Тип: слэш, гет и черт-в-ступе
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: пока только одно: тройничок-с!
Статус: завершено
Авторы напоминают, что от ваших комментариев зависит, будем ли мы продолжать выкладку здесь, или нет.
Как и то, будет ли история закончена. Без комментариев и обсуждений и писать, знаете ли, не столь интересно.
Глава седьмаяПозже они обсудили будущее путешествие на Острова. То, что прожить там придется не меньше года, с течением времени стало понятно. За три года накопилось много дел, да и дом слишком долго ждал хозяев. А еще следовало наведаться в подаренный Ребекке на свадьбу надел и проверить, как там все.
— А на зиму можно отплыть в Кэр-Ис. Там теплее, все-таки уже не острова, климат мягче.
— Да, я помню, ты обещал какие-то особые лягушачьи лапки, — рассмеялся Нико.
— В изысканном соусе, а не просто так, — воздел палец кверху Кристиан.
— Ах, конечно. Может, все дело в этом соусе, а вовсе не в лапках? А если приготовить в нем земляного червяка? А личинок жужелицы? А…
— Хватит! Фу, откуда у тебя такое воображение, Нико?!
Доминико смеялся и прикрывал руками голову, по которой Кристиан пытался ему настучать подушкой.
— Хотя гусениц, говорят, кое-где едят… Но каких-то непростых. Но мы есть не будем!
— Точно? А вдруг они вкуснее раковых шеек?
— Нет! Не вкуснее…
— Но ты ведь не пробовал?
— И не хочу, — Кристиан фыркнул.
— А ты представь, твой бедный друг-профессор Лаквиа в тех своих джунглях наверняка и пробовал, и питался ими одними.
— И закусывал орхидеями. А как же иначе?
— Интересно, а та орхидея, которую он назовет твоим именем — она ядовитая? — задумчиво поинтересовался Нико и тут же скатился с постели, спасаясь от жаждущего защекотать мужа Кристо.
— Я вот точно! Куда пополз?
Герцог и герцогиня Саматти готовили грандиозный прием и бал к трехлетию близнецов, Доминико и Кристиан, временно забросив остальные дела, готовились к крестинам детей. В той же «Саграда Фамилиа», где они венчались, должны были крестить и их отпрысков, такова была традиция. Предстоящими были названы Анхель и Ребекка для Лучиано и Стефан и Соланж, троюродные дядя и тетя Доминико, для Миель.
— Я почему-то очень волнуюсь, — признался Кристиан. — Понятия не имею, что будет происходить. И как я вообще это переживу. Хочется упасть в обморок и очнуться к концу церемонии.
— Кристо, это всего лишь церемония крещения. Детей окунут в купель с морской водой, это не повредит им, после начертают освященным елеем знак на лбу и вернут предстоящим.
Кристиан закивал, потом снова принялся нервно покусывать губы.
Собор был украшен белоснежными лилиями и ветвями лавра, ярко горели лампады и свечи, от курильниц поднимался ароматный дымок. Торжественно звучал орган, к сводам взлетала музыка, от которой щемило сердце и наворачивались слезы на глаза от какого-то светлого и радостного чувства. Кристиан пару раз носом тоже шмыгнул.
На церемонии присутствовали только предстоящие, родители и священник со служкой, не зря же она называлась Таинством крещения. А в палаццо их уже ждала вся семья, готовая праздновать. Лучиано и Миель были наряжены в одинаковые белоснежные сорочки, длинные, украшенные кружевами и вышитыми серебром лилиями. Они спокойно стояли рядом с родителями на бархатных подушечках, чтобы не застудить босые ножки. По знаку священника Доминико и Кристиан подняли их на руки и передали Анхелю и Стефану, и те понесли малышей к огромному серебряному сосуду, изукрашенному аквамаринами и чеканкой, наполненному чистой морской водой. Священник нараспев читал крестильный канон. Кристиан с любопытством наблюдал за тем, как это происходит. Новая сторона жизни. Он старался запомнить это, запомнить накрепко, ведь это такая важная веха в жизни их детей и их самих. И так красиво. Миель пискнула, когда их усадили в чашу купели, засмеялась. Лучиано даже не дрогнул, как и подобает мужчине. Священник зачерпнул воды ладонями, трижды окатил ею каждого ребенка, затем они со служкой подняли их и передали Ребекке и Соланж. На мозаичный пол лилась вода с мокрых рубашечек, но на это никто не обращал внимания. Священник принял потир с елеем, обмакнул в него палец и размашисто начертал на мокрых лобиках детей священные знаки.
— Ныне нарекаются чада сии Лучиано Доминико и Глэдис Миель, да пребудет с ними благословение Господне!
Кристиан улыбался с ноткой растерянности. Это был красивый обряд. И почему-то очень трогательный. В боковом притворе их ждали полотенца и сухая одежда для малышей, их вытерли и переодели. Нико оставил богатые дары храму, и они все отправились домой.
— Я не совсем понимаю это таинство, но оно очень красивое, — признался Кристиан.
— Теперь у детей как бы есть еще родители. Если что-то случится с нами, они станут им родными, приняв все заботы на себя.
— А разве это не могли б сделать остальные родственники?
— Это будет делать вся семья, Кристо, — улыбнулся Доминико. — Но представь, что кроме Анхеля и Бекки у меня никого нет? Что они — единственные мои друзья и близкие. Не у всех в этом мире есть большая семья. Затем и обряд, чтобы не оставлять детей сиротами, если что-то случится. В Сагранзе, конечно, есть сиротские приюты. Но там оказываются дети, у которых совсем уж никого не осталось. Остальных забирают на воспитание крестные или родичи.
— Я понял, — кивнул Кристиан. - Да, в этом есть какой-то смысл.
— А какой смысл Таинства крещения на Островах? — полюбопытствовал Нико.
— Я не знаю, — растерянно признался Сент-Клер.
— Посвящение ребенка Богу, — пришла ему на помощь Бекки. — У нас считается, что до крещения у младенца нет ангела-хранителя.
— Вот, — закивал Кристиан. — Обретение ангела-хранителя.
Доминико не стал спорить, просто напомнил, что у близнецов уже есть ангел-хранитель. Вернее, мале-хранитель, тот юный любопытный малефис, который рискнул заглянуть в колыбельку королевы и едва не лишился глаз. Любопытство как раз объяснили возрастом, взрослые малефис ждали королеву терпеливо, но этот, совсем юный, решился прокрасться и посмотреть. Кристиан знал, что он всегда рядом. Даже здесь, в городе, он незримо присутствует неподалеку. Разве что в церкви его не было, и то он не мог за это поручиться. Малефис умели растворяться в окружающем мире так, что становились невидимками. Юношу звали Элиа, и он оказался очень ответственным охранником. Когда близнецам было по два года, он спас их от змеи, заползшей в сад, на которую неугомоны наткнулись, гуляя. Они хотели поиграть с ней, но разозлили. Элиа отвлек змею и поймал, утащив подальше. Убивать не стал — она же не была виновата в том, что приползла погреться на камне.
Кристиан постепенно отношение к Элиа сменил на более теплое. Все-таки тот верно охранял Миель и Лучиано.
— Начинаю привыкать к чудесам вокруг, Нико.
— То ли еще будет? — усмехнулся тот.
Прием, устроенный в честь близнецов, вышел едва ли не роскошнее императорского. Впрочем, чему удивляться, если на нем присутствовали и император Альфонсо, и его супруга, и еще многие приближенные, являвшиеся членами дружной семьи Саматти. Кристиан, успевший от такой роскоши отвыкнуть, понял, что у него болит голова от обилия света и блеска. Он пожаловался Доминико, и тот под предлогом того, что детям пора спать, увел и мужа, оставив гостей на герцогскую чету.
— Прости… — виновато сказал Кристиан.
— За что? — удивился Нико. — Все хорошо, mi caro. Отдыхай.
— Я немного отвык от такого блеска.
— Нам придется посещать балы при дворе Георга, когда поедем в Савентум. Нужно привыкать снова, но потихоньку.
— Да, но там будут семейные вечера, для семей с детьми, блеска должно быть меньше. Да и народу тоже.
— Хорошо, — согласился Нико. — А теперь отдыхай. Мне придется вернуться к гостям еще ненадолго.
Кристиан улыбнулся, прикрывая глаза:
— Возвращайся скорее, я уже скучаю без твоего присутствия.
И это было правдой. Кристиан чувствовал: связь между ними столь прочна, что расставание даже ненадолго приносит желание вжаться друг в друга, врасти и стать единым целым при встрече. Для него, ранее привычному к одиночеству с самим собой, это было чем-то странным, почти нереальным. Как можно настолько быть единым с кем-то? Это даже пугало. Они вместе уже почти четыре года. Это было так… необычно. Эти годы пролетели так быстро, что Кристиану показались одним глубоким нырком. И вот сейчас он вынырнул, чтобы набрать воздуха в грудь, и в ошеломлении оглядывается. А вокруг все изменилось. Он больше не один, у него есть двое детей, три изданных книги по теме, о которой раньше, в Савентуме, он даже не задумался бы. У него масса студентов и приятелей, целая куча друзей из числа Саматти. Да у него, в конце концов, вернее, в начале начал — любимый муж!
— Я самый счастливый Двуликий Островов, — сам себе сказал Кристиан.
Он закрыл глаза, улыбаясь, и уснул. За стеной спали в детской их дети, из бального зала доносились отголоски музыки. За окнами, во внутреннем дворике палаццо пели соловьи, и журчал фонтан.
Когда Нико явился, Кристиан ощутил его присутствие, приоткрыл глаза:
— Иди сюда.
От сагранзца немного пахло вином и тем пьянящим, терпким, древесным ароматом, который сводил Кристиана с ума с их первого свидания у озера Даркмайр-холла. Он быстро разделся и нырнул в постель, прижимаясь к мужу.
— Как все прошло? Закончилось?
— Да, прием закончился, кто хотел остаться — тот остался, остальные разъехались. Завтра разберем подарки.
Кристиан обнял супруга, наслаждаясь этим теплом, этим запахом. Он проспал едва ли два часа, но чувствовал себя уже гораздо лучше, не таким усталым, да и в висках больше не пульсировало от неприятной боли. Доминико потянулся к нему, поцеловал, как всегда — слишком чувственно для обычной ласки. Кристиан с готовностью ответил, будучи не против предаться плотским утехам на ложе любви. Он даже не ощутил обычного волнения, когда понял, что снова незаметно для себя оказался в ведомой роли: знал, что Нико остановится по первой же просьбе. Можно было наслаждаться ласками, все больше распаляясь, лишь затем плавно перехватить инициативу, чтобы снова вести в этом почти что танце.
Сперва Кристиану казалось, что он немедля уснет, но затем, когда они уже лежали, насытившись любовью, мысли окутывала лишь странная дремота, не мешая течь размышлениям лениво и расслабленно. Столько всего произошло за четыре года с момента свадьбы. Дети… Да, долг выполнен, вскоре уже можно будет отправляться с Нико вместе в путешествие, как они и мечтали, посмотреть мир. И никакой больше женской ипостаси, вернее, иногда, когда того захочет Нико или потребует светский долг. Можно больше не пытаться делать вид, что Кристина Сент-Клер — отдельное от него существо, все уже в курсе, что Кристиан — Двуликий, а значит, мужской его облик вполне удовлетворяет всем правилам двора.
Кристиан улыбнулся — надо будет как-нибудь расспросить Нико, насколько со стороны заметны в Кристиане изменения. Сам Сент-Клер даже не мог из-за проклятого женского обличья здраво оценить, изменился ли он, насколько эти изменения заметны. И как они проступят в будущем. На этой мысли Кристиан, наконец, уснул. Ему снились неизвестные города, люди в странных одеждах, чужая речь и Доминико, в котором лишь угадывался тот восторженный юноша, в которого он без памяти влюбился. Во сне рядом с Кристианом была едва ли не копия герцога Саматти, разве что чуть поменьше ростом, мощный, уверенный в себе мужчина, боец, со скупой улыбкой, искристыми молодыми глазами и поседевшими висками. Себя он видеть во сне не мог, но догадывался, что тоже весьма изменился.
Сон забылся быстро, оставив по себе только ощущение предвкушения и отголосок азарта. Дальше дни полетели с поистине сумасшедшей скоростью, время, словно вырвавший из рук повод конь, неслось куда-то вскачь. Они уехали в Савентум, где их ждал заскучавший, словно пес без хозяина, дом, а еще горы дел. Делами занимался Нико, оставив дом, приемы и воспитание детей на Кристиана. Кристиан же воспользовался приглашением Лекса, и дети большую часть времени проводили вместе с Амалией и их с Александром сыном Раймондом, которого все называли пока просто Рэй.
— Семья растет, — улыбался Кристиан.
Он был нарасхват: как же, Двуликий, Рыцарь, доктор этнографики, да еще и изменившийся до неузнаваемости. Кристиан и сам заметил, что может спокойно игнорировать чужое мнение, стал увереннее в себе. И с изумлением смотрел на тех, кто оставался в Савентуме, на старых знакомых. Они словно застряли в одном времени, как мухи в янтаре. Неизменные комплименты и сплетни, неизменная атмосфера мелкой возни, разбавляемая редкими скандалами. Что это? Консервативность или уже просто косность? В Сагранзе он привык совсем к иному, и тем более неприятно оказалось сравнение прогрессивного имперского двора и родного островного. Сонная тишина старых сырых замков, неспешное течение времени и реки, омывающей столицу. Кристиан окунался в это, вспоминая рассказы коллег о старых недвижных камнях далеко среди джунглей. Такие же следы былого, хранящие древние тайны. Иногда ему думалось, что джунглей на Островах не будет, но будет лес, как в Эльберри или Кентре. И среди вековых буков и вязов будут медленно рушиться под массой плюща и камнеломки бывшие некогда гордыми и богатыми старые гнезда аристократии. И ученые будут пытаться восстанавливать архитектуру и с умным видом обсуждать гербы. Ему пришлось потрясти головой, чтобы вытряхнуть из нее эту картину. Нет, вряд ли такое будущее ждет Острова. Скорее всего, та молодежь, которая нынче учится в прогрессивных Сагранзе и Балтии, вернется и начнет изменять уклад жизни, требуя нового. Да, в Кэр-Исе тоже понемногу меняется все. Мир не стоит на месте. А общество Островов не настолько закостенело в привычках, чтобы не измениться и уйти в небытие, как те неизвестные царства в джунглях, о которых писал Джакомо Лаквиа в своих письмах к «донне Кристине».
Кристиан отсылал профессору Лаквиа пространные письма о погоде и еде, как истинный аристократ, расписывая это на четыре страницы. В ответных письмах проскальзывало что-то такое, отчего на губах Кристиана вспыхивала усмешка: восторженный молодой ученый, кажется, успел влюбиться в Кристину Сент-Клер и возвести ее на пьедестал своей Дамы Сердца, как в старых рыцарских балладах. Ничего, ему полезно. Нелишним будет повод выжить в джунглях. Сравнивать его с Доминико даже не получалось, они были слишком разными. Да и влюбленность эта… Нико принимал его всего, со всеми потрохами и изменчивой сутью. Джакомо же видел и восторгался именно Кристиной, о Кристиане он старался не упоминать, будто этого вообще не было. Иногда Крис думал, что это, не приведи Господь, второй вариант Роберта Киркуорта.
— Только вот его в комнату с решетками не спрячешь, он-то здоров, — вздыхал Кристиан.
— И он далеко, а экспедиция — дело опасное, — пожимал плечами Доминико. — Не бери в голову, mi amante, это просто влюбленность. Он вернется и женится, в конце концов, ему продолжать род Лаквиа. Как его вообще отпустили в неизвестность, я не понимаю.
— Он зануден настолько, что проще было отпустить, видимо.
Нико посмеялся и согласился. Сам он тонул в завалах бумаг и с трудом выгребал в морях информации, требующей вдумчивого осмысления и взвешенной реакции. Он отчаянно завидовал отцу, который со всем этим управляется играючи, ведя дела своего рода твердой рукой. И еще он понимал, почему герцог запретил ему перекладывать принятие решений на управляющих: Доминико должен был научиться просчитывать все результаты своих вложений, биржевой игры и прочим тонкостям управлением гигантским состоянием рода.
Кристиан же развлекался тем, что придумывал причины отказам посетить тот или иной прием, со вкусом и выдумкой расписывая это в письмах. Не хотелось никуда ехать, вывозить детей, улыбаться. Правда, отказать всем он не мог. Приглашение родича Лекса по матери, капитана Уильяма МакТавиша он принял. Было любопытно взглянуть на того, кто не побоялся пересудов и заключил настоящий тривиум.
— Интересно, какая у него жена… И муж. Лекс ничего не рассказывает толком.
— Ты хочешь поехать? Говорят, Перт красив, а еще он стоит на минеральных источниках, — задумался Нико, отложив в сторону бумаги. От цифр уже рябило в глазах, и отдохнуть хотелось просто нестерпимо.
— Звучит просто отлично. Почему бы и не сбежать из столицы?
— Александр сказал, что собирается в рейд и, если мы примем приглашение Уильяма, отправит с нами жену и сына, дескать, им тоже полезно вырваться из Савентума.
— Небольшая семейная поездка? — Кристиан кивнул.
— Скорее уж — большая, — смешливо фыркнул Доминико. — Прикажи готовить наш рыдван для путешествий, любимый. Пусть Шарль посмотрит, не нужно ли его отправить в починку, ну, обивку сменить, там, или рессоры подтянуть.
— Хорошо, скажу ему. Он обрадуется, что у него есть работа…
— Ну, работа у нашего конюха будет всегда, пока есть кони.
Своих лошадей они оставили с Сагранзе, ведь на Островах собирались прожить лишь год, не более того, так что по приезду в Савентум они сразу отправились покупать лошадей для выездов и прогулок. Упряжные же в Даркмайр-холле были всегда, так что Шарль Дювье не оставался без работы и в прошедшие четыре года.
Кроме двух красавцев-рысаков лучшей на Островах породы были куплены и пони: Кристиан решил, что три с половиной года — достаточный возраст, чтобы посадить детей в седло и приучать их к ответственности.
— Эти животные не могут сами о себе позаботиться, — наставительно произнес он. — И ваша задача — за ними ухаживать, насколько мы можете.
Шарль был растроган: ему поручили научить господских малышей обихаживать пони. Он и учил, старательно сдерживая в узде язык, чтоб не получить по шапке за неподобающие слова, которые дети могут услышать. А уж то, что запомнят они их влет, он не сомневался.
Элен Дювье скромно испросила позволения на брак с Валенсо. Повар, наконец, добился своего, уговорив ее выйти замуж. Ждали только приезда хозяев, чтобы получить их одобрение. Доминико обрадовался и позволение дал, еще и свадьбу организовал на свои средства.
— Все вокруг женятся, — заметил на это Кристиан. — Как поветрие.
— Это же хорошо. Значит, они находят свое счастье. Кристо, а где дети?
Близнецы только что мирно играли на ковре в гостиной, собирая из оправленных в серебро эмалевых пластинок картинку. Но сейчас их там уже не было. Не то, что Нико сильно волновался бы о них… Элиа, юноша-малефис, последовал за ними в Савентум, хотя его отговаривали все, даже Кристиан. Ему было тяжело приспособиться к чужой природе и вечной сырости, но свой добровольно принятый долг хранителя королевской крови он покидать отказывался.
— Только что были тут, — Кристиан отправился на поиски.
Дети и Элиа обнаружились в саду, на качелях, которые Доминико приказал повесить на ветку могучего старого дуба. Малефис нараспев рассказывал им одну из древнейших баллад из мифологии своего народа. Кристиан тут же схватился за записную книжку и карандаш, без которых с момента начала работы над своими исследованиями из дому не выходил. Такую он еще не слышал, это необходимо было исправить. Карандаш так и летал по страницам. Говорил Элиа с акцентом, но было понятно, что старается передать особенности легенды на родном для малышей языке. Впрочем, близнецы уже знали довольно много слов на странном наречии малефис, нахватались кое-чего от морских сестер и братьев, старательно учили язык Островов. Кристиан писал на родном языке, так было проще, пальцы сами выписывали буквы, не приходилось вдумываться.
— И когда на землю Кьенлада пришла беда, неизвестная болезнь, от которой уходили в Туманные Долины и старики, и дети, он защитил своих родных, приняв все на себя. С тех пор имя его — это плач по тем, кто уходит, и если вдруг вы услышите в тишине рассвета долгое «Эвоэ-Эвоэ-Эна», — Элиа пропел это низким, протяжным стоном, от которого Кристиана пробрало дрожью, — знайте, что кто-то из малефис сейчас оплакивает свою потерю.
«Красивая легенда», — решил Кристиан, закрывая записную книжку и пряча ее в карман.
— Опять убежали? — весело позвал он детей.
— Папа! — близнецы тут же кинулись к нему, повисли на руках, наперебой принимаясь рассказывать о своих открытиях. В саду они нашли ежа, а в пруду были рыбки, «во-о-от такие, папа!», а еще Элиа показал им гнездо ворона и хозяина гнезда, который гордо восседал на высокой ветке и не обращал внимания на людей.
— Вы ведь не обижали ежа? — Кристиан обнимал их.
— Он колючий и свернулся в клубок, но Элиа взял его на руки и уговорил развернуться. У него мокрый нос и усы, как у кошки.
— И ушки. И хвостик есть. Папа, а можно взять его домой?
— Еж должен жить в саду. Это не домашний зверь.
— А кису? На конюшне кошка родила котят, они такие крохотные!
— Кошку можно, — решил Кристиан. — Но только после возвращения из Перта. Я искал вас, чтобы сказать, что мы с тетей Амалией и Реем отправляемся в гости. Месяца на два.
Дети сразу же обрадовались, запрыгали. С Реем они сдружились, не мешала и разница в возрасте. Шустрый мальчишка не отставал от своих старших друзей в играх, они же старались сделать так, чтобы он за ними успевал, опекали и трогательно заботились о нем.
— Мне нравится, что они дружны. А Рей забавный, такой милый и неуклюжий, — восторгался Кристиан вполголоса.
Теперь вот они собирались к другой семье. Кристиан как-то выпустил из виду, есть ли у МакТавишей дети. И если есть, сколько им лет… Об этом он не преминул спросить у Амалии, когда уже собрались ехать.
— У Эдме дочь, пока совсем малышка, всего годик ей. Это Уилла дочка. Эдме писала, что хотела бы родить и Вику, но тот пока не согласен.
— Очень хочу познакомиться с новыми родичами.
— Думаю, они тебе понравятся, — усмехнулся Доминико, усаживая в карету детей, помогая подняться дамам — с Кристианом ехала Джоанна. Элиа опасливо забился в угол на половине для слуг, он все еще не привык к человеческим средствам передвижения.
— Учитывая, что там будет родич тетушки — весьма-весьма.
— Уилл в отпуске, да, а Вик после ранения в стычке с пиратами все еще не оправился, поэтому сидит на берегу. Но, думаю, оба скоро сбегут из дому. Не привыкли они к берегу, — Амалия фыркнула. — Как и мой Лекси.
— Что поделать, дорогая Амалия, путешествия манят исследователей, моря — моряков.
— Ты тоже собираешься умчаться, едва подрастут дети? — она посмотрела на Кристиана, словно оценивая степень его нетерпения. Тот закивал, рассмеявшись.
Рэй рассказывал друзьям о папе, который уплыл на во-о-от таком корабле с парусами и настоящим якорем в море, и приплывет назад через два месяца. И что он обещал привезти Рэю настоящий морской кортик. Половину слов взрослые не понимали, но очень хорошо понимали дети.
— И как они ухитряются вообще общаться? — недоумевал Кристиан.
— Это магия! — Элиа воздел руку к потолку кареты с совершенно серьезным выражением на лице. — Дети понимают детей гораздо лучше, чем взрослые взрослых.
— Да уж, иначе, чем магией, это не объяснить…
— Магия здесь, — малефис приложил руку к груди, потом постучал себя по лбу, —, а не тут. Магия — это связь сердец. У тебя и Нико — такая связь. У королевы и ее брата — такая связь.
Кристиан полюбовался на весело переговаривающихся детей и кивнул.
— А ты сам? Как ты их понимаешь? — Амалия улыбнулась юноше, тот зарделся, смущенно отвел глаза, но все же ответил:
— Сердцем. Я слушаю сердцем.
Кристиан убедился, что детям весело, принялся расспрашивать Амалию о делах. Женщина охотно делилась с ним новостями и сплетнями, как баронесса Хантингтон, она была вхожа в модные салоны Савентума, как личный поставщик вкуснейшей сдобы и пирогов, общалась с самой королевой, легко выучив балтский.
— Как здоровье ее величества? Она привыкла к Островам?
— О, ее величество беременна вторым ребенком, врачи говорят, что возможна даже двойня. Его величество в счастливом шоке. Впрочем, думаю, он будет носиться с этим ребенком или детьми столь же трепетно, как и с первенцем.
— Я очень рад за них. А вы не думали о втором?
Амалия улыбнулась:
— Нет нужды думать. Я сейчас беременна, третий месяц пошел.
— Поздравляю, — Кристиан улыбнулся. — А я свой долг исполнил, чему безмерно рад.
— И больше не хочешь?
— Да упаси меня Создатель.
— Неужели было так страшно?
— Скорее, пугало осознание того, что придется в женской испостаси находиться столько времени.
— Но ведь они равноценны, Крис. И женская ипостась в тебе требует внимания так же, как мужская. А если ты станешь ограничивать ее, это вылезет боком, — Амалия нарочно говорила грубовато, вспомнив просторечные выражения.
— Нет, они не равноценны. Это как цвет глаз — природное, только и всего.
— А, по-моему, ты говоришь совершеннейшие глупости! — фыркнула женщина. — Значит, когда ты в женской ипостаси, ты ущербен, а когда в мужской - нет?
— Я не говорю, что ущербен. Я говорю, что она мне не нравится.
— Почему? — Амалия, похоже, вознамерилась вытащить из Кристиана все его тайные страхи и недоговорки.
— Просто не нравится.
— Чем? — не унималась баронесса.
— Нужно менять поведение, подстраиваться под мнение общества.
— Зачем? Веди себя так, как привык.
— Я и веду, — усмехнулся Кристиан.
Доминико во время этого разговора помалкивал. Вообще, он тоже считал, что Кристо не прав, и обе его ипостаси имеют равные права на существование. И любил он их одинаково, ему не хватало того времени, что Кристиан скупо отводил женской.
— А что скажет мой дорогой муж?
— Я ведь уже говорил тебе, Кристо. Я люблю тебя всего. Поровну, и как мужчину, и как женщину. Но влюбился я в мою чудесную донну, этого не изменить.
Кристиан развел руками.
Доминико перебрался к детям, которых монотонное покачивание кареты начало усыплять, помог им устроиться на откидных кроватках с веревочными бортиками, укрыл и вскоре сам задремал, откинувшись головой на плечо малефис, который сидел тихо, не смея пошевелиться. У Кристиана глаза тоже понемногу слипались. Он согнал Элиа с места, уложив голову Нико себе на колени, устроился, подсунув под спину подушку. Вот нечего, это его привилегия — спать с мужем рядом. Элиа, то ли все прекрасно понимая, то ли просто принимая это как должное, уселся рядом с Амалией, которая потихоньку занялась вязанием крючком, прихваченным из дому. Покачивание экипажа совсем разморило Кристиана, было уютно дремать, обняв супруга, ни о чем не беспокоиться.
К вечеру Шарль направил лошадей к постоялому двору, шильду с названием которого он увидел у дороги. Это оказалась почтовая станция, где была весьма неплохая гостиница, каретный двор, трактир и даже ресторация для высокородных проезжающих.
— Проверим, чем тут кормят, — потер руки Кристиан.
Кормили неплохо, хотя и скромно. Дети, выспавшиеся за время пути, едва ли не прыгали, им хотелось движения, так что Доминико, утолив голод, увел всех троих смотреть на лошадей и вообще прогуляться.
— Такие сгустки энергии, — Кристиан неторопливо поглощал еду.
— Им требуется мужская рука, — заметила Амалия.
— Пускай пока развлекаются, пока еще могут.
Баронесса только качнула головой, увенчанной короной из кос.
— Детей нужно воспитывать с самого раннего детства. И никогда нельзя попустительствовать им. Если нашкодил — наказывать.
— И в итоге вырастет…?
— Копия твоего мужа.
— Вот-вот.
— То есть, тебе не по нраву характер Доминико? — удивилась Амалия.
— По нраву, конечно же.
— Тогда с чем ты не согласен?
— С лишением детства. У меня его не было. Не скажу, что хочу такого же своим детям.
— А Доминико лишали детства? По-моему, он собирается воспитывать ваших детей так, как это делали с ним.
— Груз ответственности, и ничего кроме?
— Он несчастен?
— Я стараюсь делать его счастливым.
Амалия кивнула и принялась грызть яблоко, игнорируя ножичек для фруктов. Ей, вот именно сейчас, было наплевать, что подумают лакеи и официанты в этой ресторации о ней.
Глава восьмаяВскоре путешествие продолжилось. Кристиан перечитывал свои записи, мысленно обрабатывая то, что успел насобирать. Доминико же просто отдыхал в пути, занимался детьми, учил их счету на пальцах, рассказывал то ли сказки, то ли легенды морского народа на его странном языке, слишком непривычном человеческому уху. Горло полукровки-малефис было способно издавать звуки нужного тона с трудом, но Доминико было это интересно.
Наконец, повеяло морем.
— Перт. Город-порт.
Город на холмах, с яркими черепичными крышами, с домами, похожими на пряничные игрушки, узкими извилистыми улочками и широкими прогонными проспектами, где тротуары отгораживались от мощеной булыжником мостовой корабельными цепями, закрепленными якорными стойками. Город, где флюгера на крышах изображали корабли, а в порту и на внешнем рейде словно вырастал лес из мачт, перепутанных лианами такелажа. Кристиан широко раскрытыми глазами взирал на все это с детским восторгом. На улицах слышался многоголосый говор, можно было увидеть самые невероятные наряды и самых странных людей. Конечно, в сагранзском порту можно было понаблюдать совершенно такое же столпотворение, но Кристиан, даже садясь там на корабль, не обращал внимания на толчею города.
— И где же этот дом… Нас ведь встретят?
— Нет нужды. Дом Хантингтонов за городом, — Амалия постучала Шарлю в переднюю стенку кареты, объяснила, как проехать к «розовому особняку». — Я уже была здесь трижды.
— Тогда беспокоиться не о чем.
Кристиан не представлял пока, каким может быть дом этих людей. Уилла он видел пару раз, когда еще жил в горах, в юности. В памяти мало что осталось, разве что похожесть этого парня на весеннего медведя — лохматого и худого. Наверняка он уже стал покорпусней. Но вот узнает ли его Кристиан? Сомнения отпали, как только карета въехала в распахнутые настежь кованые ворота. Мужчина, стоящий на высоком и широком крыльце особняка, мог принадлежать только к роду МакТавишей. И дело было даже не столько во внешности, сколько в том, что он был облачен в традиционную для горцев одежду. Ну, и еще глаза — яркие, как горные озера.
— Родич! Вот сразу узнаю!
— Эгэй, да неужто это тот самый малыш Кристиан? — Уилл поспешил сойти с крыльца и открыть двери кареты, откидывая лесенку.
— Малыш? Если только с тобой рядом, медведь.
— Йети. Меня тут все так зовут, — хохотнул капитан МакТавиш. — Амалия, детка, и ты к нам! И Рей! Вот счастье-то Эдме будет. А это кто такие красивые? Крис, представишь?
— Мой супруг Доминико, наши дети, Миель и Люциан. А это Элиа, их телохранитель. И Джоанна, наша няня и камеристка.
Доминико протянул руку, достаточно легко выдерживая костоломное рукопожатие моряка. Усмехнулся, сверкнув глазами:
— Наслышан о вас, капитан МакТавиш.
— А кто эта прекраснейшая дама? — Кристиан углядел девушку, выскочившую навстречу.
— Эдме, наша с Виком жена, — представил ее Уилл. — Но знакомиться будем в доме. Прошу, дамы, господа. Ветер нынче с моря и достаточно холоден для начала осени.
Кристиану в доме весьма понравилось.
— Уютно. И тепло.
За четыре года дом обзавелся гостевым крылом, к которому вела крытая галерея, травяным садом и несколькими хозяйственными постройками. Остальное осталось неизменным: уютная гостиная, над камином в которой висел портрет последнего из баронов Хантингтон, кухня, столовая, в которой устраивались есть только тогда, когда в доме были гости.
— Папа, смотри, кошка!
— Мрра?
Королева, покой которой уже год был смущен присутствием в доме ребенка, узрела еще троих маленьких людей и распушилась, как шар.
— Мр-р-рш!
— Кажется, она не в восторге от детей.
— Ревнует, — хихикнула Эдме. — Она долго была единственной, с кем возились и кого тискали и ласкали. Теперь с трудом привыкает к тому, что есть еще кто-то кроме нее.
— Ничего, она полюбит ребенка.
— Скорее, привыкнет к нему. Она ведь Королева.
В гостиной, где дети на удивление чинно расселись, с любопытством осматриваясь, Уильям внимательно оглядел брата.
— Я не изменился, — хохотнул Кристиан. — Не в этом теле, знаешь ли.
— А еще детей не планируете? — добродушно поинтересовался Уильям.
— Ни в жизни, — отрезал Кристиан, скрипнув зубами.
Доминико сжал его ладонь. Когда Кристо так говорил, он начинал испытывать иррациональную вину. Ну и просто было неприятно. Нет, он понимал, что Двуликому пришлось пережить не самое легкое время в женском облике. Но такие слова ранили, будто дети — это что-то ужасное, а он — чудовище, по вине которого они вообще появились на свет. Кристиан погладил его руку кончиками пальцев, одарил светлой улыбкой.
— Знаешь, все же изменился, — хмыкнул Йети. — Сразу и не заметно, но ты стал поспокойнее, вроде.
— Да я никогда особо бойким и не был.
— Я не о том, Крис, совсем не о том. Ты рассказывай, как живете, у муженька твоего, гляжу, не то, что слов, снега зимой не допросишься.
— Неплохо живем. Я почти отвык от Островов, — Кристиан вздохнул.
— Так вы не собираетесь тут жить? Ну, да, в Сагранзе же тепло и цивилизация, не то что у нас тут, замшелые традиции и болота.
— Уже не такие замшелые, — подал голос Нико. — Постепенно расшевелят и эту тихую гавань.
— Вот, навещаем родственников, знакомимся, — усмехнулся Кристиан.
Эдме и слуги подали ужин, всех пригласили в столовую. После ужина дамы, прихватив детей, удалились в комнату хозяйки, любоваться вышивкой и, конечно же, сплетничать о своих мужчинах, вернее, хвастаться ими, а оные мужчины переместились в кабинет, пить односолодовый виски за приятной беседой. Там Кристиан с упоением рассказывал о Сагранзе, о виноградниках, о теплом климате. Не забыл упомянуть и то, каким успехом пользуется дама Кристина. Своими научными достижениями он гордился, и по праву.
— Я планирую издать монографию, посвященную Островам и их легендам, так что, пока мы здесь, буду трясти вас и требовать все байки, которые только помните.
— Этого добра у нас хватает, — согласился Уильям. — Никогда б не подумал… Моя милая сестрица — и вдруг очаровывает ученых сухарей.
Кристиан зашипел, как уголек под каплями воды. В последнее время он отчего-то весьма резко и негативно реагировал на упоминание своей женской ипостаси кем-то другим, лишив любимого супруга счастья лицезреть себя в этой форме. Доминико пытался узнать, в чем причина такой немилости, но отступил, опасаясь спровоцировать ссору. И, признаться, успел соскучиться по милой и нежной Кристине.
— Ну-ну, — только посмеялся Уильям. — Не кипятись, а то весь на пар из ушей изойдешь.
Кристиан фыркнул. Это Доминико мог не понимать, отчего его так трясет. Сам же он прекрасно отдавал себе отчет, что просто никак не может решиться на то, что было обещано уже очень давно. Почему именно сейчас он начал об этом думать чаще? Вот это и для него самого оставалось загадкой. Он думал, что на Островах решимости прибавится — куда там. Хотелось цепляться за одеяло каждую ночь. Доминико не настаивал, но Кристиан понимал — так дальше продолжаться не может. Он не должен лишать супруга инициативы в постели, а раз принимать женскую ипостась во время соития ему претит, стоит решаться. По правде говоря, он просто боялся снова забеременеть, ведь во второй раз это может случиться с гораздо большей вероятностью. Может быть, этой ночью получится преодолеть страх.
Кристиан не замечал, что весьма невежливо молчит и вертит пустой стакан в руках, не обращая ни на кого внимания. Его оставили в покое, втянув в беседу Доминико. Юноша горячо доказывал превосходство сагранзских рысаков перед островными, Виктор, усмехаясь, спорил с ним — он любил лошадей столь же сильно, как и корабли, его семья владела небольшим конным заводом.
Уилл косился на брата, но помалкивал. Хватило его на пару минут, после чего Кристиана сгребли и вынесли прочь, дружелюбно рявкнув:
— Мы скоро!
— Уилл? Ты что творишь? Ай, немедленно поставь меня! — запротестовал Крис, едва дверь в кабинет захлопнулась за спиной капитана. — Что случилось?
— Это я спросить должен: что случилось?
— Не понимаю, о чем ты, — вздернул подбородок Двуликий.
— Ты все понимаешь. Что произошло?
Кристиан вздохнул: отвязаться от МакТавиша? Скорее реки потекут вспять, чем Йети перестанет допытываться.
— Я… Ну просто… У меня не совсем все гладко с одной стороной супружеской жизни.
— С которой? Твой горячий сагранзец в постели оказался снулой рыбой?
— Наоборот. И… И как-то… Понимаешь… Он воспитан так, что… В общем, невинности я его лишил.
— И? Я ничего не понял, объясни-ка нормальными словами, при чем тут воспитание твоего юного супруга и его невинность?
— При том, что супруг себя ощущает ущемленным в мужественности.
— Ага, значит, ты его имеешь в хвост и в гриву, а сам — недотрога из недотрог, — хохотнул Уилл, «переводя» для себя витиеватое выражение Кристиана. — А так как наш бравый сагранзский лев — настоящий джентльмен, несмотря на то, что рожден не на Островах, он великодушно дает тебе время одуматься и рук не распускает. Это он зря, ты же сам будешь ходить вокруг да около, пока тебя носом в подушку не ткнут.
Кристиан поморщился:
— Что за ерунда.
— Ерунда, говоришь? Сколько ты уже «думаешь», Крис? Ладно, дело твое. Я тебе просто вот что скажу: если любишь, доверься. Это не страшно.
Уилл ухмыльнулся, вспоминая, как сам маялся такой же проблемой. Вик тоже был «джентльменом» и на то, что быть постоянно снизу не привык, не напирал.
— Я доверил ему свою женскую ипостась — самое ценное, что имею.
— То-то ты так взвиваешься. И как часто ты ему ее доверяешь, скажи? Раз в месяц? Два? Раз в год?
— Достаточно, чтобы зачать, выносить и вырастить двух детей.
— То есть, после рождения детей — ни разу.
— Сперва было слишком неприятно, потом я сменил ипостась впервые за долгое время.
— Думаю, он это прекрасно понимает. Ну так прошло уже сколько времени? Я тебе вечером в ванную принесу одну мазь, — Йети снова хохотнул, — приготовишься — и вперед, покорять новые горизонты.
— Это не смешно, — грустно буркнул Кристиан.
— Но и похоронного вида не стоит. Да и тебе, ручаюсь, понравится, — Уилл похабно подмигнул и подтолкнул его обратно в кабинет. — Выпей еще, расслабься.
Кристиан осушил стакан коньяка залпом. Храбрости не прибавилось.
Вечером, когда Кристиан отправился принять ванну, вопреки обыкновению — в одиночестве, а не в компании мужа, его потряхивало. В наполненную паром комнату сунулся Уилл, молча впихнул в руку кузена фарфоровую баночку, подмигнул и ушел. Кристиан проклял все несколько раз, на всякий случай, вполголоса. Открыл баночку, принюхался к нежному травяному аромату. Повздыхал и забрался в медную ванну, пытаясь расслабиться, как советовал Уилл. Ничего страшного не случится. Может, это им обоим еще и понравится.
Мылся он долго и тщательно, потом завернулся в чистую простыню и снова с тоской уставился на голубоватый фарфоровый сосуд. Пора было уже решаться, наконец. Он же любит своего мужа. Кристиан вспомнил тело Доминико, мечтательно улыбнулся. Решительно зачерпнул мазь и принялся за подготовку. Нико, конечно, не накинется на него, как варвар, не то воспитание. Но все равно, не стоит пренебрегать советом старшего родича. Уиллу виднее, как бы странно это ни звучало.
В отведенную им спальню Кристиан поднимался, как на плаху. На середине лестницы остановился, внезапно разозлившись на самого себя: вот будто Нико не увидит и не почувствует его настроя! Да у него же просто не встанет! Так, надо просто думать о Нико. О том, как им будет вместе хорошо. Его поцелуи, прикосновения рук, ощущение его сильного тела под ладонями Кристины… Надо признать, отдаваться ему было волшебно во второй ипостаси, почему теперь ему так страшно? Если что-то пойдет не так, всегда можно остановиться.
— Твоя холодная рыба приплыла, мой царственный лев.
Доминико тихо рассмеялся.
— Плыви ко мне, я согрею.
Кристиан поставил баночку с мазью, прихваченную с собой, у изголовья и скользнул в постель, сбросив с себя теплый халат. Глаза Нико сверкнули в ночной темноте лунным светом. Кристиан потянулся за поцелуем, как всегда, завороженный этим сиянием. Ласки были неторопливыми, хотя оба соскучились по близости за время путешествия: ночевки на постоялых дворах не способствовали интиму.
— Я так тебя люблю, мой лев, — Кристиану казалось, что он тает, как лед на солнцепеке.
— А я тебя, мое солнце.
Доминико медленно приближался к той границе, за которую его ни разу не пустили прежде. Это не было какой-то определенной лаской, лишь ощущением. Прогибающееся под его поцелуями тело, безупречное и прекрасное — как же он любил его! Как вместилище такой сложной и противоречивой души, как подарок от мироздания, инструмент, на котором можно сыграть мелодию наслаждения. И сегодня Кристиан готов был ему позволить все. Он все еще замирал временами, словно сомневаясь в должности происходящего, но мужа уже не отталкивал. Не оттолкнул и когда пальцы Нико неторопливо проскользили по бедру и сжали, обозначая намерение, ягодицу, и когда они коснулись горячей кожи, влажной от испарины и скользкой от растаявшей мази. Кристиан, внимательно смотревший в лицо мужа все это время, удовлетворенно улыбнулся, заметив, как округлились его глаза и расширились зрачки, разгораясь еще ярче.
— Смелее. Это не очень страшно, львенок.
Кого он успокаивал? Себя или Нико? Кристиан не знал. Наверное, обоих. Первое осторожное прикосновение, когда Нико просто провел там кончиком пальца, лишь слегка нажимая, отозвалось, казалось, по всему телу. Кристиан ахнул, пережидая эту волну жара, потом растерянно улыбнулся.
— А это приятно.
Доминико отозвался полустоном-полусмешком.
— Да.
Он сполз чуть ниже, целуя шею и плечи мужа, покружил языком по его груди, зная, что после того, как Кристо кормил детей грудью, его соски в мужской ипостаси стали не столь чувствительны к ласке, как прежде, а вот кожа вокруг них — наоборот. Одна его ладонь спокойно лежала на пояснице Кристиана, согревая ее, а пальцы второй продолжали осторожно кружить, не спеша проникнуть, распаляя и дразня. Кристиана охватывал вихрь чувств: любопытство, страсть, немного страха. Нико убрал руку, и он едва не застонал разочарованно, а потом вскрикнул, ощутив прохладу мази на вернувшихся к ласке пальцах. Когда они оказались внутри. Кристиан едва не завопил: «хватит», но вовремя вспомнил, что бояться уже поздно. Больно не было, только странное чувство растянутости и наполненности.
— Расслабься, mi caro, ну же, — попросил Доминико срывающимся шепотом.
— Я пытаюсь… — Кристин погладил его по щеке.
Умом он понимал, что его юный супруг, пожалуй, боится куда больше него: боится причинить боль, сорваться и поспешить. Под руками Кристиана мелко подрагивало напряженное, как струна, сильное тело.
— Не бойся, Нико, все хорошо.
Он глубоко вздохнул и закинул ногу на бедро мужа, открывая тому лучший доступ. Доминико правильно понял этот намек, пальцы снова пришли в движение, поглаживая изнутри. Кристиан прерывисто вздохнул, действия мужа умиляли и возбуждали разом. Такое сокровище, такой ласковый, робкий. И при всем этом решительный. На очередном движении он подался ему навстречу и ахнул, ощутив ранее не испытанное чувство, будто Нико задел натянутую внутри струну, отозвавшуюся во всем теле. Тот отреагировал правильно, снова погладил. Кристиан выгнулся, пытаясь ухватить это ощущение. С каждым прикосновением к чему-то там, внутри, оно становилось острее, прошивало, словно иглами, искрами по кровотоку.
— Так хорошо…
Он уже не замечал, что сам движется навстречу ласкающей руке в жажде получить еще немного больше наслаждения. На свое бесстыдство было уже наплевать. Он хотел получить удовольствие. Убравшаяся с поясницы ладонь Доминико сблизила и обхватила оба напряженных, горячих члена, разом лишая Кристиана остатков соображения. Внутри нарастала обжигающая волна, словно прилив, с каждым движением взметывающаяся на новую высоту.
— Нико… Может, уже…
— Попробуешь сам?
Доминико хорошо помнил свой первый раз.
— Да… — кивнул Кристиан.
Нико перевернулся, подтянул его, помогая сесть. Это было не так-то легко, как казалось. Сперва даже больно. Но Кристиан был упрям. Добавленная Доминико мазь утишила боль и облегчила попытку проникновения. Хотя это все равно было достаточно трудной задачей. Но Кристиан справился, замер на пару мгновений, привыкая. Руки мужа мягко ласкали его бедра и спину, позволяя расслабиться, насколько это было возможно в такой позе. Крис заметил прикушенную губу и капельки пота на висках, расширенные зрачки, пульсирующие ярким светом. Доминико сдерживал желание немедленно начать двигаться, но надолго ли его хватит? Кристиан поспешил сделать это сам, пытаясь привыкнуть к ощущениям. То самое чувство жара и огненных искр, бегущих по позвоночнику, вернулось, стоило ему чуть наклониться вперед, опираясь руками на плечи мужа. Отчасти это было еще и попыткой сдержать порывы Доминико, Кристиан не слишком-то рассчитывал на то, что страсть мужа не перейдет за грани разумного.
— Тише, тише, львенок… Ох, Боже!
Все тело пронизала судорога наслаждения. Кажется, это было правильное движение. Кристиан снова двинулся, ногти впились в плечи Доминико, оставляя белые отметины. Юноша низко застонал, его руки крепче сжались на бедрах Кристиана, побуждая его к действию.
— Тише-тише…
— Кристо! — в голосе смешались мольба и жажда, Доминико приподнял бедра, это движение совпало с движением самого Кристиана.
— Да, любо-о-овь моя?
— Мучитель…
Нико снова сжал руки, вырывая из груди мужа стон. Медленного скольжения, скорее, покачивания уже не хватало.
— Можешь… сам…
Доминико снова прикусил губу, ускоряя свои движения. Лежа это было не так просто, но он уже не обращал внимания на неудобство позы. Все поглотило наслаждение. С Кристо в его женской ипостаси оно было не таким. Иным, сравнивать не получалось, только не сейчас, когда голову кружило, а тело наливалось жаром, скапливающимся там, где соприкасались и сливались воедино их тела. Кристиан принялся ласкать себя, чувствуя, как этот жар становится почти нестерпимым. Еще немного, и он сгорит в нем.
— Нико-о-о… Еще!
Эти ощущения были внове, их Кристиану даже сравнить было не с чем. Сдержанности и холодности больше не было и в помине, всякий стыд и смущение попросту растворились в том безумии, что охватывало сейчас их обоих. Весь прошлый постельный опыт Кристиану не помог продержаться слишком долго. Наслаждение, разлившееся внутри, заставило его прерывисто вскрикнуть и выгнуться, а Доминико — застонать от ошеломительного ощущения и излиться в жаркую глубину.
Кристиан распростерся на муже, уткнувшись тому лбом в плечо. Воистину, он чувствовал себя вором, обокравшим самого себя. Так долго избегать подобного!
— Кристо, mi felicidad increíbles.
Крис пробубнил что-то маловразумительное. У него закрывались глаза. Это соитие выпило все его силы, оставив тяжелую и в то же время пустую оболочку.
— Кристо?
Доминико улыбнулся, осторожно покидая тело мужа и переворачиваясь так, чтобы уложить его на постель.
— Я сейчас. Тебя нужно обтереть.
Кристиан был не против — обтереть, погладить, что угодно. Только бы оставили лежать в этом тепле и ничего не спрашивали. Нико так и сделал. Приведя в порядок измученного супруга и себя, он укутал его в одеяло и лег рядом, устаивая голову Кристиана на своем плече. Крис слабо улыбнулся — это было все, на что его хватало. Он уснул почти мгновенно. Тепло, безопасно, любимый львенок обнимает, что еще для счастья нужно?
Утром Крис вполголоса упражнялся в изысканно-непристойных словесных оборотах, прохаживаясь по комнате. Теперь он знал, на что согласился Нико, отдаваясь ему. Но, в отличие от мужа, Кристиан так быстро свое тело не восстанавливал.
Доминико выглядел виноватым.
— Прости, mi caro. Если это так ужасно, мы больше не будем…
— Ничего, это пройдет, — Кристиан улыбнулся ему.
— Иди сюда. Твоей гордости требуется лечение, — усмехнулся Нико.
— Не так уж она и пострадала, — но к мужу Кристиан подошел с охотой.
Мазь, которой оставалось еще много, пришлась кстати. Неприятные ощущения она снимала великолепно. Как и нежные поцелуи Доминико, бесстыдно рассыпанные по всему телу.
— Мы так точно отсюда не выберемся, — Крис вопреки своим словам никуда не спешил.
Дети под присмотром Джоанны и Элиа, да и Эдме с радостью, кажется, восприняла возможность повозиться с малышами, познакомить их со своей дочерью. Можно провести время с любимым супругом, понежиться в его объятиях. Необязательно заниматься любовью, но подарить немного ласки — отчего бы и нет?
— И я вовсе не говорил, что мы больше не станем делать то, что сделали этой ночью, — запинаясь, выговорил Кристиан.
Доминико расцвел в счастливой улыбке.
Эпилог
Бальный зал Савентумского королевского дворца сверкал в свете хрустальных люстр и сотен свечей. Традиционный Зимний бал вот-вот должен был начаться, гости все еще съезжались. Церемонимейстер ударил жезлом о мраморный пол и провозгласил:
— Девятнадцатый Рыцарь Островов, Люциан Сент-Клер!
Головы придворных поворачивались к дверям зала, все жаждали увидеть, каким стал наследник самого старого почетного титула среди Савентумской знати. Разочарован не был никто — юноша был похож на обоих родителей разом, это слияние островной мраморной красоты и сарганзской живости сразу же впечатлило всех присутствующих дам. По залу полетели шепотки.
Яркие изумрудные глаза внимательно и холодно обозрели людей. К своим восемнадцати Люциан Сент-Клер все больше походил на отца в том же возрасте: юный золотой лев, гордый и прекрасно сознающий свою привлекательность. Последние три года он провел в Сагранзе, обучаясь в Императорском Университете вместе с сестрой.
— Графиня Глэдис Миель Даркмайр, — тем временем продолжил представление церемонимейстер.
Графиня произвела фурор ничуть не меньший, чем ее брат. Миниатюрная чернокудрая красавица с колдовскими серыми глазами и холодной улыбкой, держащаяся с достоинством королевы и грацией хищной кошки. Взоры всех присутствующих кавалеров она приковала надолго, равно как и ревнивые взгляды дам. Скромный, но баснословно дорогой наряд, изумительное жемчужное колье, украшенное подвеской — звездой из белого опала – да, сразу было видно, что у этой юной леди есть вкус.
— Какие все-таки они получились, — умилился вполголоса Восемнадцатый Рыцарь Островов.
Маркиз Даркмайр гордо улыбнулся.
— Моя госпожа, — Лучиано с поклоном предложил руку сестре. Сколько он себя помнил, она всегда была его Леди, а он — ее Рыцарем.
Миель слегка кивнула ему, принимая руку:
— Мой прекрасный Рыцарь.
С тронного возвышения за ними неотрывно следили инфанта Алексис и инфант Чарльз. Королевским близнецам сейчас было по пятнадцать, но столь нежный возраст не помешал им твердо решить, кто достоин в будущем стать их супругами. Старший Наследник престола Островов, принц Валентайн со снисходительной усмешкой наблюдал за ними. Сам он пока не спешил определяться с кандидатурой будущей супруги, хотя король Георг настоятельно рекомендовал присмотреться к балтским принцессам. Валентайну же больше по душе была инфанта Роселин, наследница Сагранзкого трона.
— Столько детишек, — ворчал иногда Кристиан. — А скоро они все перевлюбляются, начнутся первые слезы в подушку… Пора уезжать, пока нас в это все не вовлекли.
— Твой сумасшедший профессор Лаквиа не оставил затею уволочь нас в свои любимые джунгли? — усмехался Доминико.
— Нет. И он обещает показать нам орхидею, названную в честь прекрасной донны Кристины.
— Он обещает это уже пятнадцать лет. Иногда мне кажется, что он попросту не определился, которая из его опасных находок достойна носить твое имя.
— Я предложил ему назвать их все в мою честь, надеюсь, он понял шутку.
— Напиши ему, что весной мы будем готовы войти в состав экспедиции на плато Джамглапур, — привлекая к себе возлюбленного супруга, проворчал малефис. — И пусть тамошние тигры трепещут.
— Хорошо. Надеюсь, что нам удастся посмотреть на этих трепещущих тигров прежде, чем они попрячутся, поджав хвосты, о, мой лев, — рассмеялся Кристиан.
Полгода спустя они отправились в свое первое, но далеко не последнее путешествие. Мир лежал перед ними, их ждали места, куда еще не ступала нога белого человека, опасности и приключения, которые обязательно займут свое место в описании новых земель и этнографических очерках донны Кристины Сент-Клер.
Код для обзоров