Жанр: фэнтези
Тип: слэш, гет
Рейтинг: R
Предупреждение: пока нет
От авторов: Как всегда большая и настоятельная просьба - уважаемые наши ПЧ! Пожалуйста, комментируйте, обсуждайте, нам важно ваше мнение, оно помогает работать над текстом! Все найденные ляпы, ошибки и нестыковки несите нам, мы поправим! И, конечно же, заранее спасибо вам!
Часть перваяТьма была верной спутницей Ньяли всю его короткую безрадостную жизнь. Никому в племени не нужен был слепой мальчишка, способный только вить из лозы корзины да лепить кривобокие глиняные миски. Правда, когда Ньяли подрос, и корзинки, и миски стали поровнее и поизящнее, а острый слух и чуткие пальцы помогали ему как-то ориентироваться в пространстве. Правда, от тычков, пинков и затрещин это не спасало. Даже родители отказались от него, и пришлось жить при Храме богини Итсаш, где его хотя бы кормили и выделили угол в сарае. Так что, когда его сверстники уже женились к своим шестнадцати годам, пройдя ритуал посвящения, Ньяли все еще считался ребенком, носил длинные волосы и детскую юбку.
А потом пришла война, и племя детей Нгура в ней проиграло. Ньяли не понимал, что происходит, сидел у стены, вздрагивая, прислушивался к крикам, стонам и лязгу оружия. В бой не лез, что может слепой мальчишка? Только прижать к себе недавно сплетенную корзинку и сидеть, настороженно вслушиваясь. Потом все затихло, только незнакомые голоса с чужим акцентом что-то громко говорили на площади перед храмом, да ржали лошади. Тяжелые, какие-то усталые шаги жреца Ньяли услышал, вскинулся:
- Ама Квами, что там?
Шаги стихли, потом раздался звук падающего тела. Ньяли аккуратно подобрался к нему ползком, ощупывая ладонями пространство перед собой. Успел только коснуться края жреческой хламиды, как раздались совсем другие шаги. Запахло кровью, потом кто-то что-то отрывисто сказал на незнакомом ему наречии. Потом его больно схватили за волосы. Ньяли пискнул, в страхе широко распахнув незрячие глаза. Его о чем-то спросили, встряхнув. Он снова пискнул, как вапити, древесная мышь, потянулся тонкими чуткими пальцами, наткнувшись на кованый, в узорах, наруч на держащей его руке.
- Я не понимаю, простите.
Его куда-то поволокли, все так же за волосы. Пришлось очень быстро переставлять ноги. Ньяли отчего-то не сомневался, что если упадет, его просто убьют. А жить хотелось, несмотря на увечье и общую безрадостность существования. Но Ньяли хотелось по утрам выходить на берег ручья и чувствовать прохладу воды, ощущать солнечные лучи, согревающие тело, да даже холодные зимние дожди лучше, чем вечная ледяная пустота смерти, о которой говорил старый Квами.
Слышался чужой говор, всюду. Очень болела голова от того, что тащили за волосы. Было страшно. Наконец, они остановились, и с Ньяли кто-то рывком сдернул его единственную одежду - держащиеся на пальмовой веревке сшитые в подобие юбки два куска грубого полотна. Ньяли ахнул, ладони метнулись - прикрыться. Что бы там ни считали соплеменники, а он ведь уже не ребенок.
- Держи меч, - это произнесли уже понятно. - Умри как мужчина.
Ньяли нащупал рукоять тяжелого клинка, тот и в самом деле был слишком тяжел для него - худого и маленького. Он слышал шаги и движение воздуха от перемещений того, кто вышел против него. Ему казалось - это большой человек, высокий, сильный. Застонал вспоротый клинком воздух. Ньяли с трудом поднял то оружие, что ему дали, направив его туда, где был противник. Отмахнуться он не сможет, слишком тяжело.
Как чуткая стрелка, слепой мальчишка поворачивался следом за Эоки, но тот медлил. Вообще, это было просто смешно - что ему мог противопоставить этот недокормленный цыпленок? Зачем его вообще выволокли? Хотя понятно, бой закончен, не прирезать же безоружного. Можно было бы и не убивать, но Огато сказал, пленных в постель не брать, а для другого этот ребенок в качестве раба не сгодится. Слаб и слеп. Милосерднее убить. Эоки сделал шаг, в четверть силы ударил мечом по мечу в руках мальчишки. Тот предсказуемо выпустил из онемевших рук оружие. Но добить его Эоки не успел, вернее, острие меча чиркнуло там, где мгновением раньше было горло мальчишки, а тот, упав на колени, шарил по пыльной земле, ища отлетевший клинок. Эоки ругнулся под сдержанный смех своих воинов, принялся помогать. Мальчишка нащупал его руку и внезапно пискнул:
- Твоя дочь жива, - и завалился набок.
Эоки будто камнем по темечку пришибло. Он схватил мальчишку за плечи и затряс:
- Где она? Эй! Отвечай!
Пришлось влепить по щеке, правда, не сильно, приводя мелкого в сознание. Мальчишка что-то мычал, мотал головой и всхлипывал, потом все-таки пробормотал:
- Там горы.
Эоки залепил ему еще одну пощечину, заставляя держаться в сознании и говорить.
- Горы? Какие горы? Ну?
Воины настороженно молчали, даже вождь Огато, не мешая Эоки.
- Я не знаю, там горы, там пещера… Она беременна…
- Проверим, - раздался над головой Ньяли другой голос: властный и холодный. - Эоки, бери шестерых, скачите. Ты же понял, куда.
- Да, Огато-тэ.
- Мальчишку оставь.
Ньяли куда-то толкнули в другие руки. Он запнулся, но упасть не дали. Подхватили как-то даже бережно, подняли. У Ньяли болела голова от тяжелых пощечин, горели и саднили царапины на скулах от колец на пальцах воина. Он не понимал, что его ждет дальше, но было уже как-то все равно, сознание уходило в привычную Тьму. Потом его куда-то понесли, положили на что-то мягкое. Он чувствовал, как обтирали чем-то, прохладной водой. Всего. Стыда не было - ведь это сон, какой может быть стыд? Наверное, это сон. Ведь если бы он умер, не было бы ни этого мягкого ложа, ни грубоватых, пытающихся быть аккуратными, рук, ни поднесенной к самым губам пиалы с каким-то незнакомым напитком. Он был вкусный, чуточку кисловатый.
- Еще, - прохныкал Ньяли.
Напиться дали вволю, но после этого потянуло в сон, и Ньяли успел только удивиться тому, что можно хотеть спать во сне.
Огато укрыл его покрывалом и вышел.
- Нтома! - над площадью раскатом грома прогремел его голос.
Шаман поспешил на зов: вождя лучше не злить.
- Нтома, что скажешь?
- Пока что не знаю, но этот оракул... Силен.
- Значит, все же оракул. Хорошо, что Эоки его не убил. Позаботишься о мальчишке, когда проснется. Мы останемся здесь на два дня.
- Хорошо, вождь.
От племени детей Нгура остались жалкие полсотни детей и женщин. Подростков, еще не прошедших Посвящение, собрали и куда-то увели, женщин и детей заперли в храме, раненых воинов перевязали и заковали в тяжелые бронзовые ошейники - их продадут на рабском торге кочевникам из далекой пустыни. Огато осмотрел разоренный храм, покачал головой - не стоило бросать вызов его отрядам. Все, что было ценного здесь, его воины уже собрали. Домой вернутся с богатой добычей: разжиревшие на серебряном месторождении дети Нгура оказались легким противником. Но никто из них больше не вернется сюда. Зато он может отправить сына своей сестры сюда, строить укрепленный город и добывать серебро.
Хороший день сегодня был. Хотя и ослабевшие, но дети Нгура все же дали повеселить кровь и потешиться схваткой. Да даже старому Нтоме нашлось развлечение: жрец богини Итсаш оказался не просто старой жирной свиньей, а владел вполне ощутимой силой. Шаману пришлось нелегко, но он явно был рад. Судя по тому, что у жреца уже не было головы, а шаман ушел куда-то к окраине деревни, прихватив свои травы и прочую мерзость, очередная сушено-копченая пакость в его шатре вскоре появится, трофей же. А еще маленький оракул... Что ж, если он прав, и дочь Эоки найдется живой и с ребенком под сердцем... Главное, чтобы Нтома понял, как будить спящий в мальчишке дар. Когда Огато нес его в свою палатку, казалось, что несет подстреленную икути-роо, странные, слишком светлые для этого племени волосы рассыпались по рукам, словно бурный водопад. Отродясь не стриженные, наверное. Грязные, но без паразитов, если промыть с травами - будет казаться, что с головы оракула струится пенное серебро. Странный он, нездешний, что ли?
Потом Огато вспомнил, что видел женщину с волосами, похожими на седину. Он вошел в храм и сразу же нашел ее взглядом. Скривился презрительно: да, чем-то мальчишка-оракул напоминал ее. Но он был тощим, малосильным, а эта бабища была дородной, видно, что из богатого рода. Впрочем, Огато понимал: слепой сын не был нужен ни ей, ни мужу. Лишний рот. Вот тут и выходила странность: неужели дети Нгура не ведали, что слепой - оракул? Если так, Огато повезло вдвойне. Судя по длинным волосам, никаких посвящающих ритуалов мальчишка не проходил, а значит, чист и непорочен.
Вождь обошел лагерь, убедился, что все в порядке, вернулся к спящему мальчишке. Нужно будет узнать его имя. И выкупать. Но это уже дома, несомненно. Там, где есть горячий источник, удобная купальня и притирания на любой вкус. У сестры должны быть, во всяком случае. Но какие же волосы! Будто недра этой земли отдали все серебро им. Огато не удержался, погладил вьющееся крупными кудрями богатство, которое не мешало бы вымыть в пяти водах.
Мальчишка застонал, снова запросил пить. Пришлось поить, придерживая голову, приподнимая его на руке. Легкий, в самом деле, как птица. И костлявый. Запавшие щеки, острые скулы, выпирающие ключицы, ребра, коленки. На чем он жил? Желудок у мальчишки неуверенно уркнул, но тормошить его Огато не стал. Ничего, пусть сначала поспит, а потом Нтома будет его поить своими зельями и кормить какими-то особыми яствами. Этот умеет, даже безнадежных ставит на ноги. Может, они даже подружатся, шаман и оракул. Огато хохотнул: старый и малый. Впрочем, Нтома еще не старик, всего сорок зимних дождей пережил. А этот цыпленок еще и до двадцати не дожил, да какое там, ему четырнадцать весен есть или нет, неизвестно. Судя по тому, какой он мелкий... Впрочем, можно спросить потом.
Огато снял кожаный нагрудник, скинул рубаху и поножи, снял наручи и вышел - нужно было искупаться и лечь поспать. Когда он вернулся, мелкий оракул уже умудрился занять всю постель одним собой. Тонкие руки и ноги были длинными, а теплая и достаточно мягкая постель, по всей видимости, заставила его расслабиться и попытаться как можно полнее ей насладиться. Огато хмыкнул: прямо, как кустик "вдовьих слез": если растет меж камней, то такой неказистый и мелкий, а если пересадить в хорошею почву, первым делом выкидывает корни и оплетает ими пространство вокруг себя. Но вождь тоже хотел спать, так что мальчишку пришлось подвинуть. Он был горячий и сухой, как палочник. И захныкал, когда ощутил рядом кого-то, попытался откатиться, потом подумал и полез под бок. Колени, локти, бедренные кости - Огато не хотел знать, чем он там в него впивается, поэтому просто аккуратно сгреб и прижал, завернув в шкуру. От чужих волос пахло пылью и немного храмовыми курениями. Запах не был неприятным и даже успокаивал.
Ньяли спал, ему было тепло, уютно, как будто он утопал в огромной куче пуха. Хотелось чувствовать это еще и еще. Это было непривычное ощущение, он даже расслабился, забыв обо всем произошедшем. Впрочем, то, что племя детей Нгура проиграло в войне, вспомнилось утром, когда проснулся и заворочался, пытаясь выпутаться из чужих, огромных и тяжелых рук. Накатил ужас.
- Проснулся, - голос был незнакомый, с легким акцентом. - Голоден? Еще пить?
Ньяли замер, развернул лицо в сторону говорившего. Руки инстинктивно потянулись вперед, изучить его. Хотя свои его зачастую били по рукам за попытку "познакомиться". Он знал понятия "широко" и "узко", "коротко" и "длинно", "гладко" и "шершаво". Он мог сказать, маленький или большой предмет, какова его фактура, вес, температура. Но он никогда не видел, и даже воображение не могло подсказать ему, как соединить все эти черты воедино. Зато он мог повторить их в глине.
Тут бить не стали, позволили ощупать, потрогать. Мужчина засмеялся:
- Знакомишься, оракул?
- Оракул? Меня Ньяли зовут, - юноша подумал, что хуже уже не будет, даже если на него нашлют страшную порчу, узнав имя. Но, может быть, он немного побудет Ньяли, а не "эй, ты" и не "урод слепой"?
- Няли? Хорошо. Меня зовут Огато, - видимо, чужак тоже не боялся порчи.
- Ньяли, - поправил его юноша. - Огато? Ты разве степной волк? О, - это пальцы Ньяли добрались до широкого ожерелья, которое Огато никогда не снимал, и принялись ощупывать выбитые в серебре знаки, - ты вождь!
- Да, я вождь. Значит, Ниали? - Огато честно пытался воспроизвести странное и чуждое слуху имя.
- Ньяли, - терпеливо повторил юноша. - Это значит "капелька".
- Красивое имя. Ну так что, ты голоден?
Ньяли озадаченно замер, тонкие пальцы чуть шевелились, словно ощупывали воздух в поисках ответа.
- А ты... мне можно будет поесть? Правда?
- Почему нет? - удивился Огато. - Ты больше не пленник, ты же оракул, тебя будут уважать.
Тут удивился уже Ньяли. Обычно, у слепых малоподвижные лица, но у него любая эмоция выражалась ясно и ярко. Вот и сейчас, брови взметнулись над удивленно округлившимися глазами, даже рот выразил что-то вроде: "О?" Картину портили только неподвижные, словно вырезанные из драгоценной бирюзы, глаза.
- Уважать? Меня? За что? Я ведь ни к чему непригодный калека, всего умений - плести корзины и лепить из глины.
- Если твое прорицание оказалось верным, один старый степной волк точно у твоих ног ляжет.
Ньяли попытался вспомнить, что говорил, и не смог, в голове остались только клочки тумана и воспоминание о боли. Он потрогал скулы, чуть поморщился: тот воин, что приказал с ним сражаться, бил крепко, хоть и не в полную силу, иначе Ньяли был бы уже мертв.
- А ты ничего не помнишь? Странно...
Ньяли покачал головой.
- У меня так бывает. Теперь ты не будешь кормить?
- Почему? - удивился Огато. - Оракул - это хорошо.
- Ты ведь не знаешь, правдивы ли были мои слова? Как ты можешь сказать, оракул ли я?
Ньяли готов был побить сам себя: ну что мешает ему просто принять благодарность и почувствовать себя кем-то большим, чем бесполезный кусок коровьей лепешки в пыли?
- Скоро узнаем, как только шаман сумеет поговорить с Эоки.
- А кто такой Эоки? - чужие имена Ньяли выговаривал сразу и без запинок, помогал острый слух.
- Воин, дочь которого ты нашел.
Уточнять Ньяли не стал: Огато поднялся и вздернул его на ноги.
- Умываться.
Слепой юноша кивнул, и даже не стал прикрываться, понял, что вождь тоже обнажен, и для него это нормально. Для Огато и впрямь было нормально не прикрывать наготу. Богини любят смотреть на воинов во всей их красе. Он помог выйти из палатки мальчишке, а тот потом безошибочно повернул к ручью.
- Постой, почему не к колодцу?
Ньяли остановился, подумал:
- А можно?
- Можно, конечно же. Идем, там чистая вода.
Если б богиням было не угодно, чтобы Огато распоряжался здесь, они послали бы ему знак. Но храм пал, чужая богиня не смогла защитить свой народ. И все храмовые драгоценности теперь принадлежали победителям. А еще Огато мог приказать снести храм или просто скинуть в колодец всех пленников. Но погибли только те, кто бросался с оружием. Милосердие неслыханное. На этом фоне вымыться водой из храмового колодца было... Ну, ничем серьезным не было.
У него с собой был мыльный камень, и не мешало бы отмыть мальчишку, потому что Огато подозревал, что у него вовсе не серая кожа, остальные пленники были смуглокожими. Так и вышло: отмытый до скрипа Ньяли оказался смуглым, зацелованным солнцем, а легкие волосы, быстро высыхая, засверкали чистым серебром.
- Ну вот, красавец такой.
Ньяли удивленно улыбнулся. Никто никогда прежде не говорил ему такого. Он знал, как ощущается, но не мог этого представить.
- Какой?
- Ну, такой. Красивый. Идем, надо тебя одеть во что-то.
В добыче были красивые ткани, легкие, странные. Шаман назвал их ушша, показал рощицу, сплошь заплетенную паутиной. Огато подумал, что среди пленниц нужно отобрать тех, кто умеет ухаживать за насекомыми, собирать и разматывать коконы и ткать эти ткани. И еще подумал, что очень хорошо, что он не приказал сжечь деревню. Там в домах остались ткацкие станки. Но сейчас он привел оракула к повозкам с добычей и принялся придирчиво выбирать, в какой кусок ткани завернуть эту драгоценность. Наконец, он выбрал белый красивый кусок.
- Пощупай. Нравится?
Ньяли провел по ткани кончиками пальцев.
- Шелк? Очень. Такие одеяния носил наш жрец.
Огато завернул оракула в этот кусок ткани, закрепил его.
- Это от солнца.
Ньяли замер, словно статуя, только на лице отражалось потрясение. Наконец, он отмер.
- Ты с ума сошел, степной волк и вождь волков! Кто позволит мне носить шелк?
- Я позволяю, - хмыкнул Огато.
Ньяли вспомнил, что жреца уже нет, да и его племя больше не свободные люди. Так что Огато в своем праве, праве победителя. И, если захочет, может не только шелком укутать, но и драгоценности нацепить, как на женщину. Что это значит, Ньяли не знал, просто слышал иногда тонкий перезвон серебряных колец и подвесок от проходящих мимо женщин племени.
- Так что, если нравится шелк, будешь носить шелк. Хочешь драгоценности? Будут.
- Я не знаю, что такое драгоценности, - просто ответил Ньяли. - Они звенят, да? Как колокольчики на козах.
- Ну, браслеты там всякие, серьги. И звенят и блестят.
- Блестят?
Все слова, связанные с тем, что люди могли видеть, были для Ньяли лишенными смысла. Он не понимал их, ведь он никогда не видел, он не знал, что значит "синий" или "зеленый", "блестящий" или "тусклый".
- Ну, неважно. Хочешь что-то звенящее?
Ньяли подумал и помотал головой:
- Зачем? Я все равно не увижу, да и не пристало мужчине рядиться в женские штучки. А я, хоть и проиграл свой поединок, все же мужчина, что бы вы там ни думали.
- Ну, не знаю, у нас некоторые из юношей носят украшения.
- Ты тоже, - среброкосый улыбался самыми кончиками губ. Красивая была улыбка, вроде бы, незаметная, но почему-то казалось, что с ней угловатое худое лицо Ньяли преображалось, глаза казались почти живыми. А губы были такими, что хотелось целовать и целовать.
Огато усмехнулся, потрогав серьгу в ухе:
- Да, это амулет, он помогает мне общаться с нашим шаманом на расстоянии. Ну что, есть будешь?
- Да, если можно.
Спокойное достоинство юноши удивляло, да что там - изумляло вождя до крайности. Он мало видел таких калек, что не озлобились, не считали бы, что мир им должен за то, что они что-то потеряли. Может, дело в том, что Ньяли никогда не знал, как это - видеть? Огато взял его за руку, повел за собой. Теплая сухая кисть в руке казалась птичьей лапкой. Узкие ступни мелькали из-под белого шелка, двигался Ньяли плавно, словно танцовщица в танце с чашами огня. Свободная рука была чуть приподнята, развернута ладонью вперед, словно он опасался наткнуться на кого-то или что-то.
- А что ты любишь из еды?
- Все, что можно съесть.
Огато засмеялся:
- Тогда проблем с едой не будет.
Ньяли тоже улыбнулся, думая, что этот сильный воин, наверное, никогда не знал, что такое голод. И стыд оттого, что не можешь просто взять и пойти на охоту, добыть себе пищу, потому что уже на другом берегу ручья совершенно не ориентируешься.
Накормить Ньяли решили похлебкой из мяса и овощей.
- Ребенку надо хорошо питаться, - непререкаемо заявил шаман.
- Я не ребенок, - возмутился Ньяли. - Мне шестнадцать зим.
- А мне сорок три, так что слушайся старших и ешь.
Огато улыбнулся про себя - нашли друг дружку два одиночества.
- Куда ты пальцами! Черпалку возьми.
- А что это?
Нтома подсунул под руку юноше вырезанную из изогнутого корня ложку, помог взять правильно, когда Ньяли ощупал ее.
- Зачерпываешь ей - и в рот.
- Да уж не в ухо же, - Ньяли фыркал, беззлобно и даже весело.
- Нтома, оставляю оракула с тобой, мне надо разобраться с пленными.
- Да, вождь, - шаман кивнул и снова взялся смешивать на маленьком столике перед собой какие-то травы и порошки с козьим молоком.
Код для обзоров
1. Нравится, читаю. | 141 | (75%) | |
2. Жду окончания. | 46 | (24.47%) | |
3. Не читаю такое. | 1 | (0.53%) | |
Всего: | 188 |
@темы: слэш, фэнтези, закончено, гет, Затерянные миры
СПАСИБО!