Жанр: Мистика, Детектив, Нуар, AU
Тип: слэш
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: Смерть второстепенных персонажей, Насилие
Часть первая. «Потрошитель»
Глава пятаяОднако, как бы это ни было странно, никаких кошмаров за все это время стэру Стигу не снилось, он высыпался и шел работать, зная, что ночью в его квартире снова появится Тварь. Но, пока он жив, она не тронет Мэлси. Или же пока он не позволит этого.
Мерзкая книжонка так и лежала на его рабочем столе. Он не знал, что с нею делать.
Следующим вечером, когда он снова сел в кресло, глядя на нее, за спиной зло прошипела Тварь:
— Он все равно не выживет!
— А с чего я должен тебе верить, где доказательства?
— Что именно ты хочешь увидеть в качестве доказательств? — прошелестело за спиной.
Горла снова коснулся холод невероятно острого оружия, заставляя сидеть и не шевелиться. — Не надо вставать, поговорить можно и так.
— Ты не мог бы убрать от моего горла… это? Обещаю не пытаться напасть.
Через несколько томительно-долгих секунд кривое когтеподобное лезвие исчезло, на сей раз не причинив ни малейшего вреда. Но вместо него шеи коснулось что-то другое, холодное, как лед.
— Живое тепло…
— Моя температура в пределах нормы для живого тела, — согласился доктор. — Итак, почему я должен верить этой истории? Ритуал может быть совершенно любым.
— Открой страницу триста шесть.
Чужая рука проскользнула под ворот сорочки, расстегнутый ради удобства. Эрвальд вздрогнул, но повиновался, пытаясь не замечать ее. На означенной странице было описание этого самого обратного Круга. В точности как это происходило в Аншаттене. Двенадцать жертв и тринадцатая для того, чтобы запустить процесс преображения.
— Почему не любой другой сирота? Здесь полно таких…
— Он уже отмечен Темнейшим из Квадры, — на мгновение доктору показалось, что в холодном голосе твари прозвучало сожаление. — Он все равно умрет, незавершенный ритуал будет тянуть его и мои силы, но я старше и сильнее.
— И что будет, если я отдам его?
— Я… не знаю. Могу лишь надеяться, что стану человеком.
Эрвальд прикрыл глаза. Тупая боль начинала пронизывать голову. Ритуалы, магия… Он просто городской доктор, который ничего не понимает в ритуалах.
— Забирай.
Похоже, тварь опешила.
— Ты… отдаешь?
— Если я все равно не смогу спасти его, к чему пытаться?
— Люди всегда пытаются, разве нет? У вас ведь есть даже поговорка о надежде, умирающей последней…
Чужие руки расстегнули сорочку до конца, легли на грудь, обжигая холодом.
— Я врач. Я могу спасти больного, который был вспорот от паха до ключицы. Но если в дело вмешивается магия — я ничего в этом не понимаю.
— Магии не существует. Есть лишь глубинные токи земли и невидимые вам лучи, пронзающие небеса. Может быть, это воля Квадры, об этом мне ничего не известно… — тварь прервалась, потянула тонкую ткань, обнажая плечи.
— А раздевать меня зачем? — уточнил Эрвальд.
— Немного согреться. Я не причиню тебе вреда, — пообещала с насмешливой ноткой тварь и вдруг скользнула вперед, каким-то чудом умещаясь за спиной доктора в кресле, обхватывая его руками, уложила голову с острым подбородком на плечо.
Эрвальд теперь мог при желании опустить взгляд и рассмотреть руки твари. Пальцы заканчивались когтями бритвенной остроты. Он отметил, что такими не то что голову — пополам можно перерезать без труда. Сами пальцы были тонкие, уплощенные, костистые, со странными утолщениями по ходу верхних фаланг, слишком длинные для человека. Сложившись вместе, они образовывали нечто вроде кошмарной «кошачьей лапы», восточного оружия, да еще, вероятно, когти могли выдвигаться… Кажется, он сказал это вслух.
— Верно, — прошелестело под ухом. — Показать?
— Покажи, — согласился Эрвальд. — Только не на мне.
— Я ведь уже обещал, что не трону.
Медленно, словно преодолевая сопротивление тела, когти, отблескивающие металлом, выползли из своих тайников. Слишком длинные, чтобы можно было поверить в то, что они в самом деле прячутся там. Их размер позволял разрезать шею взрослого мужчины одним движением, а бритвенно-острая кромка вызывала дрожь.
— Тебе нравится?
— Наверное… Это внушает оторопь.
Эрвальд не мог поверить, что он и впрямь делает это — сидит в своем любимом кресле и беседует с ночным монстром. Когти втянулись, но даже без них руки Потрошителя не казались человеческими.
— Погаси лампу.
Эрвальд протянул руку, безропотно гася источник света:
— Если ты мерзнешь, я могу дать теплый плед.
— Ткань, мех — все это бесполезно для меня. Только живое тепло позволяет хоть немного согреться, — тварь повернула голову, и краем глаза доктор уловил синеватое мерцание ее глаз. Потом шеи коснулось что-то холодное и влажное, именно там, где осталась царапина от когтя.
— Хорошо, мы можем вместе завернуться в плед, ты вытягиваешь… ох, что ты делаешь?
Потрошитель не ответил, его язык — а именно его ощущал доктор, — продолжил исследовать его шею, вытягиваясь на невероятную длину.
— Я смазал ее заживляющим составом, ты же его слижешь, — неуверенно запротестовал доктор, чувствуя, как в паху становится настолько тепло, что можно согреть пару таких тварей.
Что это было? Как он мог чувствовать возбуждение от действий убийцы, нечеловека? Голова шла кругом — и от действий твари, и от растерянности, и от отлива крови к иным частям тела. Меж тем тварь облизывала уже его плечи, ее язык касался чувствительной кожи в подмышечной впадине, завивался колечком, сжимая сосок.
— Ну, а это… зачем? — Эрвальд вцепился в подлокотники.
— Так теплее, — просмеялась тварь, втянув холодную влажную плеть обратно. — Тебе… И мне…
И все повторилось, только теперь его трогали и изучали — говорить «ласкали» Эрвальд не хотел даже в мыслях, — с другой стороны, вызывая еще большее возбуждение.
Это было как-то совсем неправильно, так, как быть не должно. Но эти волны жара, прокатывающиеся по телу, лишали разума. Тварь шевельнулась, перетекла вперед. Он совершенно не ощущал ее веса, словно держал на коленях сгусток тумана. Перед лицом замаячили два бледно-голубых огня, зрачки в них то казались провалами во тьму еще более глубокую, чем ночная темнота, то сужались до тонких нитей, завораживая. Лица было не разглядеть. А потом по его груди снова заплясал язык твари, а на пах легла узкая ладонь, поглаживая даже нежно.
— Зачем это тебе… — пробормотал Эрвальд. — Почему именно я?
Ответа он не услышал, только звук разрезаемой ткани — едва слышный. Тварь решила не церемониться с его брюками, добираясь до цели.
— Ладно…
Оставалось только замолчать и покориться судьбе. Он уже не чувствовал ледяного холода, исходящего от Твари — то ли тот согрелся, то ли сам стэр доктор притерпелся к нему. Но прикосновение холодного языка к своей плоти ощутил остро и ярко. Эрвальд стиснул подлокотники так, что они заскрипели. Нет, он отнюдь не пугался мужской любви. Но одно дело — симпатичный услужливый юноша, и совсем другое… Додумать не получилось, он выгнулся, хватанув ртом воздух. Он не знал, были ли у Твари клыки или что-то подобное… Сейчас ему стало безразлично — лишь бы продолжал, не останавливаясь. Шелковая прохлада изысканной пыткой обнимала и скользила, обвивала, сжимая и расслабляя кольца языка. И когда Эрвальд снова выгнулся над креслом, тварь отстраняться и не подумала. Захлестнувший мужчину оргазм был такой силы, что не мог сравниться ни с одним прежде испытанным. Долгий, как показалось Эрвальду, просто бесконечный, волна за волной. Немудрено, что после он потерял сознание.
Пробуждение было чудовищным: болело все тело, кто-то бил по щекам, потом поднес к носу щедро смоченный нашатырем платок.
— Что… такое… что… кхххх… — в горле немилосердно драло.
— Жив, инспектор, он жив!
— Хвала Квадре. Стэр доктор, вы меня слышите?
Эрвальд попробовал пошевелить руками и приоткрыл глаза. Перед ними замаячили размытые тени, потом резкость вернулась, и он рассмотрел беленый потолок операционной и ее выложенные кафелем стены, обступивших его полицейских и инспектора Коварда.
— Что… случилось… инспектор?
— Потрошитель на вас все же напал, стэр Стиг. У вас разбита голова, но, кажется, это и все. И он унес Дорна.
Эрвальд застонал, больше от воспоминаний. Но полицейские тут же бросились расспрашивать, что болит. Он отмахивался от них, потом кое-как поднялся, хотя прекрасно знал, что не стоит. Одетый, в домашнем, конечно, и в халате, видимо, Тварь его одевала. Было муторно от того, что монстр создал ему алиби, ведь, найди его полиция в кабинете, в кресле и без штанов, сразу всем все стало бы ясно.
— Как вы себя чувствуете, стэр Стиг? — с тревогой спросил инспектор. — Можете ответить на несколько вопросов?
— Могу… Спрашивайте. Мне потом нужно будет лечь, но пока я в вашем распоряжении, — прошипел Эрвальд, ощупывая шишку и слипшиеся от крови волосы на ней.
— Вы видели, кто на вас напал?
— Нет. Я спустился из квартиры, чтобы проверить состояние пациента и накормить его. И… и все, больше ничего не помню.
— Хорошо. Отдыхайте, Эрвальд. Ни о чем не волнуйтесь, мы их найдем.
«Это вряд ли», — почему-то подумалось доктору.
Глава шестаяОднако два дня спустя инспектор сообщил ему через констебля Джонса, что его несчастный пациент найден живым и здоровым. Ну, то есть, относительно здоровым — отыскали его в городской богадельне для бедных, куда несчастный Маэлси добрался едва ли не ползком, с расходящимися швами и в состоянии помрачения сознания.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Эрвальд. — Впрочем, я рад, что юноша жив, а рассудок к нему еще может вернуться. Вы оповестили его дядю или это невозможно?
— Его дядя, к сожалению, буквально три дня назад скончался — упал с моста в сильном подпитии, — развел руками констебль. — А вы не возьметесь снова за стэра Дорна?
— Возьмусь, куда же мне деваться. Завтра я заберу его, надеюсь, что поправлюсь к тому времени в достаточной степени.
— Спасибо! — обрадовался невесть чему констебль и ушел сообщать новость коронеру.
Расследование зашло в тупик: следов Потрошителя не было, ни на площади Первых Поцелуев, ни в ином месте. Никакие рыжие и голубоглазые юноши больше не пропадали, никто не убивал санитаров и бродяг в той богадельне, где сейчас содержался бедный стэр Дорн. Инспектор Ковард ходил мрачный — он подозревал, что как-то доктор Стиг к этому всему причастен. Но что тут докажешь, если он сам проходит по делу как пострадавший?
К слову, книги полиция не нашла. Тварь замела все следы. Доктор не понимал, почему юный Дорн остался жить. И, признаться честно, со страхом ждал, что привезенный констеблями раненый однажды попросту умрет на его руках. Однако этого не случалось и не случалось, и вскоре стэр Стиг прекратил бояться. Под его присмотром юноша успокоился, перестал забиваться в угол постели и прятаться под одеяло. Но все еще не говорил и временами с каким-то глубинным ужасом в глазах ощупывал длинный шов, заживавший уверенно и быстро.
— Вот и все, голубчик, завтра мы снимем швы.
Юноша неуверенно улыбнулся.
— Вы отлично справились, здоровье у вас отменное. Так что еще немного, и вернетесь на место работы.
Мэлси неуверенно покрутил головой, потом попросил жестом перо и бумагу. Понятное желание: ему хотелось проверить, не позабыл ли он, как писать, за всеми этими потрясениями. Эрвальд вручил ему письменные принадлежности. Юноша некоторое время просто сидел, крутя в пальцах перо, потом вздохнул, обмакнул его в чернила и принялся неуверенно писать, стараясь не наклоняться: двигаться ему все еще было больно и трудно.
А вот стэра доктора прошиб холодный пот и разбил временный паралич, да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть: он узнал этот бисерный, немного неровный почерк. Наконец, ноги стали слушаться, Эрвальд попятился прочь, держа руку у горла, вывалился в коридор. Этого не могло быть! Просто не могло! Но… теперь стало понятно, почему Мэлси Дорн забивался под одеяло и подушку всякий раз, когда в его клетушке загорался свет. Почему с таким видом осматривал свои руки и ощупывал шов. Почему так пристально вглядывался в лицо врача.
Эрвальд сделал несколько глубоких медленных вдохов. Итак… Ритуал удался. В теле Дорна теперь сидит то, когтистое. Надо просто вернуться, он не опасен, он слаб как новорожденный щенок. Но прежде чем вернуться, он налил себе в кабинете бренди на два пальца и трясущимися руками кое-как разжег сигариллу. Привычный ритуал заставил успокоиться.
В комнату Дорна — Мэлси Дорн, надо помнить — он вернулся, уже почти успокоившись. Юноша полулежал на постели, взгляд его тотчас метнулся к лицу стэра Стига, на губах заиграла улыбка — немного насмешливая и острая.
— Догадался.
Голос был тот же: высокий, чистый и ледяной.
— Заговорил, — нервно отозвался Эрвальд, держась подальше от постели.
— Не бойся, я ведь обещал не причинять тебе вреда.
— Да, я благодарен за тот раз. За то, что обеспечил алиби, — уточнил стэр Стиг, не приближаясь.
— Ты хороший врач и делать за решеткой тебе нечего. К тому же, ты не виноват в случившемся. Убийств больше не будет.
— Я догадался. И что теперь? Будешь жить под его именем?
— Теперь это мое имя, оно немного похоже на прошлое, я почти привык, — Мэлси сел на постели, снова ощупал шов, пока еще закрытый бинтами. — Ты отличный врач.
Профессия возобладала над разумом:
— Не трогай бинты. Ляг.
— Чешется. Посмотри сам, — юноша послушно опустился снова на постель, развязал завязки на больничной робе, в которую его обрядил стэр доктор, чтобы было проще добираться до шва.
— Это хорошо, чешется, значит, все зарастает. Но я взгляну. Ты разодрал швы, пришлось накладывать поверх старых.
— Да, так было нужно. Выпустить душу, как бабочку из кокона, — Мэлси улыбался, следя за тем, как доктор подходит к нему.
— Лежи и лучше не двигайся, — предупредил Эрвальд, начиная снимать повязку.
Обычное, теплое тело, астеническое сложение — никогда у него не будет ни мощного разворота плеч, ни мускулов, на которые так любят заглядываться молоденькие дурочки. Бледная, почти белая кожа, впрочем, это и не удивительно в городе, где почти не бывает солнца. Гладкая, лишь на руках и ногах чуть золотятся волоски. Ну, и в паху, конечно, рыжеватые колечки. А грудь безволосая. И весь торс перепахан розоватым, выпуклым, толстым шрамом. Уже можно убрать стягивающие его швы, чтобы заживали проколы.
— Останется шрам. Но не очень заметный, надеюсь.
Эрвальд отказывался понимать, что беседует с каким-то потусторонним существом. Точнее, теперь уже, наверное, не потусторонним?
— Так что ты собираешься делать теперь, когда ты стал Мэлси Дорном?
— Жить, — юноша улыбнулся, обнажая ровные белые зубы — наследие твари: у того, настоящего Мэлси, зубы были кривоваты и со щербиной между передними верхними резцами.
— А ты что умеешь делать вообще? — Эрвальд пинцетом вытягивал нити, промокал дырочки салфеткой.
— Читать и писать… Убивать… пожалуй, нет, это тело не приспособлено для убийств.
— Значит, просто читать и писать. Что ж, вернешься на работу, никто не удивится. Все знают, что рассудок у тебя был поврежден.
— Я не хотел бы возвращаться к жизни этого мальчишки, — фыркнул Мэлси. — Прислуживать старикам, которые так и норовят облапать в темном углу? Нет.
— А что бы ты хотел делать, в таком случае?
Юноша примолк, пережидая, пока доктор уберет узелки и нити с самого болезненного места — с низа живота. Потом выдохнул:
— Хочу остаться с тобой.
— Со мной? Что ты имеешь в виду? — доктор укрыл его простыней. — Лежи.
— Остаться здесь. Помогать. Могу бегать по поручениям, вести записи…
— У меня есть помощница, она вполне толковая девушка. Второго подручного я не потяну уже.
Юноша вздохнул.
— Но мирс Халли выйдет замуж.
— Да, когда-нибудь…
Эрвальд внезапно подумал, что у бывшей Твари никого нет в этом мире. Почему бы не оставить его при себе? К тому же, он не боится крови и может помогать в операционной, когда требуется придержать пациента. Конечно, придется зарегистрировать его как медбрата, обучить минимальным навыкам.
— Можешь оставаться. Но тебе придется обучиться кое-чему.
Мэлси просиял.
— Я быстро учусь!
— Не сомневаюсь.
Зазвонил колокольчик, Эрвальд отправился встречать явившегося, коим оказался инспектор.
— Как там ваш пациент, стэр доктор? — инспектор Ковард был хмур и озабочен, как и всегда. — Он пришел в себя?
— Да, кажется, вы хотите поговорить с ним?
— Было бы великолепно. Он ничего не вспомнил?
Эрвальд покачал головой:
— Увы, но нет.
Ему оставалось надеяться, что стэр инспектор не заметит отличий. Впрочем, вряд ли их заметил бы кто-то, кроме, возможно, архивариуса клуба. Но туда Мэлси не собирался соваться, судя по его словам.
Инспектор Ковард порасспрашивал выздоравливающего, но тот только виновато пожимал плечами:
— Простите, стэр, я совершенно ничего не помню, кроме глаз Твари. Они… светились в темноте. Завораживали. Нет, мне даже не было больно, только страшно.
— Инспектор… Не волнуйте моего пациента больше, чем нужно, он еще не окреп.
— Он единственный, кто выжил, — огрызнулся замотанный инспектор. — А Потрошитель пропал. Мне бы не хотелось, чтобы через месяц нашли еще труп! Вспоминайте, Мэлси, все, что можете! Ну!
— Инспектор, я попрошу вас удалиться…
— Я не помню, правда, — в голубых глазах, сейчас совершенно растерянных, заблестели слезы. — Только как стэр доктор вошел сюда, а потом за его спиной возникло оно… этот… Потрошитель. И все, честное слово, стэр инспектор!
«Как играет, а?» — против воли восхитился Эрвальд. Он поспешил вывести Коварда прочь, отговорившись нездоровьем Дорна.
— Это положительно невозможно! — возмущался тот, размахивая руками. — От меня требуют результата, но что я напишу? Что преступник испарился?
— Напишите, что след потерян, или что там пишут…
Ковард смотрел на него подозрительно, но никаких доказательств причастности доктора Стига к преступлению, кроме того, что он нашел, лечил последнюю жертву и пострадал от рук Потрошителя, не было.
— Кстати, стэр доктор, а почему он не трогал вас почти неделю?
Доктор возмущенно посмотрел на инспектора:
— То есть, вы вините меня в том, что меня не били по голове и не вскрывали мне шею?
— Вы предложили снять пост и убрать констебля. И после этого Потрошитель смирно просидел неизвестно где неделю, — хмуро взглянул на него инспектор Ковард. — Что я должен думать? Вы договорились с ним?
— Нет, я просто не хотел человеческих жертв.
— То есть, все-таки договорились? Так-так, это интересно.
— Инспектор, дверь вот там.
— Я еще не закончил с вами, доктор Стиг.
— А я с вами закончил. У меня еще есть дела, — Эрвальд принялся инспектора буквально выталкивать.
Тому пришлось подчиниться, наградив доктора злобным взглядом рассерженной горгульи.
— Теперь не отцепится еще с пару недель, — хмыкнул Эрвальд.
— Он что-то подозревает? — из крохотной своей каморки, где отлеживался, выбрался Мэлси, придерживаясь за стену рукой. — Может, нужно было убить его?
— Нет, что ты. Он всех вокруг подозревает, это его работа. Зачем ты встал? Ложись, — Эрвальд обнял его за плечи.
Юноша прильнул к нему всем телом, недовольно заворчал: строгий сюртук доктора мешал ему ощутить тепло человеческого тела, а руки все еще было трудно поднять, тянуло все мышцы и связки.
— Я могу положить тебя у себя, наверное, надоела больничная койка?
— Да. Я хочу тебя, — из ясных глаз Мэлси снова проглянула Тварь, холодная и изголодавшаяся по теплу.
— Ч-ч-что ты сказал?
— Я хочу тебя. Твое тепло, вкус — хочу снова. Тебе ведь было хорошо тогда?
Эрвальд вспомнил, лицо залило жаром. Да, ему было хорошо, так, как никогда не бывало прежде.
— Я все еще могу немного изменить это тело, — улыбаясь, Мэлси потерся о его плечо щекой, слабо обнял за пояс, словно хотел удержать.
— А это не повредит ему? — заволновался Эрвальд.
— Нет. Ты хочешь? Я чувствую тебя, — Тварь прижалась еще чуть сильнее, потерлась. — Закрой двери.
Эрвальд не понимал, зачем выполняет повеления Твари, но послушно щелкнул замком. Мэлси повел его в кабинет, осторожно переставляя ноги и опираясь на его руку. Слабое человеческое тело еще не оправилось, но жажда тепла требовала удовлетворения.
— Разденься. Не бойся, я не могу причинить тебе вред, не сейчас, никогда.
— А насколько ты можешь изменить тело? — Эрвальд развязал шейный платок.
Он не знал, что ему больше хочется — то ли сбежать, то ли поддаться Твари.
— Увидишь, — Мэлси, перебирая тонкими пальцами по пуговицам, расстегивал его сюртук, нетерпеливо дергал, явно сожалея об отсутствующих когтях.
— Такие связи не приветствуются… среди людей.
— Здесь нет никого, кто мог бы это увидеть. Разденься, ну же… Ты же хочешь тоже, я чувствую.
Эрвальд скинул с себя всю одежду.
— А ты выдержишь? Ты еще слишком слаб.
Мэлси легко толкнул его в кресло, забрался на колени, растягивая завязки своей рубашки-распашонки. Уткнулся носом в шею, вынюхивая запах, который так понравился ему с первой ночи знакомства с этим человеком. Усилием воли его тело немного изменялось, язык снова стал длинным и похожим на узкое щупальце. Заскользил по коже, извиваясь.
— Почему ты это делаешь? Мэлси…
Было как-то неловко, хотя стеснение постепенно улетучивалось. Да, он хотел заняться сексом с этим парнем. Он понимал, что в этом больше желания обладать не человеком, а Тварью, уже не опасной, но тем не менее дьявольски притягательной. Мэлси говорил ее голосом, у него был ее прохладный язык, творивший с его телом безумные вещи, она была здесь, спрятанная в оболочку слабого человека. Желающая его Тварь.
— Только больше по голове не бей…
Больше ничего Эрвальд не сказал, ему было слишком хорошо. Он не осознал того мгновения, когда втиснулся в странно-прохладное нутро, контрастирующее с теплой человеческой кожей Мэлси, его захватил совершенно безумный поцелуй — Тварь проникла языком в его рот, вылизывая, обвивая, ощупывая. Эрвальд не мог даже руки поднять, тварь все делала сама, извивалась, ласкала, погружая в состояние отрешенности от всего. Настолько странного секса у него еще не было никогда. И настолько бурных оргазмов, когда казалось, что душа расстается с телом, долго и мучительно-прекрасно, выплескиваясь вместе с семенем в глубину чужого тела.
Кажется, сознание он все-таки потерял, потому как пришел в себя посреди ночи. На улице было тихо, этот город словно поглощал все звуки. В камине потрескивали дрова, у камина, свернувшись на ковре, спал Мэлси, прикрывшись принесенным со своей постели одеялом. Эрвальд тоже был укрыт и заботливо укутан пледом. Доктор кое-как разогнулся, перенес Мэлси на свою постель — не стоило забывать о слабости парня. Как ни странно, но не воспринималась эта Тварь как… тварь. Да, он убивал, кроваво и жестоко. Но словно в ином времени и измерении. Грязь не касалась его. А сейчас он и вовсе выглядел сущим ангелом, с разметавшимися по подушке рыжеватыми локонами, немного изможденный, с заострившимися скулами. Эрвальд погладил его по волосам, укрыл, лег рядом. Вдруг ему нужно тепло?
«Кажется, я все же сошел с ума…»
Вероятно, это случилось в тот момент, когда он заговорил с Тварью. Или позже, когда позволил ей ласкать себя? Или сейчас, когда обнял, прижимая к себе, чтобы согревать?
Надо было придумать, что делать с инспектором. Как бы так его отвадить? Возможно, Ковард скоро и сам поймет, что здесь нечего ловить. Или его отвлечет новое дело. Тварь обещала, что убийств больше не будет.
«Его убийств, конечно же, а не совсем в городе. Пусть так и будет. А Мэлси… Мэлси я не отдам», — решил Эрвальд.
Код для Обзоров