Как в плохих балладах - 10 (закончен)

[felinariy]

Авторы:  Таэ Серая Птица и  Тай Вэрден
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Фэнтези, Повседневность, Первый раз
Предупреждения: нет
Размер: Макси
Статус: закончен

Краткое описание: Альбин не верит в любовь. Ему всего семнадцать, но он практичный юноша, который готов сделать все, чтобы построить в грозящем ему браке отношения, основанные хотя бы на уважении.
Легард любил и потерял любимую, оставившую ему кроху-сына, был боевым магом - но стал героем войны и калекой, не способным полноценно магичить. Он не готов к новым отношениям и не желает искать мачеху для сына.
Добрые боги или насмешница-судьба свели их на балу дебютантов.

17. Признание

После целого дня торжеств все, чего хотелось Легарду, это принять ванну вместе с мужем и заняться с ним…ласками, да, именно так.
— Через пару дней уедем ото всего этого. Послушаем дождь, погуляем по окрестностям, мышонок.
Альбин согласно кивал и раздевал его, попутно целуя, куда приходились губы, куда мог достать. Легард обнимал его своими полутора руками. Эрвилом сегодня занимались няни и наставник, так что помешать им было некому. И, заперев двери в покои, они могли насладиться друг другом, выплеснув в ласках копившуюся до сего дня нервозность.
— Не верится, что все позади, — пробормотал Легард.
— Позади? — фыркнул Альбин. – Гард, ты в это веришь? Все только начинается. Айдора… Я более чем уверен, что она доставит еще массу неприятностей нам и всем вокруг. Надеюсь только, эйфория его величества закончится достаточно быстро и безболезненно. Влюбленный менталист – это страшно.
— А что не так с Ланой? — вскинул бровь Легард.
— Да все не так, — против воли Альбин вспоминал пойманные на церемонии мысли. Девушка слишком расслабилась или перенервничала настолько, что не удержала щиты. Или дело было не в этом, а в том, что она хотела, чтобы он это услышал? Теперь и не поймешь.
— Фиорана она вряд ли обманывает. Возвращать себе имя Лана не будет. Что не так?
— Мысли, — Альбин устроился на ступени бассейна и потянул мужа, чтобы тот сел ниже, позволил вымыть ему голову. — Ее мысли. Я не поручусь, что расслышал верно, не поручусь за то, что это не было с ее стороны провокацией. Просто для нее никтеро не более чем полезные вещи. Или фамилиары. Или бессловесные рабы.
— Издержки воспитания. Ей придется ко многому привыкнуть.
— И потому я надеюсь, — выделил голосом Альбин, — что она привыкнет, а не попробует переделать так, как было привычно ей раньше. Закрой глаза, Гард.
Легард зажмурился.
— Привыкнет. Иного выхода у нее нет.
Альбин кивнул, хотя муж не мог его видеть, и, скорее, не ему, а своим мыслям. И принялся ухаживать за Легардом.

***

Два дня спустя, когда закончились торжества по поводу королевского бракосочетания, герцоги Зарберг с наследником уехали в свое имение.
— Можно бегать, поджигать все... — говорил Легард, ухмыляясь.
— Проедем по арендаторам? Пусть приплачивают за работу огненного мага на их благо, наверняка ведь у них есть что сжечь, — скопировал его ухмылку Альбин.
— Мыш, я дурно на тебя влияю.
— А мне кажется, что только положительно.
Легард поймал его за пояс. Альбин знал, что где-то рядом есть слуги, но ему было удивительно безразлично, увидят ли его целующимся с мужем, или нет. Это его муж, это их поместье, они имеют полное право делать что угодно.
Именно этим они и занимались весь следующий месяц — делали то, что хотелось всем троим. Устраивали скачки, гуляли по окрестным лесам и луговинам, плели венки, если того хотелось Эрвилу, купались в прогревающемся до температуры парного молока озерке, если были вместе с сыном, или в чуть более холодном лесном в часе езды верхом от поместья.
— Не помню, когда я так отдыхал, — тихо радовался Легард.
В выдававшиеся свободными — редкие, словно крупицы золота в Серых горах — часы Альбин повторял пройденные в университете курсы и готовил домашнее каникулярное задание.
— Не соскучился по родным преподавателям? — посмеивался Легард.
— Немного.
И они оба прекрасно знали, о ком он. Легард улыбался не так уж и искусственно. Все же супруг рядом, под боком. Альбин, когда читать надоедало, устраивался к нему вплотную и расспрашивал о годах обучения, о тех, с кем вместе Легард начинал свою службу. А начинал он младшим офицером, как и любой, хоть самый бедный, хоть самый богатый, знатный или «вторая кровь по жалованию», аристократ. Вспоминать начало службы Легард никогда не отказывался, там было немало веселого. Творили юные отпрыски дворянских родов такое, что родители не седели лишь из-за незнания. Старшие офицеры имели полное право наказать младших, вплоть до розог на конюшне, но дальше казарм все это не выходило. Это помогало сплотить защитников Эллора.
— В общем-то, время было хорошее. И веселое.
Альбин смешливо фыркал.

***

Идиллия закончилась слишком быстро — по мнению обоих. В поместье прилетел магический вестник. Легарда вызывали в приграничье.
— Да что там... О, — он ознакомился с письмом.
— Что случилось? — Альбин внезапно охрип, побледнел и вцепился в плечо мужа с такой силой, что наверняка оставил на нем в довесок к шрамам десяток синяков — от каждого пальца.
— Мышонок, тише! Мне просто надо прибыть к границе.
— Что? — требовательно повторил Альбин, правда, руки расслабил, принимаясь поглаживать пострадавшее от его горячности место легкими движениями ладони. — Опять война?
— Нет, на этот раз просто изловили агентов Плента.
Альбин не слишком интересовался политикой, до того дня как политика заинтересовалась им. Так что он был в курсе — насколько мог быть в курсе занятый по самую макушку студент — тенденции принижать честь и достоинство младших супругов и калечить таких магов. И знал, что зародилась она не сама по себе. Так считали и его супруг, и брат Антоний. Так наверняка считал и король. Он сам думал, что позволять воспитывать из мага, пусть даже он и родился третьим сыном, младшего — глупо. Ставить магию в подчинение интересам только одного человека, когда она могла бы послужить интересам многих и самого мага в частности? Но он помалкивал в тряпочку. И вот теперь – схвачены агенты влияния Плента. Вопрос в том, схвачены они во время попытки проникнуть в Эллор или сбежать из него? Это было очень интересно.
— Так что я вынужден уехать. Ненадолго.
— Мы с Эри останемся здесь. Если ты в самом деле ненадолго, — заметил Альбин.
— Я постараюсь вернуться поскорее. Очень постараюсь.
Альбин наклонился и сам поцеловал его, вложив в эту нехитрую ласку, пожалуй, даже больше, чем изначально хотел. Магия отозвалась на его нервное состояние, всплеснула, укутывая Легарда на пару мгновений непроницаемым коконом — и впиталась в его тело.
— Просто политические дрязги, я уверен, мышонок.
— И все равно, я очень тебя прошу, будь осторожен. Я крайне не настроен на раннее вдовство, а Эрвилу очень нужен любящий его отец, а не только отчим-младший.
— Не волнуйся, я вернусь очень скоро. И войны не будет, просто нужно решить кое-что по обороне.
Он уехал в этот же день, еще до обеда. Альбин нервничал, но старательно пользовался всем, чему успел обучиться на занятиях по медитации и контролю над даром. Он не хотел волновать сына, не желал выпускать накрепко взятую на поводок воли магию.
— А папа надолго уехал? — спросил Эрвил.
— Нет, огонечек, он обещал скоро вернуться, — ласково сказал Альбин, стараясь погасить тревогу в зародыше.

***

Визита королевы никто в поместье не ждал. Особенно, визита королевы в компании Ястреба и двух телохранителей. Альбин в первую секунду, когда они встретили четырех всадников на пути к дому, испугался до того, что вообще все чувства отключились, превратив его в очень чуткий механизм, способный среагировать на любое, даже малейшее нарушение границ. Королева Лана Элиза это поняла. Видимо, ей не единожды приходилось видеть никтеро в подобном состоянии.
— Успокойтесь, младший герцог, мы с миром.
Альбин медленно поклонился, неглубоко — имел право, как глава дома в отсутствие старшего супруга, — и не отрывая взгляда от нежданных гостей.
— Прошу следовать за мной, миледи.
Остальных он просто проигнорировал. Особенно одного наглого, бесцеремонного и нарывающегося на магическую трепку шпиона. Впрочем, его присутствие было гарантией того, что этот визит нанесен с ведома и одобрения герцогини.
Лана направила коня по тропе, с любопытством осматриваясь. Поместье Зарберг было не слишком роскошно. Маленький, компактный замок в позднеимперском стиле, лишенный оборонительных сооружений. Хотя земляная насыпь, декорированная высокой живой изгородью и клумбами-горками, явственно указывала на то, где именно располагалась когда-то стена. Ну а ров превратился в элегантный элемент декора, облицованный гранитными плитами и украшенный коваными мостиками.
— У вас так уютно, — отметила Лана.
— Благодарю, ваше величество, — Альбин был сама сдержанность и безукоризненная вежливость.
— А герцог Зарберг еще не прибыл?
— Скорее, отбыл в приграничье. Два дня назад.
— Вот как... — Лана спешилась.
— Вы хотели увидеть его? — напрягся Альбин.
— Нет. Я хотела побеседовать с вами, младший герцог.
— И о чем же, ваше величество?
— Мы можем остаться наедине?
— И как вы себе это представляете, миледи? Вы — замужняя дама, я тоже замужем. Дуэнью либо свидетеля вы, как я понимаю, не желаете видеть.
— Именно так, — кивнула Лана.
Альбин вздохнул.
— Ястреб и ваши телохранители расположатся на галерее над оранжереей. Оттуда нас будет прекрасно видно, но не слышно. Это вас устроит, миледи?
— Более чем, думаю, это будет вполне разумно.
Считанные минуты спустя, после отданного негромко и очень уверенно приказа, слуги накрыли в оранжерее стол для чаепития и удалились. Лана-Айдора несколько удивленно присматривалась к этому новому для нее младшему. Он так разительно отличался от того, что она видела во дворце и в университете! Словно на время отсутствия старшего супруга Альбин сам становился старшим. И — о, да! — он не был тем привычным ей никтеро, что опасается дохнуть в сторону кого-то, кто выше него по положению, а в Пленте любой человек, даже не-маг, действительно выше никтеро по социальному статусу.
— Итак, ваше величество, о чем вы хотели поговорить?
Ей было трудно переломить себя. Трудно осознать, что отношение к Альбину, нет, именно к никтеро здесь, в этой стране и в этой семье будет кардинально отличаться от впитанного ею с материнским молоком. Здесь необученный никтеро — это не разменная монета. Это пока еще необработанный алмаз. И глупо относиться к нему с пренебрежением потому, что будущее сверкающее великолепие покрыто невзрачной серой каменной коркой. Это уже сейчас драгоценность.
Альбин ждал ответа. Было любопытно.
— Я хотела бы извиниться за свое поведение и свои слова.
Искреннего сожаления в ней не было и на гран. Но Альбин оценил то, что было: любопытство, готовность смотреть и узнавать что-то новое и отличное от привычных рамок. Смотрела она выжидающе, и медлить он не стал. Затягивать паузу было все равно что дразнить и без того не слишком мирно настроенного хищника.
— Я принимаю ваши извинения, моя королева, и прошу вас принять мои — за вторжение в разум. Прошу понять мои мотивы — я испугался за своего супруга.
Она кивнула.
— Надеюсь, недопонимание меж нами исчезнет.
— О, я тоже на это надеюсь, миледи. Особенно, на возможность дружеского общения, — почти промурлыкал он, делая едва заметный слуху акцент на слове «дружеского». Он был уверен — ее величество прекрасно понимает намеки.
— Не сомневаюсь, что мы с вами подружимся, — у Ланы опыта в подобных играх было куда больше и намекать она умела изящнее.
Альбин воспринял это философски. Ему до зубастости и ядовитости ее величества было еще расти и расти. Но это не значило, что он не станет, отнюдь.
— А где же ваш прелестный сын?
— О, до обеда у него занятия с наставником. Если желаете посмотреть, как обучают маленьких огненных, прошу, — Альбин встал, почтительно предлагая ей пройти с ним.
Лана поднялась.
— Любопытно будет взглянуть.
Высочайший визит прошел на высочайшем уровне. Несмотря на его внезапность. Провожая отбывающих из поместья королеву и ее охрану, Альбин пытался понять, все ли он сделал правильно, не влез ли в какую-то незамеченную им по неопытности ловушку. Он ничего не обещал, не клялся, был предельно вежлив, не раскрывал секретов своих или супруга.
И где, кстати, этот самый супруг?

***

Легард приехал только на следующий день ближе к вечеру. Уставший, заросший щетиной, на удивление грязный и пыльный, словно каждую крепость и каждую артефактную башню лично инспектировал от подвалов до крыш. Но успокоенный и встревоженный одновременно, если такое вообще было возможно. Причины этих противоречивых чувств были разными. Альбин крепко обнял его, первым делом повел отмываться и есть. Расспросить можно и потом. Рассказывать же новости он начал сам, как только понял, что супруг уже более-менее адекватен и способен воспринимать услышанное.
— Отлично, по крайней мере, теперь кузен будет спокоен, — Легард вздохнул. — Хоть в чем-то спокоен.
— Значит, все-таки война? — у Альбина оборвалось сердце.
— Нет, никакой войны, просто много политики. В Пленте бунты.
— О, вот как... Что ж, остается надеяться, что этот суп будет кипеть в своем котле и не выплеснется на нас.
— Границу с Плентом мы перекрыли наглухо, так что до нас даже брызги не долетят.
Альбин только кивнул и придвинул к нему поближе блюдо с вкуснейшим мясом, заботясь о том, чтобы муж хорошо поел.
— Эрвил по тебе уже соскучился.
— Я тоже по вам безумно скучал, торопился обратно, как мог.
Альбин коснулся его щеки кончиками пальцев. Полчаса назад она была колючей, как еж. Он старательно думал о чем угодно, только не о том, каким желанным для него оказалось это прикосновение — даже к заросшей щетиной, пропыленной щеке, к потному, уставшему телу. Легард обнял его за талию, притянул к себе. Муж был желанней еды.
— Ешь. Гард, поешь, я никуда не сбегу, честное слово, — Альбин подарил ему поцелуй и отстранился, пусть и с большим трудом.
Запах мяса все-таки приманил уставшего герцога к тарелке. Легард жевал и думал. О том, как едва не загнал своего коня, так торопился из портала в портал. О том, что каждый день, час, минуту, миг чувствовал, как тянется между ними тоненькая ниточка, струна, звенящая тревогой и страхом — от Альбина. И что-то было еще, кроме этих чувств. Что-то темное, жаркое, приносившее ему ночами горячие сны-воспоминания. И то, как Альбин бросился навстречу...
— Любите ли вы баллады так, как люблю их я, — пробормотал Легард, усмехаясь.
— Что? — встрепенулся Альбин, замерший над тарелкой с приборами в руках, поглощенный своими мыслями.
— Говорю, помнишь, чем заканчиваются все баллады?
Его юный балладоненавистник фыркнул:
— О, конечно! Большая часть — свадьбой, меньшая — похоронами.
— Какая-то неправильная у нас баллада, все началось со свадьбы.
— И хвала всем добрым богам! — с чувством высказался Альбин. — Если б наша история начиналась, как некоторые особенно плохие баллады... Нет уж, я рад тому, что и как у нас сложилось. А ты?
— Очень даже рад, — закивал Легард.

После обеда он был бы рад уединиться с мужем, но на него налетел Эрвил, а обижать сына отказом от общения здесь и сейчас было бы глупо. Да и соскучился он по своему огненному крохе. Эрвилу нужно было рассказать слишком многое, все весьма важное. Их с Альбином долгом было выслушать все его наивные детские горести, проблемы, которые для взрослых проблемами вовсе не являются, но для ребенка — почти непреодолимы и повод для печали. Устроившись на разложенном под деревьями пледе, на берегу пруда, они разговаривали, потом играли, потом огненные маги вызвали своих фамилиаров, и Альбину великодушно позволили вдоволь нагладить птице-ящеров.
Наконец, ребенок был уложен спать, взрослые остались наедине.
— Значит, ты волновался? — Легард медленно, очень медленно потянул за шнуровку домашней сорочки Альбина, без кружев и из простого тонкого полотна.
— С ума сходил, — подтвердил тот, слегка смущаясь и злясь на себя за это неуместное смущение.
— Я тоже очень волновался, как ты тут без меня, один.
— Плохо. Без тебя мне будет плохо.
Альбин проговорил это очень тихо, но твердо. И если бы Легард понимал чуть меньше, если бы не чувствовал отголосков его чувств, благодаря клятве и магии никтеро, он бы решил, что имеется в виду материальная сторона вопроса. Но сейчас он не позволил себя обмануть.
— А я люблю тебя, Аль.
Альбин вскинул на него разгорающиеся лиловым огнем глаза, сжал обеими руками его ладонь.
— Ты...
— Люблю тебя, — повторил Легард.
Ответил Альбин не сразу и не словами. Легард понимал, что нельзя требовать от него признания, что если оно прозвучит — то тогда, когда его мыш будет уверен в правдивости слов. Пока достаточно было и ласк, отчаянных и горячих, отвечавших ему гораздо искреннее, чем все слова мира вместе взятые.

Эпилог

Пять лет спустя

Кассандра Алора изгнали из его собственного кабинета и закрыли перед его носом дверь. Всего только десять минут назад, но этого времени хватило, чтобы нервозность пропитала воздух в приемном покое, как удушливый дым. Лекарь резким пассом бросил в дверь какое-то заклятье, как сперва подумал Легард — полог тишины. Но...
— Открой рот, Вер, мне нужен контакт с живым телом, — голос Альбина был негромок и ласков. Он так с Эрвилом обычно разговаривал.
Кассандр сжал кулаки так, что сквозь пальцы засочилась кровь от прорвавших кожу ногтей.
— Поставьте заглушку, граф, не трепите себе нервы, — посоветовал Легард, со скучающим видом перелистывающий страницы какой-то книги, ни строки при этом не видя. Его тоже терзала ревность, но куда более слабая: ему Альбин пояснил, что, как и зачем будет делать.
— Тише, тише. Это немного больно, — нежный голос никтеро прекрасно был слышен здесь, и Легард подозревал, что Кассандр не «перепутал» заклятья. Вот охота же идиоту страдать!
— Потерпи. Думай о том, что чувствуешь, я должен тебя слышать.
Кассандр отошел, тоже взял в руки какую-то книгу. Легард видел, как впиваются в обложку его пальцы, белея от напряжения.
— Скажите, магистр Алор, вам важнее чувство собственности, или полноценная жизнь вашего супруга? — вкрадчиво поинтересовался он.
Граф никогда ему не нравился. Ни как человек, ни как специалист. Слишком резок, слишком нетерпим к мнению других.
— Жизнь Вера, разумеется.
— Тогда поставьте, наконец, эту долбанную заглушку и прекратите дергаться, во имя всех богов!

— Ты веришь мне? — Альбин дождался короткого решительного кивка и улыбнулся: — Раздевайся. Полностью.
Кожа Верлинна была на ощупь как теплый мрамор. И осторожно скользившая по ней магия никтеро не могла проникнуть внутрь. Тогда-то Альбин и приказал:
— Открой рот, Вер, мне нужен контакт с живым телом.
Это не было лаской, хотя, наверное, было интимнее самых откровенных ласк. Альбин обнимал его узкое лицо ладонями, запустив в рот большие пальцы, чувствовал, как слегка подрагивает, напрягаясь и расслабляясь, теплый, влажный язык. Никаких неправильных чувств в нем это не вызывало — он был слишком сосредоточен на том, чтобы настроиться на резонанс с телом своего учителя, ставшего за долгие пять лет обучения еще и другом. Когда первые искры магии впитались в плоть, Верлинн вздрогнул, и он поспешил успокоить его хотя бы голосом.
— Тише, тише. Это немного больно. Потерпи. Думай о том, что чувствуешь, я должен тебя слышать.
«Жжет. Как будто я сдуру съел ложку перца».
— Все хорошо, тело откликается. Сейчас будет немного сильнее. Только пальцы мне не отгрызи, ладно?
«Постараюсь, хотя я с утра не ел».
— Я невкусный, честное слово! — фыркнул Альбин. — Постарайся расслабиться и не шевелиться.
Огненный вал чужой и чуждой, извращенной магии хлынул в тело Верлинна, пропитывая его, словно губку. И дальнейшие ощущения он попросту не смог идентифицировать, ему просто хотелось орать от боли, кататься по полу и биться о стены.

Рванувшему к дверям графу путь преградил Легард.
— Нет. Нельзя. Сядьте на место, магистр.
Кассандр с трудом сдержался, вернулся в кресло. Брачную татуировку жгло попеременно то льдом, то жаром. И то, и другое обычно означало смертельную опасность.

— Волосы и глаза... Я не рискну, Вер. То есть, волосы я бы еще попробовал, но глаза не стану.
«Это меньшая из проблем... Больно, садист ты малолетний!»
— Уже не такой уж малолетний. Терпи, ты же взрослый.
Верлинн мысленно рыдал и от боли, и от смеха.

Кассандр обнял ладонью татуировку, пытаясь успокоить супруга и себя.
— Как долго это... это будет длиться?
— Откуда же мне знать? Не думаю, что дольше, чем в этом будет необходимость.
До конца ритуала Кассандр едва дотерпел.

— Все... Все, ты молодец, — Альбин опустил ладонь на грудь тяжело и бурно дышащему «подопытному», провел ею по коже — мягкой, податливой, в чуть заметных золотистых веснушках.
— Я чувствую, — потрясенно прошептал Верлинн.
— И чувствительность пока снижена, но это ненадолго, — устало сказал Альбин. — Пусть супруг тебя заберет домой и не тискает слишком интенсивно. Может быть шок от сенситивной перегрузки. Лучше всего зашторить окна, раздеться и укрыться чем-то легким и не раздражающим кожу. Или не укрываться вовсе. Все, одевайся. Я впущу исстрадавшегося магистра.

Кассандр сразу же бросился к супругу, на ходу запуская аж четыре проверяющих заклинания.
— Ограничьте сенситивную нагрузку супруга, магистр, — сразу предупредил его Альбин. — Я уже порекомендовал...
— Я слышал, — рявкнул Кассандр.
Никтеро, изрядно вымотавшийся, творя требовавшую ювелирного владения даром и знания анатомии магию, пропустил мимо ушей его рык, одним жестом остановил собиравшегося уже высказаться о неуважении к королевскому родичу Легарда.
— Идем, Гард, идем. Сейчас они оба несколько не в себе.
Легард поспешил увести супруга.
— Как ты? Здоров и жив, мыш?
— Устал, как последняя собака. Можем уехать куда-нибудь подальше от города? К лесу, к озеру?
— Конечно, озеро нас ждет.
Там же, у давно облюбованного ими обоими крохотного озерца, Альбин сделал мужу предложение, от которого тот на некоторое время впал в кататонический ступор, пытаясь его осмыслить.
— Я не смогу мгновенно вернуть тебе руку. Но я могу попытаться сделать это постепенно. И начать потребуется с костной основы. Предупреждаю сразу — это будет чужая рука, возможно, даже не одна — кости я буду подбирать каждую по отдельности, чтобы идеально воспроизвести твою конечность.
— То есть, я буду ходить с торчащей из локтя костью, взятой с какого-то мертвеца?
— Костями. Будет выглядеть жутко, особенно когда эти кости оплетут магические каналы. Еще более жутко, если мне удастся воспроизвести рост мышц и сосудов.
— Я все равно согласен, мышик.
Альбин вскинул на него глаза, обведенные темными кругами. Он не сразу понял, что уговаривать не требуется.
— Согласен? Правда?
— Правда. Согласен. Отдохнешь, выспишься, отъешься. И примешься за работу.
Альбин сдержанно просиял. Пять лет назад он бы, наверное, выказал свои чувства более явно и открыто. Но это время, прожитое большей частью при дворе, заставило его сменить маску. Глупенький белокурый младший превратился в довольно жесткого аристократа, безукоризненно вежливого, застегнутого на все пуговицы, расточающего холодные яркие улыбки, в которых совершенно нет чувств. Вся его нежность дарилась только двум людям: мужу и сыну. На теплое отношение могли рассчитывать чуть больше человек: герцогиня Кларисса, герцог Антоний и его супруга, леди Аннабель и ее супруг, оказавшийся очень легким в общении человеком, маркиз Батор — с отцом мужа Альбин сошелся достаточно близко.
— Так что давай, любуйся природой, ни о чем не думай. Вернее, думай только обо мне.
— Я думаю о тебе всегда, — Альбин устроился у него на коленях, опираясь руками на плечи. Он так и остался невысоким и худощавым, хотя на заморыша, каким появился на своем первом балу, походил теперь только мастью. — Всегда, Гард. Каждый вдох, каждый удар сердца сопровождается мыслями о тебе, потому что ты — мой воздух, ты то, что позволяет мне жить.
Он замолчал, потом смешливо зафыркал, ломая патетику момента:
— Добрые боги, я сейчас болтаю, как какой-нибудь идиотик из самой плохой баллады?
— Именно, звучит отвратительно, — поддакнул Легард, ухмыляясь.
— Ах ты! А ведь тебе такие нравятся — слащавые и романтичные до невозможности!
— Конечно. Там ведь все так любят друг друга...
— Я тоже люблю тебя! — с горячей искренностью возразил Альбин и слегка покраснел, сообразив, что сам себя загнал в ловушку и выдал то, что уже давно крутилось в мыслях, обдумывалось не по разу, со всех сторон, и рациональной, и эмоциональной. Должно быть, он слишком много об этом думал, раз язык среагировал быстрее головы, хотя подобных промахов он себе давно не позволял.
Легард крепко обнял его одной — пока что одной — рукой, прижал к себе.
— Мой белый мышонок.
— Твой. Только твой.

Два года спустя

Свадебное торжество было красивым. И на сей раз совершенно правильным: обоим «женихам» теперь хватало сил, чтобы пройти от дворцовой площади до храмовой. Правая рука Альбина и левая — Легарда были обнажены, и татуировки неравного брака сверкали и переливались в ярком свете весеннего утра. Собравшийся народ перешептывался и разглядывал обоих, идущих рядом. В алых нарядах, расшитых золотом и белым шелком, они выглядели иначе, чем семь лет назад. Уже не «жертвенный агнец и его убийца». Правая рука Легарда была затянута в особую перчатку, которая очень аккуратно облекала медленно восстанавливающиеся ткани, не раздражая их. Пока что, как Альбин и говорил, это выглядело жутко, и перчатку до локтя герцог не снимал даже дома.
— Теперь ты счастлив, Альбин?
— Я был счастлив каждую минуту моего брака с тобой, — задумчиво улыбнулся никтеро. — Но сейчас стану еще счастливее.
Жрец богов уже ждал их. Сурово кивнул и зачитал освобождение супругов от брачной клятвы. Золото на их руках замерцало и погасло. Легард судорожно вздохнул, разрыв брачного обета, пусть даже и временный, был болезненным для обоих. Однако вид сияющего счастьем мужа помог это преодолеть. Он твердо проговорил клятву, обещая во всем быть поддержкой и опорой, прислушиваться к мнению и решениям супруга, учитывать его интересы, как свои собственные. Любить и заботиться. Альбин повторил его слова. Вспыхнули и сложились в новый, одинаковый у обоих, узор золотые линии, украшенные аметистовыми «брызгами».
Легард улыбался, уже совсем живой улыбкой. Шрамы сглаживались, уже не заставляли его лицо перекашиваться в жутких гримасах. Голос, хоть и не восстановился до конца, больше не звучал ни кошмарным шипением, ни сиплым карканьем. И он, благодаря Альбину, снова мог полноценно магичить, подтверждая свою славу одного из сильнейших огненных магов королевства.

Во дворце первыми подошли их поздравить Антоний и Илона. Вообще, они нечасто появлялись на публике после свадьбы, особенно когда Илона родила первенца. Она и сейчас была беременна — ждали третьего ребенка. Сестра не волновалась: целители утверждали в один голос, что будет девчонка. Но даже если это будет мальчик, он не будет воспитан как младший. В Эллоре многое изменилось за последние годы. И в первую очередь — морально устаревшие законы.
Следующими подошли Фиоран и Лана, поздравили, пожелали еще большего счастья в браке. Альбин заметил во взгляде, брошенном королевой на его руку, вовсе не ту жгучую и острую зависть, что должна была там таиться, и в свою очередь внимательно вгляделся в ее лицо. Понимание пришло к нему, стоило чуть-чуть отпустить жесткий контроль над силой.
— И мы вас очень, очень поздравляем, — с намеком улыбнулся он.
— Благодарю, — кивнула королева.
Вмешательство никтеро в структуру ее тела не прошло бесследно. Семь долгих лет понадобилось на то, чтобы она смогла забеременеть. Альбин пообещал сам себе, что будет присматривать. Пусть о добром короле и его прекрасной королеве продолжают складывать только хорошие баллады.