Рейтинг: NC-17
Жанры: Фэнтези, Hurt/comfort, Мифические существа, Первый раз
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажа, Полиамория, Групповой секс
Размер: таки Макси
Статус: в процессе
Краткое описание: Таких, как он, нерожденных, называют "детьми Госпожи" и "поцелованными Смертью". Таких, как он, считают чудовищами, способными уничтожить тысячи людей силой одного лишь желания. Его воспитателем был скелет, и до шести лет он не имел имени и знал только четыре слова. В шестнадцать он должен был умереть на алтаре некроманта.
Читать и комментировать можно так же на Книге Фанфиков
Часть III. «Яд». Глава девятаяВ столице Эанор, приведя себя в порядок, приличествующий лорду, сразу же направился во дворец, выяснять, что же произошло. Над Трианном царила благоухающая летняя ночь, самый темный ее час, но разве это причина откладывать визит, тем более по такому поводу, как мобилизация? Всякий честный подданный ее величества обязан, получив приказ, явиться и засвидетельствовать свою готовность сражаться за Энрат. Наверняка во дворце в этот час будет не он один из лордов-вампиров. Насколько он знал, Стражи Границ, его соседи, тоже не проводят все время в столице, наверняка по первым дорогам укатили в свои ленные владения. Особенно если пожалели оплатить портальное перемещение или если оные лунные порталы еще не установлены в их краях.
Он долетел до дворцового комплекса и чинно прошествовал через ворота к распахнутым настежь дверям, возле которых замерли не лакеи, а гвардейцы не в парадных — в боевых мундирах и легких зачарованных кирасах. Ему преградили путь, потребовав назваться.
— Мое имя Эанор Корган, лорд Леанн…
И больше он не успел ничего — стража подхватила, заламывая руки.
— Приказ королевы.
Он мог бы их раскидать. Но его тянул долг Стража Границ, а горла касался и жег серебряный клинок. А потом пришлось бросить все силы на то, чтобы не заорать от безумной боли, прошившей руки, когда запястья охватили посеребренные оковы. Он не понимал, что происходит. Неужели королева совсем спятила? Это было бы прискорбно накануне войны. Стараясь отогнать выворачивающую наизнанку боль, он пытался думать и анализировать, хотя откуда-то из самой глубины души рвался наружу слепой нерассуждающий ужас вампира, двадцать три года просидевшего в клетке, распятого цепями без возможности двигаться. Повторения этой истории он отчаянно не хотел.
Его приволокли не в тронный зал, а в королевский кабинет, поставили на колени. Кто-то из стражи намотал на руку косу, заставляя поднять голову, и он увидел ее. Алатия совсем высохла и страшно постарела, почернела от точащего ее тело яда. Но упорно, упрямо цеплялась за жизнь, зачем-то красила сухую, словно старый пергамент, кожу толстым слоем белил, а истончившиеся губы — любимой кроваво-алой краской, отчего рот казался прорезанной в алебастре раной.
— Где он? — ее голос напоминал карканье осипшей вороны.
— Кто? — оторопел Эанор, забыв про боль.
— Прекраснейший! — повелительный рык у Алатии не получился — вышло мерзким фальцетом, словно взвизгнула расстроенная скрипка бродячего циркача.
Вампир изумленно на нее уставился.
— Явно не здесь, миледи.
«Как она… Кто…».
— Где. Он? — королева прищелкнула пальцами, и его подтащили ближе к ее креслу. Должно быть, яд лишил ее способности передвигаться, то-то она сидела, словно приклеенная. — Это ведь ваш супруг, не так ли, лорд Леанн? Именно он помог леди Амелл.
— Мой супруг сейчас далеко отсюда, занят своими делами.
— Где он?
Кажется, королеву зациклило на этом вопросе. Яд и немощь тела постепенно сводили ее с ума, заставляя цепляться за малейшие намеки на возможность выздороветь. И тут кто-то донес ей о Прекраснейшем. Кто? Эанор мысленно поклялся уничтожить этого разумного, независимо от того, кем он был.
— Я не могу ответить вам.
Долг Стража призывал защищать Прекраснейшего.
— Что-о-о? Да как ты смеешь! Отвечай! Где эта темная тварь?!
— Но я никаких темных тварей не знаю, моя королева…
— В каземат его! И пусть палач потрудится использовать якорные кандалы, — губы королевы искривила неприятная усмешка. — А мы с вами, лорд, побеседуем чуть позже, когда вы осознаете всю ситуацию.
«Надеюсь, ты сдохнешь к тому моменту», — неприязненно подумал Эанор.
Что такое эти самые «якорные» кандалы, он понял, едва только увидел браслеты с характерными отверстиями под штыри. Видно, проклятый Змей Аргус не сам придумал этот способ, или же с кем-то им поделился, или не был тем единственным, кому такая идея пришла в голову. Что ж, по крайней мере, он к этому уже привык. Отчасти. Во всяком случае, ожидаемого психологического воздействия это не оказало. Да, больно, дико больно, особенно, когда тупой штырь наживую пробивает руку, входя между лучевой и локтевой костями. Но не больнее ожогов от серебра, хотя сталь да по свежим ожогам тоже была не лаской.
Эанор стиснул зубы покрепче. Ничего. Вскоре боль пройдет. Следы от серебра сгладятся со временем. И Арис обязательно поможет ему в этом. Арис… Эанор доверял Сэю, но что делать и как передать весть, чтоб не вздумали соваться в Трианн после того, как Прекраснейший завершит работу в Иллотиане, не знал. Ведь он понятия не имел, когда это случится. Только надеялся, что Арис решит связаться с ним, когда расстояние будет достаточным для разговора, но недостаточным для того, чтобы солдаты королевы схватили его. Но если он отправится порталом… А так наверняка и будет, Сэй не потащит его, измученного и уставшего, на дилижанс, а в поместье уже, должно быть, ждет засада… Лишь бы принц Нике узнал о том, что Страж Границ схвачен. Пусть ему самому он не поможет, но уберечь Прекраснейшего будет в его силах.
Эанор вздохнул. Оставалось только ждать. Здесь и сейчас ему оставили некоторую свободу движений. Он мог сесть, хотя тогда приходилось держать руки вытянутыми вверх. Кровь уже запеклась вокруг штырей, острая боль притупилась, и если не дергать руками, было вполне терпимо. Если его еще и покормят… Что ж, по сравнению с темницей некроманта, тут жить можно вполне. Главное, чтоб недолго. И нужно было придумать, как выкрутиться изо всего этого. Идеально было бы, сдохни проклятая человечка в муках прямо сейчас. Он не обольщался: Вита на такой подарок ему не расщедрится, хоть он лоб себе в молитве разбей. А Госпожа напрямую в дела смертных не вмешивается, лишь через жрецов, одному из которых еще далеко до совершеннолетия, а второй…
«Что ты сейчас делаешь, цветочек мой?», — Эанор закрыл глаза и постарался представить себе мужа таким, каким он был в первый день, когда разбирался с эпидемией оспы. Еще не уставший, еще спокойный, размеренно шествующий от дома к дому… Такой красивый и юный. Такой родной. Он сильный. Он справится со всем. Даже если случится так, что Эанор не сможет быть рядом. Сэйрис убережет его, а вампир вывернется сам. Рано или поздно Стража Границ хватятся.
Алатия не посмеет убить его просто так. Но она может и наверняка будет использовать его как приманку для Ариса.
«Не попадись, цветок, не попадись».
Только бы Сейрис уговорил его не пороть горячку и не рваться напролом, когда узнают о его пленении. Только бы…
Арис не думал, что будет настолько тяжело. Но Госпожа была права: он полностью принял и раскрыл свой дар, и лишь поэтому еще был жив. Хотя сил у него не осталось вовсе — он старался отпускать лишь безнадежных, насквозь проеденных и отравленных чумой. Здесь частенько встречались львиногривы, и однажды он едва не рухнул, когда показалось, что увидел Китрисса. Хвала Тьме, лишь показалось, что бы Китрисс делал в этом забытом богинями местечке? Просто похожий львиногрив, возможно, родич. Арис не узнавал его имя — все равно не сумел помочь, было слишком поздно.
Зеленая чума была похожа на плесень, поселяющуюся в теле и пожирающую любого разумного, будь то человек, львиногрив, вампир или наг, за считанные дни изнутри. Если на коже проступили грязно-зеленые пятна — поздно метаться, пора заказывать погребение.
Он отпускал их одного за другим, даже не пытаясь заглядывать в глаза. Самыми черными словами крыл бургомистра, желавшего скрыть вспышку чумы и замалчивавшего случаи заболевания, пока не стало поздно. А ведь, по сути, зеленая чума, если взяться за лечение в первые двое суток, вполне поддается исцелению. Правда, оно по силам лишь темному целителю или же объединенным усилиям нескольких светлых.
В безумной погоне за ускользающим временем и напряжении всех сил души и тела прошло около недели, Арис вдоль и поперек исходил город, не минуя ни лачуги последнего нищего, ни вычурно роскошных домов знати.
— Кажется, все, — наконец, сказал он, прислушиваясь к своему дару.
— Что будем делать с градоначальником? — уточнил Сэйрис.
— Я бы его на его же кишках повесил, — в сердцах бросил Арис.
Столько жертв! Он едва переставляет ноги, а ведь еще следует объехать все окрестные поселения, проверить их. Хотелось хорошенько отмыться, упасть в постель, даже не важно, будет ли она мягкой, главное, чтоб была чистой, и спать-спать-спать, сутки, двое — пока не выспится.
— Ложитесь, Прекраснейший, вам нужно отдохнуть, — мягко прошелестел наг.
Они устроились в недорогой гостинице, сейчас практически пустой. За исцеление мужа и старшего сына хозяйка оной с радостью поселила измученного целителя и его охранника в лучшей комнате, категорически отказавшись от платы за постой.
— Тревожно… — Арис упал на комковатый матрас и уставился в потолок, безотчетно перебирая пальцами по простыне.
Сэйрис аккуратно приподнял его голову кончиком хвоста под затылок и принялся расчесывать влажные после купания волосы.
— Зудит внутри, будто я что-то забыл… — продолжил Арис.
— Ничего не забыто. Отоспитесь, — Сэйрис улыбался.
Вернуть себе спокойствие Арис так и не смог. Он устал, в самом деле очень сильно устал, его тошнило от голода и этой усталости, но он смог выпить только кружку молока. Он отупел от монотонного повторения одних и тех же действий, но стоило закрыть глаза, и изнутри словно иглами кололо: что-то не так, ты что-то забыл, Жрец. Сэйрис пытался его убаюкать, напевая одну из нажьих колыбельных. Наконец, Ариса сморило, затянуло в глухую пелену сна, и все равно он метался по постели и тихо вскрикивал, звал своего мужа, тянулся куда-то. Сэйрис смотрел на это, качая головой: страшная сила — любовь. В разлуке всего-то чуть больше недели, декада еще неполная, но как тянет друг к другу! Он обвил жреца хвостом, пытаясь успокоить, обнял всеми руками, укачивая, словно дитя.
Утром Арис поднялся, кажется, ничуть не отдохнувшим. Но следовало закончить работу. Они наняли лёгкий экипаж, чтобы добираться до окрестных хуторов и деревень.
— Как вам помочь, Прекраснейший?
— Сэй, чем ты можешь помочь? — устало улыбнулся молодой жрец. — Приготовься отпаивать меня водой и следи, чтоб крестьяне не подняли на вилы, вот и все.
— Хорошо, Прекраснейший, — наг утешительно обнял его хвостом.
Как Арис и предполагал, зараза успела затронуть несколько деревень в округе. Будь в Иллотиане хотя бы маленький храм с одним-двумя младшими жрецами Госпожи, этого можно было бы избежать. Арис же попросту физически не успевал везде, выматывался до того, что засыпал в экипаже, пока Сэйрис направлялся из одного поселения в другое. Слухов было не избежать, они и не старались, просто делали свою работу. Крестьяне к огромному нагу приближаться побаивались, хотя шепотки так и ползли. Оставалось надеяться лишь на то, что информация о жреце Госпожи достигнет столицы достаточно поздно. В Иллотиане Арис тоже изрядно наследил и не знал, были ли там люди принца или нет, чтобы прикрыть его. Да он особенно и не пытался — его долг состоял не в том, чтобы прятаться.
В одной из последних деревушек, где из живых остались вовсе считанные люди, к нему выползали и выходили сами, протягивали умирающих детей. Слезы застилали ему глаза — многих он мог лишь отпустить без боли.
Это были страшные дни и ночи. Его сердце разрывалось от сострадания и горя. Сэйрис, укладывая его спать в кольца своего хвоста, разглядел в темных от пота и пыли волосах Прекраснейшего первые серебряные нити.
— Ничего. Все будет хорошо, — пытался он утешить, выглаживая растрепанную косу Прекраснейшего.
— Осталось… сколько, Сэй?
— Еще пара хуторов, но, если там порезвилась чума, боюсь, мы опоздали, и выживших нет.
— Но мы должны проверить.
— Мы проверим, Прекраснейший.
Зараженные дома следовало сжечь, в Иллотиане этим занимались специально созданные из выживших горожан команды, город выгорел больше чем наполовину. Бургомистра, кстати, вздернули сами люди.
— Не пришлось пачкать руки, — отметил Сэй.
Арис только кивнул. Саму казнь он не видел, отсыпался в то время, как это произошло, и был отстраненно рад, что так случилось.
— Завтра доберемся до тех хуторов. И потом в Трианн.
— Порталом. Дилижанса я не переживу, — вымученно пошутил жрец.
— Непременно порталом, — закивал наг.
— Отдохнешь в поместье, и отправишься в Нагорье, гонять новичков, — улыбнулся Арис чуть более живо.
— Жду не дождусь, — рассмеялся Сэйрис.
Возражать он и не подумал даже — несмотря на теплый тон, в голосе жреца явственно слышался приказ. Арис слишком волновался о семье и пока еще не был готов безоговорочно доверять новым Стражам, хотя умом и понимал, что все принесшие клятву с этого момента преданны ему и его близким до последней капли крови и вдоха.
— А сейчас — спать, — завершил наг.
Как и в предыдущие ночи, вернее, в те редкие часы, что урывал Арис для сна, ему снилось что-то мрачное и выматывающее душу. Отдыха такой сон не приносил, но тело хотя бы чуть-чуть восстанавливало силы.
— Потерпи, — уговаривал наг. — Я уверен, что все в порядке.
Новостей о грядущей войне в Иллотиане не слышали, да и вряд ли людям было дело до северных границ, тут со своей бы бедой расквитаться. Порталы — и те работали через раз, выпускали только тех, кого лекари сочли незаразными и здоровыми.
Дальние хутора, как и предрекал наг, оставалось только сжечь. Вдвоем это было опасно, но из последней деревушки с ними пошли трое крепких мужиков, счастливо избежавшие болезни.
— Что же, вашмилсть, жечь, сталбыть?
Арис кивнул. Колебания деревенских были понятны: хутора крепкие, один так и вовсе почти новый, недавно только отстроенный. Хозяйство ладное, а ведь придется и живность всю под нож пустить, что еще не сдохла.
— Болезни нельзя дать вновь распространиться.
— Да эт-то понятно, вашмилсть… — мужик почесал в затылке, горестно хекнул и махнул рукой своим товарищам. Те дружно взялись за багры — растащить кровлю, чтоб горящее сено не полетело по ветру. Заваливали пристройки, стаскивая все к большому дому, куда Арис и Сэй, не боявшиеся заразы, снесли тела хозяина хутора, его престарелых родителей, жены и детей.
— Все, догорит — и возвращаемся, — Сэй гладил жреца по плечу.
— Да… — Арис отошел подальше от занявшегося весело и ярко огромного погребального костра, сложил руки в молитвенном жесте и негромко запел литанию Госпоже, провожая души ушедших. Наг ожидал, склонив голову в прощальном приветствии уходящих.
Оставив мужиков ждать, пока дотлеют последние угли, и заливать пепелище, они направились обратно к Иллотиану. Еще следовало пройти освидетельствование у лекарей, чтоб пропустили к порталу. Город представлял собой удручающее зрелище: черные остовы сожженных домов, сплошные пепелища на месте бедных кварталов. Однако люди, оставив скорбь на то время, когда станет возможно без помех оплакать умерших, уже суетились, разбирая пожарища, расчищая улицы. Жизнь не закончилась в очищающем пламени? Так нечего и стоять, никто добренький не возведет новые стены и не приготовит запасы к грядущей зиме. Иллотиан напоминал разоренный жестоким ребенком муравейник: маленький палач уже ушел, огонь угас, и муравьи торопятся восстановить все, как было. Уже снова стелились по ветру дымки из фабричных труб, торопились в цеха старые и новые работники. В город тянулись деревенские сироты, им быстро отыскивалась работа, особенно, на кирпичном заводике.
Арис смотрел на все это и думал: должно быть, похоже выглядели первые вампиры. Проклятые Витой. Прошлое уничтожено в огне божественного гнева, но выживать как-то надо, а скорбеть… Придет время, когда дети перестанут плакать от голода и страха, тогда и помянут ушедших до срока. Была ли чума очередной забавой жестокой богини со своими смертными игрушками? Зеленую чуму переносили болотные насекомые, но в окрестностях Иллотиана особенно больших болот не было, город стоял на глинисто-песчаных холмах, поросших довольно светлыми сосновыми лесами. Здесь было много ручьев и озер, но вода в них была чистой и не застаивалась.
Усталость не давала Арису мыслить четко и связно, но отстраненно он все же подумал, что слишком вовремя возник очаг чумы на южной границе Энрата — как раз тогда, когда на северные рубежи точат клыки полисские «лисы». Не проморгали ли соглядатаи принца диверсантов, не был ли проклятый бургомистр куплен врагами Энрата?
В лекарне, спешно организованной рядом с портальной площадкой Иллотиана, и нагу, и жрецу пришлось пройти полный досмотр, процедуру несколько унизительную, но необходимую. Арис стойко перетерпел чужие прикосновения и взгляды, впрочем, лекари-люди были так замотаны, что никакого интереса очередное тело перед ними не вызывало.
— Здоровы, жалоб нет. Пропустить, — прозвучал долгожданный вердикт.
Разоренный чумой город остался позади. Наг и жрец шагнули в портальное марево, задав точкой выхода поместье Леанн.
Портальная площадка пряталась в глубине парка, из окон поместья она почти не просматривалась. Встретил их Клай, по всей видимости, карауливший рядом специально, быстро сгреб Ариса в охапку и прыжками помчался в самые заросли, взмахивая крыльями.
— Что… что случилось? — перепугался юноша. — Где Эанор?
— Тихо, — шикнул Клай, сноровисто пробираясь в глубину парковых насаждений.
Арис притих, послушно следуя за ним, затем и прижался к его груди, когда дворецкий без единого слова подхватил на руки, взлетая. Клай привел его в густо заросшую колючим кустарником беседку, куда люди пробраться не смогли бы ввиду отсутствия крыльев.
— Лорд Эанор схвачен по приказу королевы.
Арис до крови прикусил пальцы, чтобы не закричать. Но достаточно быстро успокоился, заставил себя отрешиться от ужаса за любимого.
— Рассказывай. Как, что и когда произошло. В чем его обвиняют?
— В том и дело, что обвинений нет. Королева требует выдать ваше местонахождение.
— Мое? Но как… Тьма! Кто выдал?
Сейчас Арис как никогда ранее ясно понимал, что двигало Вороном и другими Прекраснейшими, устраивавшими кровавую бойню за уничтоженные семьи и близких.
— Неизвестно. В поместье ее люди.
— Сэйрис!
— Увы, милорд, я должен был спасти только вас, Страж уже наверняка схвачен.
Арис закрыл лицо руками, стараясь дышать медленно и глубоко, загоняя все свои чувства под ледяной панцирь отрешенности.
— Что ей нужно от меня? Лечение?
Клай покачал головой:
— Об этом не было сказано ни слова. Зато о том, что королева жаждет заполучить жреца Госпожи в качестве оружия в грядущей войне, ее люди треплются постоянно.
— Я должен идти во дворец.
— Пока что не должны. Принц уже знает обо всем. Нужно подождать.
— Чего? — заморожено поинтересовался Арис. — Ультиматума? Хорошо, я подожду.
Старый дворецкий содрогнулся, глядя на него. Воплощенное милосердие? Скорее, воплощенная Смерть.
— Лорд Леанн в порядке, я уверен, его заперли в подземелье.
— Где мне ждать?
— В моей комнате, милорд. К слугам соглядатаи не суются. Впрочем, раз Страж арестован, — перебил сам себя Клай, — то о вашем появлении уже известно, так что в ваших покоях.
— Идем. Прятаться я не собираюсь. Пусть слуги выкинут из нашего дома мусор, я не хочу натыкаться на чужаков на каждом шагу.
— Как прикажете, милорд.
Приказ исполняли вампиры и наемники, так и остававшиеся в поместье дожидаться подопечного. Быстро, четко и почти без скандала — люди королевы были даже не гвардейцами, по всей видимости, Алатия еще питала иллюзии по поводу робкого, болезненно-стеснительного юноши.
— Заприте ворота. Пусть наемники патрулируют поместье.
— Что прикажете подать на завтрак? — невозмутимо поинтересовался Клай.
— Молока сейчас. Остальное позже, я должен привести себя в порядок и поспать. Будут новости — будите, Клай, незамедлительно.
Арис ушел в их с Эанором покои, разделся и почти рухнул в бассейн, в горячую ароматную воду. Отмыться, поспать, заставить себя поесть — ему понадобится много сил.
Клай лично принес молоко.
— Помочь вам выкупаться, милорд?
Арис молча выпил любимое лакомство и кивнул, распуская косу и стягивая пропотевшую, воняющую гарью одежду. От него просто веяло усталостью и тихой, холодной яростью. Если принц Никелеон не освободит Стража в ближайшее же время и не принесет Прекраснейшему извинений — Энрату грозило появление второго Ворона, только чуял старый дворецкий, что этот Первожрец Госпожи собственную жизнь на плаху возложить не согласится, скорее, уложит туда королеву и всех причастных. И дай Тьма, чтоб лорду Эанору не нанесли серьезных ран — за каждую капельку его крови будет взята своя цена. Пока же Клай младшего лорда искупал, вытер, отвел в постель и уложил спать.
Наемники, патрулирующие границы поместья, доложили, что за ним следят люди королевы. Они почти и не прятались, и их было много, достаточно, чтобы не пропустить никого, входящего или выходящего из ворот или с черного хода для слуг.
— Лорд не собирается прятаться, — высокомерно процедил Клай, выйдя наружу. — Ожидайте. Когда он сочтет нужным, явится ко двору.
Стража Сэйриса, несмотря на возможные и скорее всего неизбежные дипломатические неприятности со стороны Нагорья, в поместье не вернули. Королева наверняка с радостью лишила бы Прекраснейшего вообще всех слуг, но то ли ее безумие пока что не зашло так далеко, то ли она сочла, что двух заложников будет достаточно, поместье осталось неприкосновенным, и слуг никто не трогал. Клай на всякий случай активировал защитные чары на особняке, все, какие только были и какие смог подсказать Жене. Хороший дворецкий должен владеть соответствующими навыками. Клай был отличным дворецким.
Чары пропустили лишь магического вестника от его высочества, но Клай, заглянув в спальню милорда, не стал его будить — сон молодого Прекраснейшего и без того был неспокоен и неглубок.
— Излагай, — велел он вестнику.
Птица рассыпалась искорками, оставив на столе запечатанное гербом принца письмо. Это могло подождать, к тому же, Клай догадывался, что добрых вестей там нет. Принц Никелеон не мог, просто не имел права на активные действия именно сейчас. Противопоставить себя королеве и отрезать все возможности мирного принятия короны после ее смерти? Вряд ли жизни трех разумных стоили этого. Клай покачал головой, отнес письмо в спальню. Ничего хорошего оно не сулило. Клай не одно столетие жил под луной, прекрасно понимал и мотивы, и подоплеку поступков принца. Свое неодобрение аресту Стража Границ он уже наверняка высказал, и если лорд Леанн не отпущен на свободу, к нему не прислушались. Да и в самом деле, упустить такой козырь из рук? Оставалось молиться о смерти королевы. Почему она не умирает? В столице только и слухов, что о ее болезни, весь город гудит, как растревоженный улей. Но венценосная тварь цепляется за жизнь, словно паучиха за рваную паутину, выплетает новые нити. И — Свет ее покарай! — даже ловит в эти липкие сети новые жертвы. Только Клай знал еще одно: бело-алая бабочка, попавшаяся ей сейчас — далеко не беспомощна.
Глава десятаяАрис проспал беспробудно сутки. Потом проснулся и еще в полудреме позвал, вкладывая в свой зов все отчаяние и всю любовь, что переполняли сердце:
«Эанор! Эно!»
«Мой цветок!», — прилетело счастливое.
«Как ты? Что она сделал с тобой?!»
«Я тут в кандалах, скучаю по тебе и шлю проклятия Алатии».
Под сомкнутыми веками Ариса, словно вживую, возникла камера в королевских темницах, узкий каменный мешок, тяжелые короткие цепи, запекшаяся на руках и одежде кровь. С Эанора не сняли ни перстней, ни регалий лорда — не посмели. Его даже кормили раз в два дня: приводили донора и внимательно следили за трапезой. Он выглядел изможденным, три недели не мытым, но, кажется, никто его не пытал.
«В общем-то, спасибо Аргусу — мне тут хорошо».
Арис зашипел от злости, хотя прекрасно понимал, что драгоценный супруг имеет в виду.
«Что ей нужно от меня, Эно?»
«Чтобы ты ее исцелил, разумеется».
«Клай утверждает, что она хочет использовать меня в качестве орудия устрашения Полисса», — заметил Арис.
«Возможно, за этим тоже».
«Прекраснейший на все сгодится? — ядовито прокомментировал Арис. — Что ж, пора заканчивать этот фарс. Темницы и цепи плохо влияют на твое здоровье и мой моральный облик, Эно. Можешь передать тем, кто тебя сторожит: я приду сегодня».
«Только будь вежлив, мой ядовитый цветочек».
«О, я буду очень вежлив! — ярость холодным огнем растекалась по венам, и это было почти так же, как когда он глотал кровь вампира, отдаваясь ему или обладая. — Эно, если она поставит на кон твою жизнь, я сам остановлю твое сердце».
«Хорошо, мой цветок», — согласился вампир.
«Люблю тебя. Скоро увидимся», — пообещал Арис и открыл глаза.
— Ринх!
Дневной дворецкий вошел так быстро, словно караулил под дверью спальни. Впрочем, возможно так оно и было.
— Мне нужна белая туника и белый плащ. Достаньте, где хотите, до полудня.
— Уже почти исполнено, милорд.
Арис улыбнулся: конечно, они все знали. Наверняка приготовились и к тому, что он однажды заявит о себе, как о Первожреце.
— Завтрак — сытный и легкий. И пусть кто-то из девушек поможет мне привести волосы в порядок.
— Дара за дверью, милорд. Сейчас позову.
Он собирался, словно на самый светлый праздник. Словно этот день должен был стать лучшим в его жизни. Он улыбался, подставляя голову, и Дара расчесывала его волосы дрожащими руками: чувствовала переполняющую его силу, благоговела и боялась ее одновременно.
— Тебе страшно? — спросил Арис, встретив ее взгляд в зеркальном отражении.
— Н-нет, милорд. Волнительно.
Она вплела в его волосы драгоценную диадему, подаренную нагами: золотые колосья и рубиновые маки. Каждый лепесток был выточен столь искусно, что казался живым и настоящим, каждый колосок был уникальным и неповторимым. Диадема и браслет были единственными украшениями, которые Арис оставил в этот день. Туника, плащ и легкие сапожки — единственной одеждой, прикрывавшей его тело. Судя по взглядам слуг и наемников, провожавших его, они бы с радостью нацепили на него зачарованные латы и окружили щитами. Однако свои желания охране пришлось оставить при себе и сопровождать лорда молча.
Как Арис и думал, королева Алатия прекрасно знала историю. И то, как был пленен и уничтожен последний из известных Прекраснейших — тоже. То, что она желала обставить подчинение Первожреца с почти нарочитой театральностью, с так любимым ею пафосом, играло ему на руку. То, что все это происходило в полдень, играло на руку уже принцу Никелеону — он, по сути, становился непричастным к любому исходу, руки его будут чисты даже в том случае, если Арис зальет кровью столицу по колено.
Около дворца их встретила королевская стража. Арис остановился у самых врат с гербами, жестом отсылая своих сопровождающих.
— Милорд, — наемник-человек, старший из боевой двойки, припал на одно колено, склонив голову. — Это безрассудно.
— Идите. Поместье должно оставаться под охраной.
Наемники не посмели не повиноваться, удалились, поминутно оглядываясь. Гвардейцы же окружили жреца тройным кордоном, не осмеливаясь даже коснуться, хотя Арис вовсе не выглядел грозным или опасным: высокий худой юноша в простой полотняной тунике и наброшенном на плечи белом плаще, словно готовая к погребению девственница, не успевшая вкусить сладости жизни. Венок и браслет довершали картину, и бравые гвардейцы сами не могли бы сказать, отчего им так жутко смотреть на этого беззащитного и безоружного юношу.
Легкий теплый ветер трепал распущенные кудри, Арис неспешно шел вперед, к высящемуся в конце дворцовой площади помосту. Его окружали арбалетчики, на одном краю стоял богато украшенный трон, а на другом — столб, к которому был прикован пленный лорд-вампир. Там же располагался палач со всем его инструментарием. Арис брезгливо поджал губы: неужели Алатия собиралась смотреть на пытки с расстояния, до которого вполне могли долетать брызги крови?
Эанор при виде мужа оживился, расцвел улыбкой.
— Вы хотели меня видеть, ваше величество? — Арис, внимательно осмотрев вампира, чуть кивнул ему и перевел взгляд светящихся серебром глаз на королеву, не удостоив ее ни поклона, ни даже кивка.
— Итак, легенды не лгали…
— Это смотря какие легенды, — тонко улыбнулся юноша, разительно отличавшийся от того образа, в котором его привыкли видеть при дворе.
— Те, что утверждают, будто вы можете убивать прикосновением.
— Я не убиваю, только отпускаю души, — покачал головой Арис.
— Неважно. Вы хорошо послужите нам в войне с Полиссом.
— Я не имею права воевать. Отпустите моего мужа, миледи. Он исполнит свой долг.
— Вы оба его исполните. Я знаю легенду о Вороне.
— Что конкретно вы хотите от меня, ваше величество? — Арис искренне не понимал её.
— Чтобы вы прикончили кое-кого в приграничье.
Арис всплеснул руками:
— Ваше величество, вы будто не слышите меня! Я не убиваю! Мне нельзя!
— Я найду способ вас переубедить, не сомневайтесь.
— Убив или искалечив моего мужа? — жрец неприятно улыбнулся, обнажая клыки. — Это невозможно.
— Сейчас проверим. Палач!
«Эно, посмотри мне в глаза, — приказал Арис, поднимая руку. — Ты веришь мне?»
«Конечно, мой цветок», — вампир поднял голову и встретился с ним глазами. Арис сжал пальцы в кулак, словно выдернул что-то из воздуха, почувствовал, как потяжелел браслет. В это же мгновение тело вампира обвисло на цепях.
— Никто не будет шантажировать меня жизнью Эанора.
— Взять его! — взвизгнула Алатия.
Прежде чем кто-то из гвардии или стражи шевельнулся, Арис поднял обе руки.
— Если вам дорога ваша жизнь, остановитесь. Я не желаю убивать, это противно природе жрецов Госпожи. Но Она простит и поймет. Один шаг — и эта площадь будет полна трупов.
— Взять! — завизжала Алатия. — Всех перевешаю!
— Подумайте о своих семьях, — Арис говорил все так же спокойно, медленно идя вперед. — Вы присягали короне, а не безумцу, на чьей голове она ныне.
Королева бесновалась, пытаясь заставить хоть кого-то сдвинуться с места.
— Госпожа Душ милосердна, — Арис говорил нараспев, словно заклинал людей. — Каждый из вас волен поступать так, как желает, так, как говорит вам ваша совесть и честь. И лишь ваши поступки станут мерилом за гранью, когда Она примет ваши души в Полях Забвения. Будут ли они помнить боль и страдания, принесенные в этот мир вами, будут ли радоваться, не совершив зла и забыв прошлые тяготы, пока не придет срок перерождения — зависит от вас. Лишь за одно преступление душа лишается посмертия и права вновь прийти в этот мир: за убийство или причинение зла Ее детям. Алатия! — голос его прозвучал набатом, разнесся по всей площади. — Твоя кровь несет печать порока, твои предки убивали Детей Смерти.
— Что за глупости! Взять его, я сказала! На костер!
— Твоя кровь отравлена насквозь ложью и ядом. Еще три недели назад я мог бы исцелить твое тело, но теперь все, что я могу — подарить тебе высшее милосердие Госпожи.
— Коснешься меня — конец твоему Стражу!
— Ваше величество, он и так мертв, — напомнил палач.
— Я про змею, — отмахнулась та.
— Ваше величество, мы не готовы развязать войну с нагами, — подал голос один из советников, торчавших статуями за креслом. Бледные до мраморной белизны, они именно статуями и выглядели, не вмешиваясь до сих пор.
— Молчать! Еще одно слово… — Алатия даже вскочила, затем рухнула обратно.
Арис ждал. Смотрел в глаза людям: страже, гвардии, советникам. И дождался — коротких, судорожных кивков, оставшихся незамеченными безумной королевой.
— О милости прошу, Госпожа моя.
На площадь рухнула тишина, поползли тонкие завитки тумана, словно продолжение его плаща. Алатия осеклась, рассматривая этот туман.
— Милосердие — высшая добродетель, — пропел Прекраснейший. Он не шевельнул и пальцем, но туманные протуберанцы выстрелили в сторону трона, на мгновение оплели высохшее тело королевы и рассеялись вместе с потусторонней жутью, наполнявшей площадь. И перед людьми вновь стоял всего лишь юноша в белых одеждах, выглядевший очень устало и почти изможденно.
К нему метнулась через всю площадь, расталкивая солдат, девичья фигура, подставила плечо — Дара не утерпела, примчалась посмотреть на лордов Леанн. Арис слабо улыбнулся ей: такую верность стоило поощрить.
— Помоги мне дойти до помоста, Дара. Освободите моего мужа и Стража Сэйриса, — он взглянул на безмолвствующих советников.
Несколько жестов — и пара солдат отправилась в подземелья, засуетился палач. Тело Эанора расковали и уложили на помост.
Арис опустился рядом с ним на колени, обнял:
— Возвращайся, счастье мое…
Свадебный браслет вновь стал легким, а вампир судорожно вздохнул, открывая глаза.
— Давай это не повторять? — простонал он.
— Как скажешь, Эно. Как скажешь, — Арис покачнулся и едва не упал на него. Сил удержание души выпивало просто безумно много. Да и призыв Госпожи в неурочный час — тоже. Вампир сгреб его в охапку, нимало не стесняясь. Потом обоих окружили кольца змеиного хвоста.
— Домой. Дара, милая, надеюсь, ты примчалась в экипаже?
— Да, милорд, я надеялась, что…
— Милорд, — подал голос один из советников, — но как это возможно?..
Арису не потребовалось уточнять, он устало усмехнулся:
— Прекраснейшие не убивают, советник. Как и не воскрешают из мертвых.
— Я хочу домой, — Эанор поднялся. — Так, Сэй, вези.
Наг фыркнул, но и не подумал отказываться. Поднял на руки Ариса, позволил Эанору устроиться на приподнятом над землей хвосте и пополз прочь с площади. Перед ними расступались солдаты. Один из них, со знаками отличия капитана, припал на колено, прижав руку к груди:
— Прекраснейший, я благодарю вас за то, что не дали свершить страшную ошибку мне и моим людям.
— Надеюсь, что вы продолжите так же верно служить короне и трону, капитан.
В экипаже Арис позволил себе закрыть глаза и расслабиться. Все закончилось так, как должно было закончиться. Власть примет принц Никелеон, и то, будет ли война с Полиссом, зависит уже от него.
— Как же я хочу помыться, — простонал Эанор.
— Ты не поверишь, но я тоже, — передернулся Сэйрис.
Арис улыбался в полусне.
— Я упаду в бассейн и буду там лежать сутки, — вампир морщился.
— Это вряд ли. Скорее всего, этой ночью нас призовут в Вежу.
— Или в королевский дворец…
— До коронации его высочество будет оставаться в своей резиденции, — возразил наг.
— Тогда надо успеть отмыться.
— Пожрать сперва. Готов отдать будущий выползок за изрядный кусок сочного, свежего мяса, — Сэйрис облизнулся.
— Сочного, свежего донора!
— Милорда нужно накормить тоже, — робко подала голос Дара. — Очень уж он бледненький.
— Милорд все слышит, — пробормотал Арис, утыкаясь в плечо Эанора, благоухавшее далеко не цветами и свежестью.
— Всех отмоем и всех накормим, — уверил вампир. — Который час? Полдень?
— Уже больше, милорд.
— Неважно, мне нужны четверо… Нет, пятеро доноров.
Поместье, настороженно замершее в ожидании, в одно мгновение превратилось в разворошенный муравейник: заметались слуги, забегали горничные, бросились готовить лучшие блюда повара.
— Оставьте меня в покое на пару часов, — попросил Арис и немедленно уснул, едва коснулся головой подушки.
Эанор пошел отмокать, отмываться и с остервенением смывать с себя все лишние запахи. Подумать только — три недели он не то, что искупаться — умыться даже не мог. Когда он только попал в плен к некроманту, было так же противно. Потом он притерпелся и перестал так остро реагировать на нечистоту своего тела. Сейчас он извел четыре флакона мыльного состава и трижды сменил воду, прежде чем решил, что чист. Потом с наслаждением натянул чистую одежду, заплел косу и вышел в столовую. Пятеро доноров уже ожидали его.
От доноров его оттащил… Клай, донельзя сонный, но хватки не потерявший. Старик так волновался за хозяев, что даже не смог спать спокойно, сквозь дневной сон зачуяв их присутствие.
— С возвращением, милорд, — делая знак изрядно обескровленным парням покинуть столовую, проговорил дворецкий, удерживая все еще не насытившегося до конца вампира. — Желаете продолжить трапезу? Вам приведут еще людей.
— Клай! Немедленно ступай спать, в твоем возрасте вредно просыпаться!
— А в вашем — вредно забывать о сдержанности! — парировал старик. — Милорд Арис будет безутешен, если вы нарушите закон.
— Хорошо-хорошо. Ступай спать. Я утолил голод, буду сдержан.
Клай немедленно отпустил его и вышел, отдавая приказ привести еще доноров. Сытый лорд — добрый лорд.
Эанор закончил трапезу Дарой, облизнулся и побрел в спальню, чувствуя, как внутри побулькивает. Собственная несдержанность сильно удивила: не так уж он был и голоден, по крайней мере, его кормили раз в два дня живой кровью три недели, а не раз в неделю остывшей — двадцать лет. Поразмыслив, уже устроившись рядом с мужем и осторожно подгребя его под бок, вампир понял: после заключения у Аргуса первой кровью, что он выпил, была кровь Ариса. Никакая другая не смогла бы насытить его, омолодить и оздоровить до приемлемого состояния. Поэтому пришлось добирать количеством.
Арис развернулся в кольце его рук, уткнулся в плечо носом и, не просыпаясь, окутал своей целительной тьмой. И Эанор заснул счастливым.
Будить их явился Клай, царственный как король в изгнании. И поджаренный как поросенок на костре. Арис, проморгавшись, ахнул, забыв о собственном истощении, бросился лечить солнечные ожоги, выговаривая старику за то, что не бережет себя, и «как же так можно, Клай, вы так нам нужны!». Дворецкий растроганно его поблагодарил.
— Ваш завтрак готов, милорд. И вас ожидает посланник принца.
— Пусть ждет в гостиной, мы скоро будем.
Мысленно Арис шипел и морщился: он хотел бы поваляться в постели, отходя от событий дня, заняться любовью с мужем, дать ему укусить себя — голодные взгляды на свою шею он уже заметил. Впрочем, последнее он собирался сделать в любом случае, в качестве десерта и компенсации за кратковременную смерть.
— И, Клай, лучшие костюмы. Может быть, нас и не призывают в Вежу, но пусть будет все готово.
— Все уже готово, милорды, — с достоинством отозвался старый вампир.
Арис шагнул к нему и внезапно расцеловал в щеки, крепко обняв.
— Что бы мы без вас делали, Клай.
— Голодали и сидели в недошитых штанах, милорд.
Юноша рассмеялся и смеялся до слез, забившись в объятия мужа, как в спасительное убежище. Клай на эту очень запоздалую истерику лишь покивал, вышел и вновь явился с чашкой успокоительного отвара, когда Арис уже немного пришел в себя.
— И когда вы завершите все дела с коронацией короля, я попрошу вас уделить время знакомству с вашим новым ночным дворецким, милорды.
Оба лорда слегка опешили.
— Что?
— С кем?
— С моим внуком, милорды. Я слишком стар и желаю оставить службу.
— Но вы же не покинете нас насовсем? — просительно заглянул ему в глаза Арис.
— Как и мои предшественники, я буду доживать свой век в поместье.
Это радовало. Наверняка, и внука Клая тоже — учиться ему у старика еще и учиться.
Ночь начиналась сумбурно и грозила затянуть лордов Леанн в водоворот событий сразу. Посланником оказался лорд Гарт, сразу чуть ли не кинулся ощупывать обоих.
— Вы в порядке, дети?
Арис хихикнул: дети! Но усилием воли подавил всплеск неуместного веселья и кивнул:
— С нами уже все в порядке, милорд. Но меня волнует вопрос, как отреагируют люди на отнятие мной жизни королевы?
— Мы уже приняли меры. Да и советники… подсуетились.
— По сути, я получил тогда их одобрение, — задумчиво сказал Прекраснейший. — Но ведь это люди, веры им…
— Ничего, теперь они присмиреют. Из Нагорья к нам прислана гвардия князя… в знак уважения к принцу, разумеется.
Арис усмехнулся: у сешш Крассиса явно были свои способы оповестить князя о незаконном аресте Стража Сэйриса. Пусть тот и вышел из рода, но наги своих не бросают. Очень оперативно сработали, пусть и с небольшим опозданием, но, не выйди Арис к королеве вчера сам, сегодня, возможно, Сэя бы выпустили под давлением многохвостого и многорукого «аргумента», вооруженного до ядовитых зубов.
— А также дворец и подступы к нему так и кишат львиногривами, знаете, любопытство этих кошачьих просто неистребимо. Им нужно везде сунуть носы, начиная от королевских покоев и заканчивая садом. Не будем же мы ссориться с добрыми друзьями из-за их врожденной тяги все понюхать.
А вот это, по всей видимости, был ответ на зеленую чуму в непосредственной близости от границ Эреаты. Ну, тут уж пусть его высочество отдувается сам, коль его шпионы проморгали. Арис все больше склонялся к мысли об искусственности вспышки болезни. Ну не было никогда в тех местах подобного, он ведь не зря читал книги по медицине, а там многое и о сезонных, и о моровых болезнях было систематизировано и разложено по полочкам.
— А вы приглашены к принцу. Он жаждет из первых уст услышать, что произошло.
— Нам следует прибыть незамедлительно? — уточнил Эанор.
Арис чувствовал, что и супруг бы с радостью отказался от этой чести, оставшись дома, отдыхать и выздоравливать до конца — его запястья все еще опоясывали глубокие шрамы от серебра, пусть и затянувшиеся стараниями Ариса до того, чтобы не вспыхивать болью от трения о ткань.
— В любые удобные для вас ближайшие пару дней.
Оба лорда почти зримо расслабились.
— Мы прибудем на аудиенцию в Вежу послезавтрашней ночью, — встретившись глазами с супругом, сказал Эанор. — Арису требуется отдых после трех недель непрерывной работы в Иллотиане.
— Будем вас ожидать, — лорд Гарт поднялся.
Арис спросил, старательно делая вид, что ему ничуть не любопытно:
— Милорд, а когда коронация?
Несмотря на все события, он все же был очень молод, и побывать на настоящем торжестве государственной важности ему ой как хотелось.
— Через неделю. Пока что идет подготовка. Вам понадобятся новые наряды.
Арис страдальчески закатил глаза, впрочем, тут же тряхнул головой:
— Рано или поздно все равно пришлось бы заказывать настоящее парадное облачение.
— Что ж, отдыхайте. Я пришлю лекаря осмотреть вас.
Протестовать не стали — лекаря так лекаря. Принц, наверняка, желает убедиться в том, что они в порядке. Когда лорд Гарт отбыл, Арис задумчиво молчал еще некоторое время, устроившись на подлокотнике кресла мужа и перебирая его волосы. Потом сказал:
— Эно, я хотел бы, чтобы ты получил разрешение от обета Стража Границ.
— Я постараюсь. Но нас мало.
— Эту почетную обязанность может принять лорд эр-Леанн.
— Я поговорю с ним, — кивнул Эанор.
Риад, конечно, не слишком обрадуется… Хотя тут как посмотреть: это ведь, с одной стороны, огромная ответственность, но, с другой, безоговорочное признание силы рода и способностей как воина, а в случае лорда эр-Леанн, еще и как мага.
Лекарь принца явился через час, сообщил, что готов осмотреть и все исцелить. Арис на это промолчал. Исцелить ожоги от серебра могло лишь время — и он сам, как темный целитель. Истощение же Прекраснейшего и вовсе требовало только времени и полноценного отдыха, питания и — любви супруга-Стража.
— Что ж, вы оба практически в полном здравии. Не считая недавнего переедания кровью.
Эанор смутился, навесил на лицо независимую мину. Арис прикусил губу, чтоб не смеяться, но тут же обеспокоился и здоровьем мужа, и состоянием доноров.
— Сажаю вас на диету. Сутки голодания. А вам, юноша, стоит выпить крови. Все-таки, вы супруг вампира. Может помочь.
— Спасибо, я учту. Передайте нашу благодарность его высочеству за заботу, — кивнул Арис.
Лекарь поклонился и удалился сообщать принцу, что все в порядке.
Арис же, прежде чем отдаться, наконец, заслуженному отдыху, занялся насущными делами, отдав Эанору право распорядиться относительно портных и прочих приготовлений к коронационным торжествам. Молодой жрец явился в крыло слуг и устроил головомойку тем, кто должен был сообщить ему о пострадавших от несдержанности лорда донорах, навестил последних, исцелил и пообещал небольшую компенсацию. В общем, занялся тем, чем и всегда, словно и не было года, проведенного в Нагорье. Сэйрис, памятуя приказ Прекраснейшего, еще вечером отправился в Нагорье через стационарный портал, так что за детей и Ланора Арис был почти спокоен. Наверное, они уже соскучились, его любимые малыши. Но он не торопился забирать их в Трианн: пока не разрешится ситуация с военной угрозой Полисса, семья и приближенные Прекраснейшего будут оставаться в наиболее защищенном месте.
В спальне, когда добрались туда оба, Эанор его обнял покрепче руками и крыльями. Они почти не разговаривали — и без того понимали друг друга с полувзгляда и с одного жеста. Арис уткнулся в шею мужа губами, просительно коснулся кожи кончиком языка. Эанор подставился под его клыки. Взаимное наслаждение было почти оглушающим, словно… словно в первый раз. Словно кратковременное небытие смыло с чувств легкий налет привычки, заставило вновь наслаждаться каждым мгновением более чем полностью. Эанор порадовался, что когти ему подрезали. Нежность и требовательность супруга кружили голову, ласки заставляли кричать в голос, тело отзывалось так, словно он разом скинул добрые полторы сотни лет и переживал вторую юность в самом ее расцвете сил и желаний. Хотя… Они ведь заслужили это, так?
Все обрывочные мысли вышибло из головы удовольствием очень скоро, а вот успокоиться и оторваться друг от друга супруги сумели далеко не после первого раза, наверстывая упущенное. И раз за разом Арис шептал мужу на ухо, доводя его до пика:
— Ты мой, только мой!
— Конечно, — соглашался Эанор.
Он понимал больше, чем кто-либо из живших в прошлом и живущих ныне: легко умереть за кого-то, но куда труднее защитить и остаться в живых самому. Жить вообще труднее, чем умереть.