Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Флафф, Фэнтези, AU, Первый раз
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажаа
Размер: Миди
Статус: в процессе
От авторов: Мы снова встретились на одной из Граней, и постараемся показать историю этой пары так, чтобы вам понравилось.
И позвольте напомнить, что Котиков можно и даже нужно поддерживать не только добрым словом
Яндекс-деньги:
Кот: 410011552361512
Котенок: 410011282958673
Веб-мани:
Кот: R938051436638
Котенок: R256164854893
Краткое описание: Пленный юноша-колдун, жрец-целитель, и ветеран-гладиатор, любимец толпы, чья слава не сегодня-завтра померкнет. Их связала воля хозяина Арены... И нечто большее.
Читать и комментировать можно так же на Книге Фанфиков
Глава втораяДни его рабства были однообразны, но ничуть не скучны. Каждый день начинался на рассвете: Ивир тоже вставал едва ли не с первыми лучами солнца. Умывание, краткое участие в странным ритуале, что наставник проводил ежеутренне: несколько томительных минут неподвижности, пока прохладные ладони лежат на его шее. После этого становилось как-то полегче воспринимать онемение собственной магии. Затем следовали тренировки. Ланий все уверенней действовал палкой. Он и сам чувствовал, что тело слушается лучше.Потом Ивир безжалостно гонял его по Кругу или Арене, если она была свободна, заставляя уворачиваться от коротких метательных копий с тупыми наконечниками. Их была целая корзина, но наставник умудрялся еще и перемещаться, подбирая уже брошенные, так что передышка в таких забегах наступала только тогда, когда Ланий падал, больше не в силах передвигать ноги. Потом обязательно купальня, обед, более легкая тренировка на Кругу — Ланий учился чувствовать окружение, как говорил Ивир, кожей.
Потихоньку Ланий выяснил, что может ощущать, где противник, уходить от удара и перемещаться в безопасном направлении гораздо быстрее, чем раньше. Он никогда не думал, что подобное возможно натренировать так же, как силу удара или скорость. Однако Ивир своими уроками опроверг его мысли. А во время обучения он в самом деле не знал жалости. Не раз и не десять Ланий выползал с Круга в страшных багрово-черных синяках. После Ивир приходил, чтобы намазать их теми снадобьями, что использовались здесь, на юге, и были воистину чудотворными.
Пришла осень. Ланий радовался: летнее удушье схлынуло, стало возможным дышать. Пугало только одно: грядущие Марасталии — игры во имя жестокого бога воинов и гладиаторов Мараса. В них обязан был участвовать и его наставник, все еще бывший ором, приносившим хозяину Арены больше всего денег. Ланий вслух ничего не произносил, но где-то внутри покалывало: а что если… За три прожитых в бараках Арены месяца он настолько привязался к молчаливому, спокойному гладиатору, что с трудом мог представить дальнейшее свое существование здесь без него. Без его негромкого голоса. Без рук, которые утишают боль. Без простеньких рифмованных строк, которые иногда срывались с губ Ивира словно сами собой. Все-таки он был удивительным: не умея читать и писать, не зная ничего о законах стихосложения, он был способен ради шутки целый день общаться только стихами. И остаться без него? Ланий не был готов к такому. Но ведь Ивир все же был лучшим, значит, будет лучшим и в этот раз. Победит и вернется.
— Хочешь посмотреть на Марасталии? — улыбнулся ему наставник, по установившейся привычке придя поздно вечером перед сном.
Только в этот раз Ланий не только не хотел спать — он подозревал, что и вовсе не сможет сомкнуть глаза от страха. И готов был вцепиться в руку Ивира и не отпускать, словно напуганный ребенок — родителя или старшего брата.
— Хочу.
Надо же узнать, что в будущем ждет и его. Возможно, ждет, так будет правильнее сказать.
— Я договорюсь с ликтуром Прером, он проведет тебя на самый нижний ярус Арены, есть там один закуток, куда можно попасть только изнутри, а снаружи не будет видно, что кто-то там сидит.
Ивир помолчал, поглаживая в очередной раз обритый затылок Лания, вызывая в юноше очень странные ощущения, потом спросил:
— Что тебя тревожит, ученик?
— Что ты можешь не вернуться. И кому я тогда буду нужен здесь? — невесело хмыкнул Ланий.
— Тебе дадут другого наставника, — крепкие пальцы с нажимом прошлись по затылку, одновременно и расслабляя, и заставляя напрячься.
— Но мне не нужен другой, — упрямо возразил Ланий.
— Значит, я вернусь.
Ивир легким движением руки толкнул нервничающего ученика на постель, навис сверху, опираясь на локоть, глядя прямо в глаза.
— Я умру еще не завтра, обещаю.
Ланий кивнул, потом, неожиданно для себя обнял наставника. За время здесь к нему уже не раз подходили с предложением скрасить пару часов близостью. Однако Ланий отказывался, пусть и с улыбкой, смягчающей отказ:
— Я не чувствую в себе желания.
Как и говорил Ивир, гладиаторы как никто иной понимали цену принуждения. Никто не хватал силой и не тащил в темный угол. Провожали вожделеющими взглядами — да, порой отпускали грубоватые шуточки, но не трогали. Ивир тоже, хотя уж кто-кто, а наставник видел за эти три месяца Лания во всех видах, касался всеми способами — кроме одного. А Ланию хотелось, когда он обвыкся немного с порядком жизни здесь, тело возжаждало своего — сказывалось соседство скупо одетых тел. Мужественных и даже почти красивых — как бывает красив боевой молот или секира, идеально откованный и закаленный клинок. Как бывает красив дикий зверь, хищник в смертоносном прыжке.
Чужая рука коснулась губ, нажала, заставив разомкнуть их. Жесткая, словно камень, подушечка провела по нижней, цепляя крохотные заусенцы обветренной кожи. Ланий смотрел, слегка смущаясь. Мечтать — это одно, но зыбкие мечтания, в которых даже толком не рассмотреть лица того, с кем делишь постель — это одно, а Ивир вот, живой и настоящий, и это совсем другое. Трогает и смотрит, ничего не говоря…
Ивир пока еще не переступил черту, за которой эти прикосновения можно было бы смело назвать ласками, давая Ланию право решить, хочет ли он, в самом деле хочет, или это лишь страх и неуверенность в будущем толкают его в руки наставника. Ланий погладил его в ответ, уже вполне уверенно. Успел увидеть легкую и немного хищную улыбку, скользнувшую по губам Ивира и нашедшую отражение в его страшноватых глазах, прежде чем тот склонился сильнее и поцеловал, властно, глубоко, разом заставив потеряться в ощущениях. Некоторое время спустя отпущенный, чтобы отдышаться, Ланий застонал:
— Так… хорошо…
Ивир усмехнулся, продолжив ласкать его поцелуями, безошибочно находя самые чувствительные части тела. Было бы странно, не умей он этого после трех месяцев изучения Лания, но об этом юноше никак не думалось сейчас. Возбуждение было острым и горячим, Ланий снова застонал, тихо, пытаясь приглушить звук. И легшую на губы ладонь воспринял как благо, так можно было слегка отпустить себя, положиться полностью на волю Ивира. Отдать ему себя. Он расслабился, улыбнулся, запрокидывая голову и закрывая глаза. Так острее чувствовались прикосновения. Так он мог представить, что они не в крохотной клетушке гладиаторского барака, а в родном замке Алор, на высоком скалистом берегу северного моря. И у них все по любви.
Он только раз распахнул глаза, ощутив на коже прохладные капли маслянистого эликсира и вторжение жестких, но на удивление осторожных пальцев. Всмотрелся в потемневшие до странного, лилово-серого цвета глаза и снова зажмурился. Этот дракондор его не съест. Потом Ланий тихо вскрикнул — сдерживаться не было сил. Слишком — это было единственное слово, бившееся в его разуме. Слишком хорошо. Слишком много. Слишком странно для никогда еще не знавшего такой любви тела. Немного больно от медленного и неотвратимого, как приливная волна, проникновения. Ивир что-то говорил? Или молчал? Ланию было все равно, грохотала в ушах кровь, словно шум родного моря. Он просто цеплялся за плечи любовника и прислушивался к себе. К тому, как раскрывается, чтобы принять, его тело. Как оно отзывается колкими, почти болезненными искрами удовольствия на осторожные движения, как внутри рождается невыносимый жар, поднимается к сердцу, заставляя его биться в безумном ритме. Ивир ласкал его, заставляя освобождаться ото всех оков. Казалось, что даже запертая магия стала чуть спокойнее и свободнее, когда Ланий выплеснулся и смог отдышаться в бережных объятиях любовника.
— Все хорошо? — спросил Ивир.
— Да… — Ланий прижался лбом к его плечу и попросил, немного смущаясь этой детской просьбы: — Останься со мной до утра?
— Останусь, — в голосе гладиатора послышалась улыбка.
Ланий обнял его и на удивление быстро и спокойно уснул.
Разбудило его то, что Ивир осторожно выпутывался из его рук и ног, шепотом поминая богов и духов Юга, не надоумивших его обтереть себя и юношу, и болезненное лишение десятка волосков.
— Доброе утро? — Ланий поморщился, но тут же улыбнулся.
— Доброе, — фыркнул Ивир. — Вставай, ученик. Много дел до начала Марасталий.
Ланий послушно поднялся, снова слегка поморщившись. Поймал, уловив краем глаза взмах руки наставника, привычный уже глиняный флакон с заживляющей мазью и без вопросов отправился в купальню, приводить себя в порядок. Слава богам, расспрашивать его не стали, только понимающе подмигивали при виде походки.
Были, правда, и злобные взгляды, которые он уже научился игнорировать. Мальчишки-близнецы Риз и Киз, мечтавшие стать учениками Ивира Тигра едва ли не с момента, как научились ходить, возненавидели чужака-северянина с первого взгляда. Ланий искренне не понимал, за что. Это ведь был выбор Ивира. Не совсем добровольный притом: он, конечно, мог и отказаться учить купленного хозяином раба, но толку-то от отказа? Наверняка, мальчишки это понимали — все воспитанные на Арене гладиаторы, будущие или нынешние, все это прекрасно осознавали. Но даже им не было чуждо все человеческое, ревность в том числе. Ревность тем большая, что сегодня он стал еще ближе Ивиру, а Ивир — ему. Ланий подружиться с близнецами не пытался, пускай пышут негодованием, что с них взять, дети. Зато уже более-менее приятельски общался с парнями постарше, только все равно никого, кроме наставника, ни о чем не расспрашивал. Точно так же, как не расспрашивали его, человека с воли. Хотя, они-то воли и не знали. Может, и были такие же рабы, которых пригнали после военных стычек, но они не вспоминали о прошлом.
Здесь словно действовал негласный закон, заставлявший гладиаторов жить одним днем. И единственный, кто выбивался из этого однодневного ряда, был Ивир. Именно поэтому он и являлся внутренним лидером Арены, ему подчинялись ветераны и младшие. Лания восторгало то, как Ивир умудряется управляться со всеми, разрешать ссоры одним лишь взглядом. Вот и сейчас, войдя в купальню, Тигр только бровью повел, и близнецы мигом прижухли, оставив юного жреца в покое.
Ланий отмылся, применил по назначению мазь. Потом ему в руки сунули коробку с парой флаконов и мотками плотного полотна.
— Идем, поможешь мне подготовиться к бою, — кивнул Ивир.
Ланий последовал за наставником, ни слова не говоря. Руки тряслись, немного и почти незаметно, но внутри все леденело. Правда, стоило начать наносить на поджарое, гибкое тело специальное масло, лед сменился жаром, плеснуло кровью в щеки. Однако Ланий быстро справился с этим. Нужно выполнить то, о чем попросил наставник, безукоризненно.
Белая кожа атласом блестела от масла. Ланий аккуратно перебинтовал запястья и щиколотки гладиатору, застегнул и закрепил все ремешки на сандалиях с кожаными поножами, облачил его в короткий пал — воинскую юбку из плотной ткани с нашитыми на перед и зад проклепанными кожаными полосами. На его бедрах висели ножны с двумя длинными, изогнутыми клинками, а на шлеме вместо перьев или вымпела был прикреплен тигриный хвост, гордо выгнутый благодаря вставленной проволоке. Кроме пала и шлема, никакой защиты Ивир не носил, и сердце юноши снова стиснула ледяная рука страха. Ивир, словно ощутив это, улыбнулся ему. Ланий улыбнулся в ответ, ощущая, как страх понемногу отступает. Ивир притянул его к себе, вымучил губы жадным, собственническим, горьким поцелуем. Отступил на шаг и кивнул, не говоря ни слова, вышел в коридор, где уже выстроились другие гладиаторы, держа шлемы в руках.
Чей-то хрипловатый голос размеренным речитативом затянул:
— Беснуйся, толпа!
Мы выходим на белый песок.
Беснуйся, толпа!
Жизни нашей так короток срок.
Гладиатора век недолог.
Неба синий безоблачный полог —
Вот наш плащ победителя,
Вот наш саван единственный.
И остальные гладиаторы подхватили песню, эхо загремело под сводами:
— Беснуйся, толпа!
Станет бурым от крови песок.
Беснуйся, толпа!
К проигравшему жребий жесток.
Гладиатор не молит богов,
Нет друзей у него и врагов.
Все мы братья по крови,
Все уходим в безмолвье.
Беснуйся, толпа!
Упивайся смертями рабов.
Беснуйся, толпа!
В твоем реве не вычленить слов,
Только тысячи вскинутых рук
Знак дадут, кто покинет сей круг
Под плащом победителя,
Под овации зрителей.
Лания окликнули, приглашая следовать в тот самый закуток. Ликтуры, то бишь, охранники Арен, сплошь мощные и крепкие мужчины, редко утверждали свою власть над гладиаторами. Младшим так и вовсе иногда благоволили. В ликтуры зачастую шли ветераны каких-то битв, одиночки, не сподобившиеся завести семью. Прер когда-то служил на северной границе и немного сочувствовал Ланию. Поэтому украдкой сунул ему в руку яблоко, пропуская в отгороженный от амфитеатра Арены простенок. От самой Арены юношу отделяла решетка, точнее, верх той решетки, что прикрывал выход для животных. Ланий одарил ликтура светлой благодарной улыбкой, стиснул яблоко покрепче и уставился на Арену. Яблоко грызть он при этом не забывал.
Сперва был парад — все, кто был обязан выступить на Марасталиях, выстроились в центре Арены. Туда же вышел облаченный в черно-алое одеяние жрец Мараса, за ним служки вынесли крупный бронзовый жертвенник, наполненный углями, и детеныша дракондора в клетке. Ланий сглотнул — он как-то не ожидал, что в жертву кровавому богу воинов и гладиаторов принесут именно это создание. Хотя выбор был очевиден: свободолюбивый и очень опасный хищник как нельзя лучше соответствовал Марасу. Жрец вознес хвалу своему богу, после чего кровь дракондора окропила Арену, а туша, облитая чем-то горючим, была брошена на жертвенник и едва ли не мгновенно сгорела в угли. Все, чтобы умилостивить Мараса и утишить его жажду крови — насколько Ланий разбирался в здешних обычаях. Вообще, на подобных празднествах не слишком приветствовались смерти гладиаторов, считалось, что подобное сулит войну — Марас будет жаждать крови еще больше.
Ланий вздохнул и уставился на гладиаторов, узнавая знакомые лица. И Ивира — он был тут самым прекрасным из всех, ну, или это сердце Лания опережало рассудок. Не самый крупный, не самый сильный, но, без сомнений, самый искусный боец. На его теле было удивительно мало шрамов, и это являлось лучшим свидетельством его мастерства.
Сначала тихо, а потом громче и громче, с топотом ног по деревянному настилу амфитеатра, толпа скандировала, отбивая ладони:
— Тигр! Тигр! Тигр!
Ланий любовался Ивиром, чувствуя, как сердце преисполняется какого-то странного счастья. Взметнулись в воздух изогнутые клинки, столкнулись над его головой со звоном, отражая солнце полированными лезвиями. Распорядитель тоже поднял руки, и толпа утихла, чтобы послушать, с кем нынче будет драться любимчик публики, да и остальные гладиаторы. Еще в эти Марасталии были заявлены бои с трирскими быками и леветскими пантерами. Ланий затаил дыхание. Он не сомневался в Ивире, но ведь и остальные тоже не зря ели свои оливки. Каждое имя зеваки встречали ревом, волной прокатывающимся поверх головы Лания. Победителей в одиночных схватках ждут звери, а тех, кто выживет в этом испытании — «Охоте Мараса» — танец с быком. Ланий содрогнулся. Он видел тех зверей, которые не знали ни жалости, ни страха перед вооруженным человеком. Знал, что они приучены к человечине и будут голодны. Быка же специально раздразнят перед тем, как выпустить на Арену. Но Ивир, кажется, совершенно не волновался, идя туда сегодня. Сумеет ли и Ланий когда-нибудь так? Пока что его животные даже в клетках пугали, он не приближался к ним, когда вместе с остальными мальчишками бегал посмотреть. За этими мыслями он прослушал имя первого противника Ивира. Но понял, что первые бои будут не его — любимца публики хозяин Арены приберегал «на сладкое».
Но за другими боями Ланий тоже следил с интересом — это ведь его возможные будущие противники. Пришлось постараться, чтобы разобрать рисунок каждого боя. Ивир кое-чему научил его, и это сейчас позволяло не просто глазеть, но и запоминать повнимательнее приемы и слабые места гладиаторов. Иногда и предугадывать следующее действие, выпад, удар. За этим занятием Ланий и не заметил, как пришло время боя Ивира. Сперва даже недоуменно вскинулся, услышав рев трибун и бешеный топот: так, по традиции, зрители отмечали выход своих кумиров. Растерянности хватило на пол-вдоха, потом Ланий узнал гордо выгнутый хвост над шлемом, а гладиатор на Арене вскинул два клинка над головой, не кланяясь зрителям, не думая даже опускать головы.
Ланий ощутил, как сердце бешено забилось от восторга. Изо всех рабов, которых ему выпало видеть, Ивир менее всего походил именно на раба. И не скажешь с первого взгляда, да и с последующих тоже, что он рожден рабыней и воспитывался в бараках Арены. Горделивый, красивый… И на Арену словно по своей воле пришел, чтобы развлечь публику.
В следующий миг Ланий задохнулся от ужаса, рассмотрев будущего противника Тигра. Тот не казался горой мышц, да и ростом был не намного выше Ивира, но у Лания недаром в родне были почти сплошь воины. Одного взгляда хватило, чтобы понять: этот гладиатор очень опасен. Кроме всего прочего, это был чужак, раб с другой Арены, всех «своих» Ланий уже успел запомнить. И у него причин щадить Ивира не будет. Наоборот, больше почета, если убьет прославленного Тигра. Ланий закусил кулак с первого же выпада этой смертельной пляски. Два жестоких, хищных зверя в людском обличье, вооруженных отменной стали «когтями», танцевали по кругу, взрывая песок Арены, заставляя поворачиваться лицом к солнцу друг друга, точнее, враг врага. У Тара Волкодава меч был тяжелый, полутораручный, и управлялся он им играючи. И первую кровь разменяли одновременно, заставив Лания подавиться воплем, когда брызнули рубиновыми искрами тяжелые капли, разлетевшись двумя веерами. Толпа взревела в неистовстве, опьяненная этой кровью.
Ланий всем сердцем сейчас был там, на песке Арены.
«Давай же, ты лучший, ты сможешь».
Он не сказал бы, сколько продлился этот бой. Ему казалось — целую вечность, а на самом деле, может быть, лишь несколько минут. Тигр больше не позволил себя ранить, и вся пролитая кровь, щедро оросившая белый песок, принадлежала Волкодаву. Тем не менее, он не был убит, Ивир соблюдал закон Марасталий и, когда Тар припал на одно колено, выронив меч и склонив голову, остановился, касаясь лезвием шеи противника под кромкой шлема. Ланий выдохнул, чувствуя, как ему становится легко и почти весело. Из своего закутка он видел, как волной поднимаются в воздух руки: пришло время решать судьбу Тара. Тот уже опустился на оба колена, ему явно требовалась помощь лекаря. Если сейчас все или большая часть зевак опустит руки вниз… Но люди тоже помнили закон. Тар получил право на жизнь. Ланию не хотелось сейчас думать, надолго ли.
Он выбрался из своего закутка — следовало, как примерному ученику, позаботиться об Ивире. Ликтур Прер выпустил его в гулкий коридор, похлопал по плечу:
— Иди, помогай наставнику.
Ланий закивал, поблагодарил за яблоко и припустил во весь дух к Ивиру. Он встретил наставника у ворот на Арену, подхватил переданный Ивиром шлем и пояс с клинками, внимательно оглядывая вроде бы не слишком глубокую рану на груди. Навыки целителя не выветрились из головы, он помнил все, что нужно сделать. Конечно, при Арене были и свои целители, но их Ланий подпускать не собирался. Сам справится. Пусть и без магии, но тут она потребовалась бы только в том случае, если нужно было бы свести шрам.
— Ты был прекрасен, — неловко сказал он Ивиру.
Наставник только устало усмехнулся.
— Спасибо. Мое время проходит, и сегодняшнее ранение — лучшее тому свидетельство.
— Почему, Ивир? Это ведь просто рана, — не понял Ланий.
— Потому что раны я получал только когда начинал выступать на Арене, — пояснил тот. — Довольно болтовни, помоги-ка.
Они уже пришли в купальню, и Ивир скинул с себя угвазданный своей и чужой кровью пал, сунул в руки Ланию деревянную бадейку. Следовало смыть кровь, пот, масло и песок, обработать рану, забинтовать. Ланий принялся ухаживать за наставником, быстро и бережно очищая его тело.
Сейчас он мог отрешиться от желания, полностью погрузившись в заботу о раненом. Но все равно где-то в глубине души замечал все — и текстуру кожи, и темнеющие рыжие волоски, и твердость мышц, напрягающихся от прикосновения. Замечал и запоминал, потому что не был уверен, что… Ивир еще раз придет и возьмет? Что сам рискнет прийти к нему? Да он, чтоб его гром разразил, вообще не был уверен, что Ивир вернется живым с Арены — впереди были еще бои с животными, а это пугало просто до безумия.
— Вот, все, — тихо сказал Ланий. — Ты чист.
Ивир кивнул ему на коробку с полотняными бинтами и плошками со снадобьями. Рану следовало перевязать: ему скоро снова на Арену, слишком скоро, по мнению Лания. Наложив в меру тугую повязку поперек груди, юноша положил ладонь поверх нее.
— Помни, что тебя прикончить должен я, — тихо сказал он.
Ивир негромко рассмеялся, провел жесткими пальцами по его губам.
— Я всегда это помню. Иди, ликтур Прер выпустит тебя туда же, где ты был. И смотри внимательно, не вздумай ничего упустить — вернусь и спрошу.
— Берегись. Кошки злые.
— Так и я не недельный котенок. Не бойся за меня, иди.
Развернул за плечи и подтолкнул в коридор. И Ланий пошел — на кисельных от острого страха ногах, но пошел. И намерен был исполнить приказ старшего и смотреть внимательно.
Толпа ревела от восторга, опьяненная зрелищем. Ланий поморщился: и это его народ называют варварами? Нет, были и у северян в чести схватки сильнейших воинов на праздниках, но — на сугубо добровольной основе. Это было честью — выйти в круг, помериться силой и удалью с такими же, равными, свободными. Но стравливать рабов, как зверей, меж собой? Северяне и животных никогда не стравливали на потеху, не то, что людей.
Но смотреть пришлось. Внимательно, все запоминая и осмысливая.
Пятеро победителей предыдущих схваток встали в круг посреди арены: напряженные, готовые ко всему. Поползла вверх решетка, через которую Ланий и смотрел на них. Пахнуло смрадным духом огромных кошек, и пять угольно-черных и песочно-рыжеватых зверюг выструились на Арену. Их не кормили некоторое время, чтобы были злее. Хотя куда этим тварям еще злоба? Они чуяли кровь — все пятеро гладиаторов были ранены, кто легче, кто тяжелее. У всех белые бинты потихоньку пропитывало алое — и звери зарычали разом, прянули вперед, стелясь над взрытым их лапами и ногами людей песком Арены. Одна сразу повисла на мече, взвизгнула и заскребла лапами, издыхая. У этого гладиатора был длинный двуручник, и Ланий подумал, что ему повезло — в бою с животным таким дрыном не намашешься. Вторую в перекрестье клинков встретил Ивир, и юноша почти изменил свое мнение: куда проще было бы так же нанизать тварь на клинок, если бы оружие его наставника было длиннее… Но Тигр доказывал, что прозвище ему было дано не зря. Ушел от удара когтистой лапы разъяренной ранением пантеры, отпрыгнул в сторону, давая место для разворота своему товарищу с двуручником.
Гладиаторы больше не стояли на месте, рассредоточившись по Арене. Кошки собраться в команду не догадывались, прыгали и орали. Возможно, зрители будут разочарованы: «охота Мараса» долго не продлилась. Наверняка будет недовольно хмурить брови хозяин Арены: пять злобных, взрослых, натасканных на бои зверей погибли, их шкуры теперь принадлежат победителям. Двоим: трое бойцов изломанными куклами лежали вперемешку с издохшими пантерами. Ланий чувствовал, как поднимается к горлу тошнота, глядя на вывернутые на красный от крови песок внутренности, на растерзанные тела.
— Эй, малец, поспеши-ка к наставнику, — окликнул его ликтур, открывая узкую дверцу в простенок. — Ему еще с тарео плясать.
Ланий поспешил, на ходу раздумывая: насколько это плохо, гибель сразу троих? Судя по мрачному виду Ивира — очень. Второй победитель «охоты» тоже был ранен, но на Тигре, кроме той, первой раны, больше следов не было — ни одна пантера его не зацепила. Однако Ланий видел, что он устал, тяжело дышит и слегка морщится, прижимая руку к раненой груди. Как они выдержат еще и схватку с быком? Тарео. Так назывались здесь эти мощные животные, на взгляд Лания больше похожие на буйволов или туров. Они и происходили от диких быков, некогда пасшихся на широких равнинах Юга. Сейчас люди почти целиком истребили их, остались только вот такие одомашненные тарео. Они, как и пантеры, и дракондоры, считались посвященными Марасу. Они были тупыми, крупными и пытались затаптывать и вздевать на рога людей, тревожащих их.
Здешних тарео, то есть, предназначенных именно для Марасталий, он не видел — как-то не пришлось. Но по пути в столицу налюбовался — стадо перегоняли прямо рядом с невольничьим караваном. Тарео был в холке в рост человека. Вот бы такого мирного погладить! На Севере таких не водилось: суровый край, где больше разводили коз и овец, не позволил бы прокормиться этим гигантам. Но сейчас мысли Лания занимало только то, как можно убить такого и при этом не пострадать самому.
Он пробрался в закуток и приник к решетке, ожидая выхода гладиаторов. Танец с тарео обещал быть чем-то совершенно иным, даже не боем. И ожидания оправдались.
Два человека вышли на Арену. Вместо привычных палов на них были кожаные штаны, они были босиком, а в руках держали короткие копья с узкими и длинными наконечниками. И их плечи покрывали короткие алые плащи. Ланий заинтересованно рассматривал их. Что они будут делать? Пока что они просто стояли, опираясь на свои копья, не глядя на неистовствующую толпу, словно не видели и не слышали ее. Потом загремела, поднимаясь, решетка на другом конце Арены. И в солнечный свет выдвинулся громадный, пышущий яростью бык. Ланий аж замер: масть быка и Ивира была почти одинаковой. Столько красного — тем незаметнее будет кровь. И тем больше будет яриться бык. Кажется, кто-то говорил ему, что тарео раздражает этот цвет, он станет кидаться на любую красную тряпку… Ланий на мгновение прикрыл лицо ладонями: плащи! На гладиаторах алые плащи! Может, быку станет жарко и лениво бежать? Но тарео изначально привычны к жаре и палящему солнцу, к безводью степей…
Толпа ахнула, и он торопливо приник к решетке, глядя на схватку людей и быка. О, правы были те, кто назвал это танцем! Оба гладиатора, сбросив с плеч плащи и держа их в руках, дразнили зверя, легкими на первый взгляд прыжками и пируэтами уворачиваясь от его рогов и мощных копыт. Бык злобно взревывал и кидался то к одному, то к другому. Ланий вжался в горячие от солнца прутья, стиснул их до онемевших пальцев. По амфитеатру пронеслось слитное восклицание, когда Тигр взмыл в воздух прямо перед мордой разъяренного тарео, пропустив его под собой и ударив копьем под лопатку. Но, по всей видимости, слишком слабо — рана быка только привела в крайнюю степень бешенства, а вот оружия у гладиатора больше не было — копье осталось в туше.
Ланий вспомнил молитву богам об удаче, забормотал ее.
Второму гладиатору не повезло — он не успел совсем немного, бык зацепил его уже в прыжке, распорол острым рогом ногу, сбив сам прыжок. Человек упал прямо на эти два круто изогнутых острия, нанизался на них, словно кусок мяса на вертела. Заревев, бык замотал головой, пытаясь сбросить тело, расхлестывая его буквально пополам. От хлынувшей крови и вывалившихся на морду внутренностей он, кажется, совсем взбесился.
«Хватай его копье», — взмолился Ланий.
Ивир и сам, видимо, об этом подумал, потому что длинным прыжком и перекатом едва ли не под копытами у тарео схватил лежащее на песке оружие и снова взметнулся в воздух, ударил, оттолкнулся от спины быка и отпрыгнул. В следующие несколько минут он снова танцевал с плащом, пока тарео не запнулся и не рухнул на колени передних ног, едва не пропахав носом песок. Он пытался встать, но только завалился набок. Ивир вскинул руку с зажатым в ней плащом, весь похожий на алый вымпел. Зрители единой волной вставали, рукоплеща и выкрикивая его прозвище.
Ланий обессиленно сполз на грязные доски своего закутка. Он чувствовал себя так, словно сам прыгал и метался по Арене все это время, сам проскальзывал в считанных волосках от острейших рогов и вбил копье под лопатку разъяренному тарео. И в то же время как никогда отчетливо понимал: он не сможет так. Не сможет. Ему не стать гладиатором, не сравниться с Ивиром.