александр помолчал и неуверенно сказал: - И, знаешь, что? Передай своему... Сашке... передай «спасибо».
- Передам. А ты увольняйся в самом деле, ладно?
- Хорошо, братишка. Ты давай, не болей сам. Я позвоню, как долечу. Все, мне пора собираться, такси через десять минут приедет.
- Удачи.
Андрей снова погладил спящего Александра по руке. Тот сжал пальцы, поймав его ладонь. Чуть дрогнули губы в улыбке. Но не проснулся, просто стало спокойнее дыхание.
Андрей растянулся рядом с ним, обнял, выронив сотовый на пол. Сашка повернул голову, прижимаясь к нему виском.
Хуже ему не стало, как опасался военврач, к вечеру он проснулся, попытался сделать вид, что уже совсем здоров. Андрей не поверил, загнал обратно в кровать, используя подлый прием - снял футболку и пригласил обниматься. Сашка тут же повелся, правда, дальше обнимашек, как бы ни хотелось, дело не пошло: у Ладоги еще мутилось в голове, он и говорить-то мог через раз, и, судя по всему, с трудом ориентировался в пространстве, Зато у них появилась масса времени для разговоров. Сашка попросил:
- Расскажи мне что-нибудь. Не обязательно о себе. Просто расскажи.
- У меня в детстве был кот, толстый, белый, все время приходил по утрам обниматься. А потом ушел куда-то, я его больше не видел. Интересно, он еще живой... пятнадцать лет прошло...
- Если сам ушел, может, еще и жив. Хочешь, заведем тебе кота?
- И он будет приходить и обниматься?
- А еще спать между нами на диване, ревновать ко мне и объедать герань на подоконнике, - фыркнул Ладога.
- Тогда я согласен.
- Белого?
- Белого. Или рыжего. И ласкового.
- Выберешь сам, - улыбнулся мужчина.
- Ну, все, ребята закончили с обоями, - Сашка с утра успел смотаться в школу, на рынок за продуктами к окрошке и шлангами для сантехники, подогнать рабочих, занимавшихся ремонтом новой квартиры Андрея, и вернуться домой. - Там жара, как в августе.
- Бррр, гадость, - амеба в виде Андрея вяло пошевелила ложноножками.
- Согласен, но от похода к брату нас это не спасет. К вечеру обещали грозу, может, полегче станет. Ты ел, медузка?
- Ага, меня он кормил, - ложноножка ткнула в сторону лениво издыхающего кверху пузом посреди ковра кота.
Кот был далеко не белый. И даже не рыжий. И не полосатый. Кот был угольно-черный, зеленоглазый, как, дьявол, и такого же характера. Кота звали Бес, и он соответствовал имени на все двести пятьдесят процентов. Андрей приволок домой тощий, облезлый скелет с розовой пастью, сломанным хвостом и драным ухом, рыдая над ним, как бахчисарайский фонтан. Александр кота отмыл, Андрея умыл, выдал обоим молоко и отправил на кухню. Кот, потолстевший от молока, оказался крупной тварью, явно претендующей на доминирование в данной стае. За место под солнцем, вернее, на диване и креслах, у них с Сашкой шла перманентная война. Правда, Бес ни разу не опустился до того, чтобы нагадить конкуренту в тапки, но с завидной регулярностью мстительно вылеживался на его белоснежных свежевыглаженных рубашках, причем, Дюшкины отличал и шерстью не украшал никогда. А еще он шипел на Александра при попытке лечь рядом с Андреем, считая, что это его человек, и только он может к нему тянуть лапы. Поэтому вечером, а иногда и утром Бес выставлялся в кухню, перед ним ставился ультиматум в виде полной миски корма и блюдца молока, и дверь закрывалась.
- И чего вы меня делите? - хохотал Андрей.
- Я тебя ни с кем не делю, тем более, с этим клочком шерсти, - тыкал в кота Сашка. Бес, прекрасно понимая, что речь о нем, мгновенно пушился, становясь похожим на шар, страшно шипел и щерил клыки. Но никогда не кусался и не царапался. А когда в начале мая Сашка снова слег с приступом - следствием недолеченной контузии, Бес ультимативно залезал на его подушку, укладывался почти на голову и тарахтел, как движок БТР-а на холостом ходу. И головная боль удивительно быстро отпустила, даже не пришлось звонить Анатолию Ильичу.
И сейчас оба Сашкиных питомца валялись и дохли от жары, одинаково раскидав руки и лапы.
- Ладно, я понял, вы решили взять меня измором. Куплю кондиционер, куплю, но если у кого-то будут сопли до пупа, потому что он пересидит под холодным воздухом - лечить буду страшно и беспощадно!
- Понял, Бес?
- Мрумф...
- В душ и собираться. Кстати, я как-то не пойму, Санька и в самом деле на Светку запал, или мне в прошлый раз показалось? - как бы между прочим спросил Сашка, скидывая мокрую от пота и пропылившуюся футболку.
- Не знаю, мне он ничего не говорил.
Старший Мирославских уволился в апреле, прилетел домой и через неделю умудрился-таки докопаться до Сашки. Тот до сих пор не понимал, что же его так задело в тот раз. Вроде бы, ничего особо неприятного сказано не было, но, видимо, незакрытый гештальт покою не давал обоим.
- Поговорим? - почти мирно осведомился он у старшего лейтенанта, кивая на выход.
- Поговорим, - согласился тот.
В тот день они отмечали Лоркин день рожденья, остальные были в комнате, за столом, а взрослые мужчины отошли на кухню, покурить и побеседовать. Докурились. Сашка вышел в прихожую, накинул куртку и подождал, пока Александр обуется. «Говорить» в квартире было неразумно - незачем пугать детей и младших. Андрей выглянул из комнаты, закатил глаза и молча скрылся.
На улице уже стояли серые весенние сумерки, во дворе никого не было, и никто им помешать был не должен.
- Ну, давай, высказывай, - предложил Сашка, насмешливо глядя на набычившигося Саньку.
«Высказал» тот сразу в челюсть, со словами у него всегда было плохо, он даже с братом разговаривал взглядами и улыбками. Ладога встретил его кулак ладонью на полпути, провернул и аккуратно придержал уткнувшегося носом в колени Саньку за вывернутое запястье.
- Очень информативно. Еще что-то?
- Нет.
- Тебе не нравлюсь конкретно я, или вообще Андрюшкина ориентация? - решил уточнить Ладога.
- Ты.
- И чем же? - Сашка отпустил его руку и отошел на шаг.
- Старый, - подумав, высказался Мирославских. - Морда подозрительная.
- Сань, - ласково усмехнулся Ладога, - я, может, и старый, но молодого тебя легко сделаю на раз-два. А морду мою можешь посмотреть в наградных списках округа. Капитан Ладога, сто сорок три боевых вылета, шестьдесят успешных зачисток, Георгиевский крест и медаль «За отвагу» с бухты барахты не даются.
- Мне до одного места наградные списки, веришь? У Дюшки в постели не Георгиевский крест лежит.
- А он тебе жаловался, что его обижают? Или тебе просто завидно, что у него есть кто-то, на кого можно положиться?
Посмотрели на Ладогу как на внезапно заговорившего таракана.
- Ясно, значит, все-таки завидуешь. Ну, ничем помочь не могу.
- Чему завидую? - все-таки решил выяснить Саша.
- Хрен бы тебя знал?
- Было бы чему завидовать, - поставил точку в разговоре старший Мирославских и снова поморщился, видимо, нога болела.
- Са-а-ашка! - долетело сверху. - Хватит отношения выяснять!
- Уже, - ответил Ладога. Протянул Саньке руку: - Идем, герой, спаситель угнетенных.
Руку не приняли, только глянули, как помоечный кот на ухоженную болонку.
- Сань, ты идиот, или прикидываешься? - устало вопросил Сашка. На него снова свирепо зыркнули. - Ориентация человека на моральные качества не влияет. Умные люди это понимают.
На Ладогу смотрели, явно мечтая вцепиться в горло. Вслух Саша опять ничего не сказал.
- Ну, давай, попытайся мне доказать кулаками, что я урод.
- А ты и так урод, - отрезал Саша.
- Конечно. Таких, как я, в советское время электрошоком лечили, в психушках запирали, - кивнул мужчина, щуря светлеющие от злости глаза.
- У тебя ориентация - больное место? Я про внешность, если что, - и Саша заржал, довольный, как слон.
- Больное, Сань, ты даже не представляешь, насколько.
Ладога ткнул ему в солнечное сплетение кулаком, почти без замаха, но весьма чувствительно.
- А это за урода.
- На правду не обижаются.
- А я и не обижаюсь. Уже, - Ладога развернулся и пошел к подъезду. На полпути сволочной сустав напомнил, что кое в чем Мирославских прав. Сашка без звука осел на бордюр, сцепил зубы. Милославских прохромал мимо, переставляя ногу как протез.
- Наперегонки до квартиры?
- Считай, выиграл.
- Ой, бля-а-а-а... не факт. Алло, Дюшка. Как твое колено? А, тогда отсиживайся, мы сами доползем.
- Дождик обещают... В кои-то веки прогноз правильный, - поморщился Ладога.
- Ну, бравые рыцари, кого тут на руках нести? - из подъезда вышли Света и Таня. Без лишних слов подставили мужчинам плечи и повели. Мирославских на плечо Светы опираться не стал, стиснул зубы и поковылял сам. Та выразительно покрутила пальцем у виска, наблюдая, как Санька преодолеет высокий пролет до лифтовой площадки.
- У вас в семье весь разум младшему достался, - ехидно откомментировал Сашка.
Александр Мирославских вздохнул, посмотрел на лестницу, после чего встал на руки и взошел к лифту.
- А двенадцать лет гимнастики - старшему.
- А выпендриваться нехорошо, - Сашка фыркнул, девушки поддержали.
- Зато приятно.
- Ну-ну, руки помыть не забудь, Тибул.
Мирославских перевернулся обратно, перенес вес тела на одну ногу. И опять погрузился в привычное состояние «я-вас-всех-ненавижу-ублюдки-гребаные».
Собственно, отношения с Сашкой у него такими и оставались.
- Вы уже или подеритесь, или перестаньте себя так вести, - в который раз просил Андрей. Ладога только пожимал плечами. Со старшим Мирославских он только здоровался и прощался. Тот за все время не пожал ему руки ни разу.
- Саш, ну в чем дело? - наседал на брата Андрей.
- Ни в чем, - бурчал старший.
Ладога тоже отмалчивался, пожимая плечами. От дурости Андрюшкиного брата ему было ни холодно, ни жарко, хотя и жаль нервов любимого.
- Ну, ведь все же хорошо, Саш?
- Хорошо.
- И в чем дело?
- Он мне не нравится.
- Я не сторублевка, чтоб всем нравиться, - отшучивался Александр. И неизменно сопровождал Андрея в гости к брату.
Однажды Мирославских все же немного раскололся.
- На Игоря походит, тот такой же хмырь был.
Сашка только плечами пожал: жирные тараканы Саньки его мало волновали.
- Андрюш, я понятия не имею, что твой брат подразумевает под словом «хмырь», но мне без разницы.
- А кто такой Игорь? - наивно спросил Андрей.
- Если я верно понял, то твой отец.
- А ты с ним был знаком, Саш?
- А ты думал, куда его мать приводила? Пришлось познакомить и со мной. Предполагаемый отчим драпал так, что блеск его пяток озарял глухую полночь и положительный тест на беременность у матери.
Ладога закатил глаза, но промолчал. Интересно, в каком месте, кроме физиономии, он похож на этого труса?
- Если когда-нибудь тест на беременность выдаст мне положительный результат, первым драпану я, - признался Андрей.
- Чай будешь?
- Буду. Саш, ну почему ты не веришь, что я счастлив?
- Мать тоже была счастлива.
- Я выйду, Андрюш, покурю на площадке, - от глухой враждебности в голосе Мирославских Александру уже становилось тошно, да и жарко в квартире было, как в печи, а схлопотать очередной неприятный приступ ему не хотелось - и без того пугал любимого до слез каждый раз.
- Окно открой да кури, сколько влезет, - хмыкнул Саша. - На площадке опять сквозняки свистят, потом на горбу Дюшки домой поедешь, когда нога откажет.
- Мы на колесах, - отстраненно заметил Ладога.
Саша счел свою миссию выполненной и снова принялся возиться в шкафу. перебирая банки с пахучими чаями. Александр вышел на площадку, достал сигарету и сел на подоконник, вертя ее в руках. Курить ему не хотелось. В голове раз за разом прокручивались невеселые мысли о том, что тогда, в апреле, старший Мирославских, сам того не желая, оказался прав, и он слишком стар для Андрея. И слишком много проблем с ним, чтобы считать хорошей партией для молодого человека вроде его Вороненка.
Через пять минут дверь квартиры открылась.
- Ромашка, мята, ваниль или белый?
- Мятный. Кипяток.
- Угу, - дверь закрылась.
Сашка откинул голову на створку окна, прикрыл глаза. Мысли неспешно текли по тому же кругу. Если Андрей встретит того, кто подойдет ему больше, кто сможет дать ему больше счастья, что останется делать ему, Ладоге? Отойти в сторону и не отсвечивать? Он обещал никогда не отпускать свое синеглазое чудо... Но и крылья подрезать Вороненку было бы высшей формой эгоизма с его стороны.
- Чай готов!
Сашка сунул сигарету назад в пачку и вернулся в квартиру. Андрей сидел в комнате, перелистывал альбом с фотографиями. На кухне возились соседи. Ладога присел рядом с парнем, попросил:
- Покажи маму, Андрюш.
- Вот. Это она с Сашкой.
На фотографии хрупкая девочка-подросток держала на руках младенца.
- Вы на нее похожи оба. Ничего от отцов не взяли.
- Ага. А это мы с Сашкой.
Александр фыркнул:
- Оба кавалеристы. А сейчас вроде, ноги ровные.
- А это Сашка меня тащит в первый класс.
- А ты упираешься отчаянно, судя по мордахе.
- Я очень не хотел в школу.
- Почему? - мужчина придвинулся к нему ближе, обнял за плечи.
- Ну, там страшно было, очень много народу, - Андрей зарылся в его объятия.
- А потом понравилось? - Александр погладил его по волосам, привычно распуская стянутый резинкой хвост, поцеловал в лоб.
- Потом понравилось, - Андрей заулыбался.
- Я с Танькой намучился, помнится. Она тоже в школу не хотела, потом с первого класса по поведению одни неуды таскала. Меня через два дня на третий к завучу вызывали.
- Я спокойный был, - Андрей потянулся целоваться.
Сашка прижал его к себе, придерживая ладонью под затылок, зарывшись в густые волосы пальцами. Целовал нежно, неторопливо, наслаждаясь каждым движением губ любимого. От двери гневно фыркнули.
«Ты еще копытом топни», - подумал Ладога, не торопясь прерывать поцелуй.
Саша прошел в комнату, взял какую-то книгу и стал читать, устроившись с ногами в кресле. Александр отстранился, улыбаясь. Посмотрел на очередную фотографию и хмыкнул: он и в самом деле оказался похож на «хмыря» Игоря. Как только старшенький Мирославских пропустил ее?
- А это Игорь, наверное. Саш?
- Угу, не мешай, я занят.
- Может, пойдем, не будем мешать твоему брату?
Андрей помотал головой, закрывая альбом:
- А чай?
- Хорошо, давай попьем чаю, - покладисто согласился Ладога.
Саша так и продолжал читать, ни на что не реагируя. На обложке было выведено «Жюль Верн. Таинственный остров».
- Я принесу, - Андрей вскочил, убежал на кухню.
- Так интересно? - поинтересовался Александр. - Даже на брата внимание обратить сложно, не оторвешься?
Саша что-то пробурчал, не отрываясь от книги, полностью ей увлеченный.
- И этому человеку тридцать два года.
- Дюшка, не нуди.
- Вообще-то, твой брат чай пошел наливать, - Александр поднялся с продавленного дивана, невольно морщась: грозу обещали не только метеорологи, и надо было успеть, пока не полил дождь, добраться до дома.
- Я чай принес. Ух ты, дождик идет, смотри, как небо почернело... ой, а если гроза?
- Не если, а уже, - вздохнул Ладога. - Придется переждать тут, иначе промокнем до нитки, а Зверя я не отмою до пенсии.
Андрей тут же плюхнулся с ним рядом. Саша оторвался от книги, вздохнул, зашторил окно, выключил свет. Александр обнял Андрея, пряча его в своих объятиях, прошептал на ухо:
- А грозы-то почему?
- Просто страшно, когда сверкает, - Андрей поуютней устроился у него в объятиях.
- Вороненок, поедем на роликах кататься в воскресенье?
- Поедем! А как твое колено?
- Ну, дома намажем, погреем, до послезавтра должно пройти.
Андрей стиснул его в объятиях, счастливый до невозможности.
Однако, до воскресенья Сашка даже по дому передвигался с трудом, виновато глядя на Андрея. А выходной, как назло, выдался просто замечательным - в меру теплым, не жарким, с ветерком, с грибным дождиком, прошедшим ночью и прибившим пыль.
- Мы же хотели покататься, давай, собираемся, - заметил утром Ладога, видя, что Андрей даже не заикнулся о роликах.
- Но как ты... у тебя же колено больное.
- На лавочке посижу, на тебя полюбуюсь, - хмыкнул мужчина.
- А, ну ладно, тогда потопали, я ролики прихвачу.
- Ты оденься сначала, не в трусах же пойдешь.
- А что, хорошие трусы, со слониками.
Сашка согласился:
- Изумительные. Одевайся, чудо мое.
Андрей быстро оделся. Ладога с трудом поднялся с кресла, старательно делая вид, что все в порядке. И даже обулся без помощи Андрея. А через два десятка шагов от подъезда остановился, привалившись к дереву плечом и втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.
- Может, все-таки, домой?
- Андрюш, ты дома со мной безвылазно сидишь постоянно. Уже бледный, как молоко, а на дворе лето. Тебе нужно на воздух. Давай, я попробую дойти до въезда во двор, если не расходится, то вернусь домой, а ты поедешь кататься?
- Ну, давай, - согласился Андрей.
До конца двора Сашка предсказуемо не дошел. Сел на лавочку и попытался отдышаться. Андрей плюхнулся рядом, обнял его.
- Все нормально, Вороненок, - Ладога погладил его по спине. - Ты иди, проветрись, развлекись. А я тебе любимый десерт приготовлю на ужин, у нас клубника есть.
Андрей чмокнул его в нос и унесся в свой любимый парк. Сашка посидел на лавочке, переждал, пока боль утихнет до приемлемого, терпимого уровня. И поковылял домой, ждать парня домой и заниматься учебными планами к сентябрю.
Время пролетало незаметно, Сашка время от времени поглядывал на часы, хмурился, замечая, как подбираются стрелки к шести вечера, потом к семи. Потом взял мобильник и набрал номер Андрея. Знакомая мелодия - начальные такты «Апассионаты» - раздалась откуда-то с дивана. Сашка чертыхнулся. Парень умудрился забыть мобильный, и явно не обращает внимания на время. И целый день уже голодный.
Андрей умудрился в парке познакомиться с компанией молодежи. Катался с ними и веселился, пока народ не стал расползаться, накатавшись до одури.
- У меня ноги гудят, - пожаловался Андрей, плюхаясь на скамейку.
- Ну, у меня тоже, - согласно наклонил голову Женька, искоса поглядывая на нового знакомого. Мороженого хочешь?
- Не-а. Уф-ф, до дому точно ползком добираться стану.
- Далеко? - парень плюхнулся рядом, почти разлегся, вытягивая ноги, закинул руку за спинку скамьи, почти касаясь плеч Андрея.
- Ну, минут двадцать ходу будет... у-у-ух, давно я так не гонял. По-моему, у меня уже колеса вместо ступней отросли.
- А чего тогда не переобуваешься? - Женька усмехнулся, придвинулся еще ближе, его ладонь как-то незаметно перекочевала со спинки скамьи на плечо Андрея.
- Еще минутку посижу и переобуюсь, - Андрей отодвинулся.
- Слушай, ты катаешься, как бог, симпатичный, веселый, ты мне нравишься, - роллер нагловато уставился на Андрея, снова придвинулся. - Чего изображать недотрогу, а? Я ж вижу, ты наш, - он стукнул себя по колечку в правом ухе.
- А табличку «занято» ты на мне не видишь? Ой, я ее дома забыл...
- Ну, если забыл, чего страдать? Табличка дома, значит, свободен. И потом, я тебя в койку не волоку вотпрямщас, - Женька рассмеялся, не отводя глаз. - Сначала надо попробовать, вдруг, не понравится? М?
- Нет уж, - Андрей вскочил. - Все, спасибо за компанию, мне пора.
- Да ладно тебе, рано еще. Сам же говорил - ноги болят, посиди, отдохни, - Женька дернул его за руку.
- А-ауч! - отреагировал Андрей, плюхнувшись прямо на колени Женьке.
- Пойма-а-ал, - довольно рассмеялся тот. - Ясно теперь, как ты на трамплине сальто крутишь - ты ж легкий, как кот.
- Сразу видно, что человек не видел ни одного настоящего боевого кота.
- А ты боевой? А пошипеть?
Андрей приподнял верхнюю губу и разразился злобным шипящим урчанием. Женька впечатлился. Настолько, что почесал его за ухом, как настоящего кота.
- Кис-кис, какие мы грозные.
- Руки убери, - Андрей попытался встать.
- Поцелуешь - отпущу.
- Не смешно, у меня колено болит. Отпусти.
- Ладно, - Женька пересадил его на лавочку, - так бы сразу и сказал.
Андрей нахмурился, потирая колено, так некстати разнывшееся, потом попробовал встать, ойкнул и плюхнулся обратно. Женька вздохнул, порылся в рюкзаке, шурша фантиками от шоколадных батончиков и попутно выкинув пустую бутылку от колы, достал какую-то баночку и эластичный бинт.
- Вот, на такой случай всегда с собой вози «скорую помощь». Ногу давай, сейчас все быстро пройдет.
Андрей повернулся к нему, подтянул ногу, укладывая на колени Женьке.
- Вот...
Пальцы у роллера оказались умелые и нежные, крем, впитавшись, сначала немного жег, потом колену стало тепло и даже почти не больно, особенно когда Женька замотал его бинтом и закрепил цветной булавкой.
- Спасибо, - Андрей расцвел улыбкой.
- Ай, ладно, такие мелочи. Вот черт... резинка слетела, а у меня руки в креме... Ты не поправишь?
- Конечно, сейчас.
Андрей потянулся собрать рассыпавшиеся рыжевато-русые пряди, Женька чуть наклонил голову, почти робко дотронулся губами до его щеки.
- Это лишнее, - шепотом возмутился Андрей, собирая ему волосы в хвост.
- А, по-моему, в самый раз, - парень чуть дернул головой, легко поцеловал.
- Да прекрати ты ко мне клеиться! - зашипел Андрей. - С тобой классно кататься, у тебя руки ласковые, и все такое, но вот такие поползновения - это излишне.
- Что, я совсем тебе не нравлюсь? Ну вот ни на капельку? Даже одного поцелуя не достоин? - в голосе Женьки прозвучало неподдельное сожаление.
- Одного поцелуя? Хм... Надо подумать. Ладно, одного достоин.
Целоваться с Женькой было совсем не так, как с Сашкой. Вообще, сравнивать было нельзя, даже думать об этом не хотелось. Сдержанный рокот мотора подъехавшего мотоцикла Андрей не услышал – у Ладоги на Звере стоял слишком хороший глушитель. И тяжелых, неровных шагов за спиной тоже. Только глухой, сиплый голос Сашки:
- Андрей, ты забыл дома телефон, - заставил его пушинкой слететь с чужих колен и обернуться.
- Саш… ты что тут… я…
Мужчина протянул ему сотовый. Пришлось брать, и ладони внезапно противно вспотели. Андрей боялся поднять глаза на Александра, смотрел в подбородок, и ему хватало видеть, как под кожей ходят желваки, и каменеет челюсть. Так же, как от боли, когда лицо спокойное, но вот эта окаменевшая челюсть, сжатые до хруста зубы выдают.
- Саш, я сейчас все объясню…
- Поговорим дома.
- Хорошо, я только переобуюсь…
- Я не тороплю, развлекайся, - Ладога развернулся и пошел к мотоциклу, прямой, обманчиво-спокойный, тяжело подволакивающий негнущуюся ногу. На полпути обернулся, улыбаясь неестественной, словно приклеенной, улыбкой. - Все в порядке, Вороненок.
Андрей торопливо переобувался, дергая шнурки кроссовок так, словно это они были во всем виноваты. Мотор Зверя рыкнул, мотоцикл дернулся вперед, проехал метров десять, вильнул и завалился набок. Сашка откатился к обочине, замер, неловко раскинув руки. Андрей рванулся к нему.
- Саша!
Мужчина был в сознании, перевел на парня расфокусированный взгляд, улыбнулся белыми губами:
- Все в порядке, я сейчас встану, Вороненок.
Андрей устроил его головой у себя на коленях.
- Где твой сотовый? Нет, лежи, тебе нельзя вставать.
- В нагрудном кармане. Андрюш, правда, все хорошо. У меня даже нога болеть перестала, наверное, от испуга.
А губы синели, неестественно расширенные зрачки не реагировали на свет, хотя заходящее солнце било Александру прямо в лицо. Андрей выхватил сотовый, быстро ткнул быстрый набор, зачастил координаты местности.
- Понял, выезжаем, - Анатолий Ильич не отключился, принялся командовать: - Проверь пульс.
- В-вроде есть.
- Соберись, Андрей. Есть или нет? Кровотечение?
- Пульс есть. Кровотечения... Нет, нету.
- Бледный? Вспотевший?
- Бледный. Губы синие. Зрачки расширены, на свет не реагируют.
- Подними ему ноги выше головы. Через пять минут будем.
Андрей смутно удивлялся какому-то кристальному воздуху вокруг, словно это все происходило не наяву, а во сне. И собственные движения казались заторможенными и вялыми. Рядом с ними остановилась машина «скорой», только не бело-красная, а раскрашенная в защитные пятна. Из кузова выпрыгнули два плечистых парня в белых халатах поверх формы, Анатолий Ильич. Сашку быстро погрузили на носилки и закатили в салон.
- Ты чего ждешь? В машину, бегом! Панику отставить!
- Мотоцикл надо вернуть на стоянку, - разговаривал Андрей тоже немного заторможенно.
- Никто его не тронет, позаботятся. Андрей, секунды на учете, бегом решай, куда ты.
Андрей оказался в машине раньше, чем мозг успел додумать мысль.
- Руку, - военврач дернул его за запястье, перетянул жгутом, вколол какую-то дрянь, от которой сердце забилось быстрее и сознание резко прояснилось. - Так, говорить можешь? Рассказывай, как он летел, как падал.
- Куда летел? А падал... Ну, когда мотоцикл завалился, он слетел, откатился и все.
- Значит, не в аварии дело. Приступы в последнее время были? Температура? Боли?
- Разве что нога, сегодня снова разболелась. Температура... Нет, не было. Приступов тоже.
Врач выдернул из креплений ножницы, наклонился над Александром, вспорол штанину до бедра. И выматерился, грязно и как-то беспомощно, глядя на расползшееся по ноге от середины икры до трети бедра неприятно-розовое пятно.
- Что это?
- Некроз костной ткани, если я не ошибаюсь. Звони Татьяне и Светлане. Будем решать, что делать.
Андрей не понял диагноз, однако в трубку его повторил, два раза. Света тоже не особенно понимала, а вот Татьяна придушенно ахнула.
- Пусть едут в военный госпиталь. Как часто у Сашки колено болело в последний месяц-два?
- Довольно часто, чуть ли не каждый день. А что... А что это за диагноз?
Врач посмотрел на Андрея, пожевал сухими губами.
- После ранения ему собрали сустав по осколкам. Он, по идее, вообще не должен был ходить, но за год встал на ноги. И даже на роликах катался, долбоеб. А кости не срослись до конца, или инфекция попала, или... да мало ли этих «или». Царапины хватило - попала зараза, сустав начал разрушаться. Если б Сашка хоть полгода назад мне пожаловался, я б еще мог что-то сделать, сейчас - вряд ли сумею спасти ему ногу.
- А его самого? Он... С ним все будет хорошо?
- Сердце у него сильное, справится.
Андрей кивнул:
- Это хорошо.
- А ты? Выдержишь? - врач сощурился, испытующе глядя на парня из-под кустистых седых бровей.
- Что?
- Инвалида рядом, дружок.
- Выдержу.
Анатолий Ильич хмыкнул, но развивать тему не стал.
В госпитале Сашку сразу же увезли куда-то за двери с табличкой «Хирургия», и Андрея туда не пустили, оставив в просторном светлом холле ждать сестер Ладоги. Он тут же забился в ближайший угол, слился со стеной и постарался думать о чем-нибудь нейтральном. Долго ждать не пришлось, девушки появились почти одновременно, подсели к Андрею, Света прижала его к груди.
- Андрюш, ты как?
- Не знаю. Нормально, наверное.
Вышел врач, оглядел всех троих.
- Через десять минут я его оперирую. Попробую все-таки спасти ногу, но если нет - значит, нет. Будет ходить с протезом.
Андрей к Свете прижался потеснее, его трясло. От страха, что случится что-нибудь плохое, от стыда за идиотский поцелуй...
- Спокойно, Андрюш, он и не из таких передряг выкарабкивался. Принести тебе водички? - Таня встала, деловитая и собранная, как всегда.
- Не хочу води-и-и-ички, хочу домой, с Сашкой.
- Тут уж не мы решаем, мой хороший, - Света погладила его по спине, как одного из своих мальчишек, успокаивая прикосновением широкой, теплой ладони. - Ему теперь тут валяться долго, а ты приходить будешь. Я сейчас позвоню твоему брату, ладно?
Андрей закивал часто-часто. Они поменялись местами, Теперь Таня Андрея обнимала, а Света вышла на улицу, говорить со старшим Мирославских. Александр примчался через полчаса, взъерошенный, бледный.
- Что с ним?
- С Андреем - ничего.
- Свет, я не дурак, понял. С братом твоим что? - Саша взял ее за плечи, заглянул в глаза. - Свет, ты только не реви, не реви, ладно?
- Да не реву я. - всхлипнула женщина. - Андрей там сейчас за всех вместе взятых слезоразлив устраивает.
Саша вытер ее мокрые щеки пальцами, обнял, прижимая так же, как она только недавно прижимала его брата.
- Все будет хорошо, Свет, идем, посидим. Мальчишек ты с кем оставила? С Мариной?
- Ага, с ней.
В холле Андрей поливал грудь Тани слезами.
- Дюшка, не реви, а то Таня станет огурчиком. Слабосоленым.
- П-почему?
- Потому что твои слезы ее пропитают, как рассол, - Саша ободряюще улыбался, чувствуя странное: Ладогу он не любил, и это еще мягко сказано. Но вот сейчас не мог вспомнить ни причин неприязни, ни самого чувства, которое давило и жгло, принуждая цедить при встрече слова сквозь зубы и демонстративно отворачиваться.
Андрей переместился к брату, видимо, решив, что тот влагозащищеннее. Еще час прошел в ожидании, а потом двери отделения распахнулись перед Анатолием Ильичом. Наревевшийся Андрей только вяло моргнул. Врач качнул головой:
- Мне жаль...
- В каком смысле? - голос сорвался на позорный писк.
- Ногу я Сашке не спас. Поражения тканей были слишком обширны. Но в целом он в порядке, завтра очнется от наркоза - тогда и посетителей можно.
Андрей сполз в обморок.
- Какая нынче молодежь, все-таки, хлипкая пошла, - почти возмущенно заявил врач.
Пить хотелось невероятно, Ладоге казалось, что он высох от губ до задницы, как сухая былина. А еще мерзко кружилась голова, перед глазами троились и расплывались предметы и лица, но Андрея он узнал, обрадовался, усмехнулся трескающимися губами:
- Вороненок... ты здесь...
- Ага, свил гнездо и жду, пока ты очнешься. Червей нарыл, сочненьких.
- А водички не припас? - Сашка передвинул руку, накрыл ладонью его запястье.
- Тебе нельзя воду. Могу дать яблоко.
- Андрюш, прости меня, пожалуйста.
- За что? Ты же ничего не сделал. Это я... Как идиот... Ты меня прости...
- Я тебя напугал, ты ж опять ночью бродить будешь.
Андрей взял его руку, потерся щекой о ладонь.
- Птенец... Андрюш, ты... если хочешь, я слова не скажу, встречайся, с кем хочешь, взрослый уже. Только поосторожнее, ладно?
- Мне никто, кроме тебя, не нужен.
- Ты не понимаешь, во что ввяжешься, если останешься со мной, - голос хрипел и прерывался, но это только от того, что в горле было сухо, как в пустыне Кара-Кум.
Андрей принялся понемногу скармливать ему тонкие полоски яблока.
- Вот, давай, без реплик главных героев боевика. Можно подумать, если я останусь с тобой, мне придется отстреливаться от десятка вооруженных бандитов.
- Я б предпочел бандитов, - честно ответил Ладога. Прожевал очередной кусочек, облизнулся, чувствуя, как потихоньку отступает жажда. - Вороненок, я серьезно.
- Я тоже. Я с тобой останусь. Это не обсуждается.
Сашка посмотрел ему в глаза, усмехнулся:
- О, вижу, птенец оперился, встал на крыло. Слова не мальчика, но мужа. Не обсуждаю, умолкаю и повинуюсь.
- Щас клювом стукну, - с чувством произнес Андрей.
- Я тоже тебя люблю, - Ладога потянул его к себе, еще слабыми руками, стараясь не шевелить иглы капельниц.
- Съешь еще яблочко. Зря я его тут ложкой нарезал, что ли?
- Что-то мне не ту сказку подсунули. Я тут, понимаете ли, спящего прынца изображаю, поцелуя жду, а мне Белоснежкой быть предлагают, яблоками кормят...
Андрей сунул в рот кусочек яблока и поцеловал своего спящего принца, впихнув яблоко тому в рот.
- Коварный, - прожевав яблоко, посетовал Сашка, улыбаясь.
- Да не то слово. Хочешь еще?
- Спать хочу, - честно признался мужчина. - Рядом с тобой.
- Спи, я рядом, - Андрей улыбнулся.
Уже засыпая, Сашка снова нашарил его руку, переплел пальцы.
- Ты, правда, не уйдешь?
- Никогда, - пообещал Андрей.