Авторы: Таэ Серая Птица и
Тай ВэрденРейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Флафф, Фэнтези, AU, Первый раз
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажаа
Размер: Миди
Статус: завершено
От авторов: Мы снова встретились на одной из Граней, и постараемся показать историю этой пары так, чтобы вам понравилось.
Краткое описание: Пленный юноша-колдун, жрец-целитель, и ветеран-гладиатор, любимец толпы, чья слава не сегодня-завтра померкнет. Их связала воля хозяина Арены... И нечто большее.
Читать и комментировать можно так же на Книге Фанфиков
Глава третьяПервый бой Лания все приближался. Разумеется, пока что не с Ивиром — так, пробующий зубы молодняк, развлечение в середине недели, когда на трибунах народу немного. Зимой такие дни случались гораздо чаще, чем летом. Даже здесь, в этом благословенном богами краю зима означала холод, нудные, непрекращающиеся дожди и пронзительный ветер. Однажды даже снег пошел. Ланий, как дурак, простоял полчаса на середине Арены, запрокинув голову и ловя снежинки на язык. Потом поймал и внушительную трепку от Ивира.
— Но я не простужусь, — возражал он. — Здесь такая мягкая зима. И я наконец-то увидел снег.
Ивир внимательно посмотрел ему в глаза и кивнул. Он понимал, даже если сам никогда не испытывал такого, но все равно старался понять. С ним было легче.
Так что народу на первый бой Лания явилось немного, в основном, те, кто был совсем уж завзятым любителем подобного рода зрелищ. Да и посмотреть на молодежь всегда интересно: вдруг выделится новый любимец публики. То, что этому бою предшествовали совершенно дикие и нечеловечески тяжелые тренировки, вряд ли кому было интересно. А они такими и были — Ланий понял, что раньше Ивир его еще щадил, старался распределить нагрузку и бережно обучить всем премудростям. Но хозяин Арены решил иначе, в один из дней после Марасталий он вызвал Ивира к себе, и вернулся тот в таком настроении, что от него шарахались даже ликтуры, к тому же, с разбитыми в кровь губами и тремя вспухшими полосами от легкого кнута на спине.
С того дня он и зверствовал. Хотя это дало свои плоды, Ланий не мог отрицать.
— Запомни, — бинтуя ему щиколотки, говорил Ивир, не повышая голоса и не поднимая глаз, — тебя никто не будет щадить. Керы вообще всегда злее и нетерпимее друг к другу, чем опытные гладиаторы. Каждый стремится выделиться. Тебя попытаются убить или покалечить, это неизбежно. Бей сам, бей первым, не дай времени опомниться.
Ланий кивал. Это будет сложно, но придется. Он должен выжить и уйти с песка Арены на своих ногах.
«Только бы не близнецы попались», — мелькнула мысль. Жеребьевка будет непосредственно на Арене. Кто с кем — решит воля богов. Это было неприятно. Вряд ли здешние боги решат улыбнуться чужаку. Так в итоге и вышло. Близнецы были мельче, Ланий был учеником Ивира, кому-то показалось, что идея выставить двоих против одного будет успешна — это было уже неважно.
Они сверкали глазами и сыпали оскорблениями, половину из которых он просто не понимал. Ланий видел потемневшие от напряжения глаза Ивира, стоящего прямо за решеткой выхода на Арену, и помнил только его быстрый шепот: «Не смей умирать, ученик». Юноша сосредоточился. Его наверняка попытаются зажать с двух сторон. Надо избавиться от одного, со вторым будет уже легче. Зазвенел бронзовый гонг, и он сорвался с места, чуть раньше них, чуть быстрее. Ударил так, что больно стало и самому, отбрасывая короткий «пехотный» меч Киза оковкой своей глейсы. Длина оружия позволяла держать обоих на расстоянии. Может, поймут и отступятся, сведут все хотя бы к паре ушибов? Перед кем тут себя показывать, на трибунах почти пусто. Несколько выпадов спустя он понял: нет, эти не отступят и поражения не примут, только если он уложит на песок обоих так, чтоб не поднялись. Здесь не играли роли зрители, только их личная ненависть к тому, кто украл «их» кумира. Жаль было этих глупых щенков, которые зубы показывать научились, а вот ума насчет того, когда именно стоит скалиться, так и не нажили. Но себя было еще больше жаль, да и Ивир ждет.
Переступить через некогда вбитые в разум принципы оказалось куда легче, чем он думал. Особенно, когда к горлу рвутся два малолетних идиота, жаждущие его крови. Распростерлись они на песке быстро, не хватило им выучки, заменить ее злостью не вышло. Ланий замер, тяжело дыша, медленно выпрямился, поднимая к низкому, обложенному облаками небу обагренную первой кровью глейсу.
«Надеюсь, ты будешь доволен мной, Марас?»
Его внимание привлекло движение на трибунах. Хозяин Арены поднялся со своего места, улыбаясь, поднял руку, как и остальные зрители. Ивир вцепился в решетку, в полумраке его глаза показались почти серебряными, как у старого дракондора.
Рука господина Тауриса рухнула вниз, приказывая: «Убей». Ланий сглотнул: вот и началось. Ненужная кровь. Однако это было милосерднее, чем если бы близнецов погнали на следующий бой, загоняя, как зверей. Риз и Киз тоже это понимали, но страх не давал им мыслить. Сжавшись, они отползали, оставляя на песке окрашенные кровью борозды.
— Глаза закройте, — негромко сказал Ланий. — Это будет быстро.
Киз, старший из близнецов, прижал к себе брата, укладывая его на песок.
— Вместе. Ты сможешь? Чтоб мы ушли вместе...
— Смогу, — кивнул Ланий.
Силы у него хватило, чтобы прикончить одним ударом обоих, выполнив последнюю просьбу. На трибуне прозвучали одинокие хлопки. Хозяин Арены усмехался, и Лания посетила дикая, неистовая ненависть, желание с размаху вогнать в его сердце лезвие глейсы и провернуть там, глядя в маслянисто-черные глаза, следя, как из них уходит жизнь. А пришлось опустить взгляд и уйти с Арены. Триумфатором Ланий себя совсем не чувствовал.
Он сходу попал в руки Ивира, в его жесткие, как медный обруч, объятия. И был благодарен за то, что тот молчал, только поглаживал по затылку, позволяя успокоиться. Понемногу боль и гнев ушли, растворяясь в тепле рук наставника.
— Но с тобой я так не смогу, — тоскливо сказал Ланий.
— Не думай об этом сейчас. Еще не время.
После этого боя Ланий стал полноправным кером, получив все привилегии, полагающиеся ученику прославленного ора. В том числе и возможность под присмотром одного из ликтуров выйти в город. Бронзовый браслет ему принес сам Ивир. Но Ланий в город не торопился, что там, кроме серых стен? Зима здесь была очень тусклой и тоскливой. Грязь, льющиеся по улицам потоки воды вперемешку с помоями. Туман и хмарь, сменяющиеся мерзкой моросью. Все силы он отдавал тренировкам.
Ивир терпел это еще две полных недели, потом одним более-менее погожим утром в приказном порядке велел собраться и ждать его. Ланий недоумевал, но приказ выполнил. За ним пришел ликтур Прер, подмигнул:
— Твой наставник ждет у ворот Арены. Идем, день хороший, хоть подышишь вольным воздухом. Но не вздумай убегать, далеко не сбежишь, а наказание — смерть.
— Да мне и некуда, — удивленно ответил Ланий.
От брата не было ни слуху, ни духу. Конечно, прошло не так уж и много времени, чтобы отыскать следы, но Ланий думал, что позже их и вовсе будет не найти. Тут был только один выход: стать знаменитым ором, слава о котором разойдется по всей Империи. Превзойти даже Тигра. А уж на яркий свет все мошки прилетят. Если брат жив... Ланий был уверен: жив и ищет его. Только эта надежда давала силы жить, тренироваться, учиться.
На ожидающего его Ивира он посмотрел с любопытством, но пока что спрашивать ничего не стал. Наставнику виднее, куда вести ученика. К еще большему изумлению юноши, через пару кварталов ликтур Прер хлопнул Тигра по плечу и свернул в сторону одной из «веселых» улочек с довольно дорогими в этой части города борделями. Ивир же повел ученика дальше, по прямой как стрела улице вверх, на холм Латерны. На его вершине бело-розовым облаком возвышался храм Матурии. Ланий внимательно рассматривал его — раньше как-то не доводилось. Так же как и Арены, храмы Юга были выстроены или полукругом, или кругом, но их накрывали сложные купола, издалека этот храм, к примеру, вообще напоминал целую кучу женских грудей. Что, в принципе, было весьма символично: Матурия была родительницей всех младших богов, покровительницей женского начала, домашнего очага и мирных профессий.
Неужели Ланию придется переспать с кем-то из девушек этого храма? Об этом пришлось спросить прямо, потому что... потому что он не представлял, что его ребенок может родиться в храме и через пять лет попасть в рабский барак или в покои послушниц.
— Нет, успокойся, ученик. Мы идем в храм по иной причине. Познакомлю тебя со старшей жрицей.
Это звучало намного более воодушевляюще. Ивир слегка улыбался, загадочно щурил прозрачно-серые глаза, значит, был безмятежно спокоен. Ланий уже научился угадывать его настроение по цвету глаз.
— Она... Твоя мать? — попытался угадать Ланий.
— Боги одарили тебя светлым разумом, ученик.
Кто знал, чего стоил невольнице с чуждого и непонятного для местных Востока такой взлет — из храмовых рабынь в старшие жрицы. Но даже это не вернуло ей свободу. Это Ланий понял, увидев в небольшом круглом, полутемном зале восседающую на кресле миниатюрную женщину. Ивир походил на нее просто безумно: те же ало-рыжие волосы, разве что у женщины они были длинными и свиты в тугие косы по бокам головы. Те же прозрачно-серые, изменчивые глаза. То же изящество в строении тела. Разве что кровь отца дала Ивиру большую массивность, силу и рост. Его мать напоминала хрупкий цветок. Цветок в ошейнике. Таком же, как у Лания.
Ланий поклонился ей, чувствуя непонятную странную робость.
— Тигренок, оставь нас, — жрица улыбнулась самыми уголками губ, едва-едва обозначив эмоцию. — Порадуй Келлу и Вифару, они скучали по тебе.
Ивир поклонился и безмолвно растворился в сумрачных коридорах храма, оставив ученика наедине со жрицей.
— Рад встрече с вами, госпожа.
— Это взаимно, малыш. Я попросила сына привести тебя, когда узнала, что ты — одаренный.
Жрица легко вспорхнула со своего места, похожая на подхваченный ветром экзотический цветок в своих бело-розовых одеяниях. Ланий легко мог бы нести ее на сгибе локтя, как ему казалось, такой воздушной и хрупкой она выглядела. Но хватка тонких полупрозрачных пальцев на его запястье оказалась немногим слабее хватки Ивира.
— Я посвященный богини Фрей, — произносить это оказалось так непривычно, он уже отучился говорить эту фразу. Да и посвященный ли он теперь?
— Наши боги никогда не оставят нас, что бы ни случилось, — теплая ладонь, терпко и сладко пахнущая благовониями, погладила его по щеке.
— Вы слышите мысли? — Ланий распахнул глаза.
Жрица рассмеялась, словно прозвенели тихие колокольчики.
— Твои глаза, малыш, говорят яснее слов.
Ланий тяжко вздохнул.
— Богиня не бывает милостива к преступившим запрет.
Женщина приподняла его голову, опустившуюся в печали.
— Ни одна мать не оставит свое дитя, даже преступившее закон. И ни одна богиня не сочтет достойным Небесного Чертога того, кто сложил руки и сдался, даже не попытавшись бороться, особенно, если это мужчина. Лунная Госпожа требует от своих послушниц телесной чистоты и воздержания. Но Матурия требует совсем иного. И все же я служу своей Госпоже, пусть даже ношу одежды жрицы Матурии, а мой сын сражается на Аренах во славу Мараса.
— Да, госпожа, ваша мудрость воистину велика.
— Ты скоро станешь мидаром, малыш, я вижу это в твоей нити судьбы. И должен будешь по замыслу хозяев Арен, продолжить линию сильной крови. Когда это случилось с Ивиром, он пришел ко мне, и я сделала его семя бесплодным.
— И я тоже могу прийти, госпожа?
— Тебе достаточно согласиться. Но знай, что это необратимо. У тебя никогда не будет детей.
— Ничего страшного, у меня и без того не особенно много было возможностей их завести.
Жрица поманила его за собой, во внутренние покои. Должно быть, это были ее собственные комнаты: не намного больше клетушек, в которых жили гладиаторы, если так посмотреть. Узкое ложе, занавешенная вышитым полотном ниша с одеждой, крохотный столик у окна. И искусно спрятанный за каменной плитой тайник в стене, где помещались хрустальные фиальчики с какими-то снадобьями. Женщина взяла один, налила в резной стеклянный бокал воды из кувшина и капнула три капли зелья в воду.
— Пей, малыш. Тебе может быть плохо после, будет похоже на простуду: слабость, ломота в костях, тянущая боль внизу живота. Перетерпи. Старайся двигаться.
Ланий покорно выпил.
— Я все еще чужак. Скажу, что вода доконала.
Жрица спрятала фиал обратно в тайник, погладила юношу по щеке.
— Умный малыш. Скоро Ивир вернется, подождем его на террасе.
— Да, госпожа.
— Зови меня Мэй-Ла. Так давно не слышала своего истинного имени, что отвыкла от того, как оно звучит.
— А Ивир? Как его зовут на самом деле? — полюбопытствовал Ланий.
— Вэр-Лин. «Рожденный под полной луной».
— Красивое имя, госпожа Мэй-Ла.
Сидя на покрытой подушками скамье, Ланий слушал негромкий нежный голос, повествующий о далеком и странном Востоке, грезил с открытыми глазами, завороженный маленькой жрицей, словно птица танцем змеи. Когда вернулся Ивир, сказка закончилась. В себя Ланий приходил небыстро, тряс головой, возвращаясь в будничный суетный мир.
— Матушка, вы очаровали моего ученика, — упрека в голосе Ивира не было, только восхищение. Почти благоговение перед той, что не сломалась в рабских оковах и сумела взрастить в нем самом такую же стойкость.
— Госпожа прекрасна, — пробормотал Ланий.
— Вэр-Лин, я хочу поговорить с тобой наедине, месяца через два-три. Но лучше — в конце весны, когда твой ученик будет готов.
— Да, матушка, — покорно склонил голову гладиатор. В этом поклоне было все то, чего не могли добиться от него хозяева и зрители на Арене.
Ланий отошел подальше, не мешая матери с сыном общаться. Его угостили сушеными финиками и виноградом, и он занялся ими, прислушиваясь к непривычному, слегка приторному вкусу первых, уравновешенному кислинкой изюма. Фиников гладиаторам не давали, это было довольно дорогое лакомство, привозимое все с того же сказочного Востока. Но оказалось довольно вкусным, хоть и немного суховатым. Доев, он вымыл руки в крохотном фонтанчике в виде головы кошки, из пасти которой в полукруглую чашу текла тонкая струйка воды, напился там же, чувствуя медный привкус: вода текла в фонтан по трубам акведуков. Ивир и госпожа Мэй-Ла закончили свою беседу, и наставник выглядел одновременно взволнованным, расстроенным и встревоженным, что, впрочем, отражалось только в его глазах, но не на застывшем маской лице. Ланий решил, что расспросит попозже, когда они выйдут из храма.
С ликтуром Прером они встретились там же, где и расстались. Словно два раба никуда и не отлучались без ведома сопровождающего их воина. Тот выглядел довольным, как натрахавшийся кот, разве что не облизывался. Подмигнул Ланию:
— Ну, как, мальчик, тебя можно поздравить с тем, что ты стал мужчиной?
Ланий опустил глаза к земле и скромно заалел, вспоминая ночь с Ивиром. Пока что — единственную. Прер захохотал и хлопнул его по плечу.
— Вот и молодец.
Ланий заалел еще больше и побрел за наставником. Тот выглядел невозмутимым, но слегка посветлевшие глаза его смеялись. Ланий ткнул его локтем в бок. В ответ ему взъерошили отрастающие волосы на затылке и подтолкнули вперед.
Ланий не чувствовал особого сопротивления, возвращаясь в бараки Арены. Ему не до этого было: слова Прера заставили его думать о том, чтобы решиться, наконец, и прийти ночью к наставнику. Хотелось еще раз испытать это удовольствие. Увидеть Ивира другим, с другой стороны. Посмотреть в его глаза, темнеющие до цвета предгрозовых туч. Запомнить, какие они на грани выплеска. Отдаться на волю жестких, но умеющих быть ласковыми, рук. Ланий глубоко вздохнул. Скорей бы ночь. И он не станет смущаться, когда проберется в комнату наставника. Он будет действовать первым. «Как ты и учил — не дать опомниться», — мысленно усмехнулся юноша.
Но вечер принес с собой слабость и ломоту, о которых его предупреждали. Он помнил, что госпожа Мэй-Ла говорила, что необходимо двигаться. Но было почти невозможно встать с постели, от мерзкой тянущей боли в самом сокровенном едва не тошнило, а руки и ноги казались похожими на выброшенных на камни медуз — стылое желе, способное только подрагивать. Явившийся Ивир поднял его, помог начать передвигаться.
Прохлада во дворе Круга немного остужала туманящуюся от жара голову. Ивир поддерживал его и выводил вокруг дерева, как запаленную лошадь. Неторопливо, аккуратно, помогая не запинаться о корни. Понемногу Ланию и впрямь становилось лучше. В купальне наставник смыл с него противный липкий пот и отвел в постель. В свою комнату. Нельзя было не улыбнуться иронии ситуации: Ланий все же оказался там, где хотел, но не в состоянии исполнить свои желания. Зато можно было обнять наставника и прильнуть к нему. Это значительно утишало боль.
Ивир тихо фыркнул ему в висок:
— Не спится? — а потом и вовсе опустил руку и принялся мягко, почти не нажимая, поглаживать от подреберья до паха, задевая кончиками пальцев жесткие волоски.
— Не спится, — согласился Ланий.
Эти ласковые касания утихомиривали боль еще лучше, чем простые объятия.
— Завтра будет легче, а дня через два и вовсе все пройдет.
О правильности или неправильности решения Лания никто не говорил. Ивир, должно быть, считал его априори верным. Его жесткая ладонь соскользнула ниже, аккуратно сжала яички, пальцы принялись массировать промежность, заставляя боль растворяться в других ощущениях. Ланий часто задышал, мысли о принятом решении моментально сменились совсем иными. Слабость все еще не отпустила его до конца, но Ивир и не требовал никаких активных телодвижений, напротив, обнимал свободной рукой за плечи, не давая двигаться, только ощущать. И сам не предпринимал никаких попыток приласкать жестче, проникнуть внутрь, только гладил, перекатывал в пальцах тяжелеющую мошонку, скользил ими по наливающемуся кровью члену. Ланий негромко застонал от возбуждения. Пришлось уткнуться в жесткое плечо наставника, чтобы приглушить звук. Кончил он довольно скоро, не в силах выносить удовольствие. И после этого смог уснуть, обтертый влажной губкой и укрытый теплым шерстяным одеялом. И, конечно же, в надежных руках любовника.
На следующий день он проснулся уже здоровым, пусть и слегка слабым. Что хозяина Арены порадовало: терять будущего лучшего гладиатора из-за болезни не хотелось, слишком много денег в него вложено.
Время шло, зима была все такой же тусклой и ничуть не похожей на привычные зимы Севера. Еще несколько раз Ланий выходил на поединки с другими гладиаторами, но теперь обошлось без крови и смертей — то ли берегли, то ли терять деньги не хотелось. Да и народу на зимние игры собиралось немного. Ивир рассказывал, что все посвященные богам, а потому массовые Игры начинаются ранней весной и заканчиваются поздней осенью Марасталиями. Первыми же играми — и самыми кровавыми — считаются, как ни странно, Баталии, посвященные одному из аспектов Матурии — младшей богине Бате, повелительнице весеннего обновления. Считается, что чем больше крови прольется в ее праздник, тем плодороднее будет земля.
— То есть, там...
— Там я и должен умереть. Чтобы дать начало новой славе — твоей.
Ланий протестующе мотал головой: он категорически не мог себе даже представить то, что придется убить Ивира. Это было невозможно. Это был тот самый предел, который оказался в его сознании выше запрета на убийство от богини. И он хватался за соломинку, напоминая наставнику о том, что услышал в храме:
— Но твоя матушка говорила, что будет ждать тебя в конце весны на приватную беседу!
— Она не всеведуща. И, должно быть, забыла о Баталиях.
— Ты был встревожен после разговора с ней...
Ивир долго молчал, прежде чем глухо сказал, глядя в пол, а не на ученика:
— Она умирает. Кто-то травит ее потихоньку, наверняка, другие жрицы.
— Мы можем что-то сделать для нее? — встревожился Ланий.
— Я не целитель, да и те змеи, что прячутся под масками жриц, выбирают обычно яды, от которых спасения нет.
Он помолчал и добавил:
— И лучше дать ей уйти раньше Баталий.
— То есть, не мешать жрицам?
— Я не знаю! — впервые Ивир повысил голос, проявляя эмоции. — Если бы я... мог ее спасти, я сделал бы это, не задумываясь о последствиях. Но ее ошейник мне не разомкнуть, тот, кто сделал его, был много сильнее!
— Значит, остается лишь отпустить ее? Подожди... Что значит «много сильнее»?
— Тот, кто сотворил ошейники, был магом. Или есть сейчас, я не знаю. Они не просто замок на вашей силе, они еще и цепь, привязывающая вас к хозяину или к месту. Даже если сбежать, не разомкнув их, наказание воспоследует очень скоро. И будет жестоким. Поверь, я видел.
Ланий вздохнул.
— Но их и так не разомкнуть... Что ж, по крайней мере, твоя мать скоро освободится от ошейника, как и ты. А я останусь.
Ивир привлек его к себе, заставляя сесть рядом, снова положил руку на затылок, туда, где Ланий всем своим естеством ощущал ненавистный металл ошейника. И, как всегда, это успокоило и юного жреца и его бушующую за заклятьем ошейника магию.
— Может быть, хозяин даст тебе еще немного времени? — с надеждой пробормотал он.
— Может быть, ученик. Ты еще не готов. Нельзя выучить всему менее чем за год.
Но времени им не дали. Не верил в Ивира хозяин, а вот на нового гладиатора ставки принимались весьма внушительные. Шутка ли — ученик легендарного Тигра, который этого Тигра сразит.
До Баталий оставалось меньше двух месяцев. Ивир поднимал Лания еще до рассвета и гонял до заката. Без малейшего милосердия. До купальни бедный жрец снова едва доползал, но с каждым прошедшим днем становилось легче. В конце зимы он впервые сумел свести поединок с Ивиром вничью, и при том обойтись без порезов и синяков.
— Ты готов, малыш, — сказал Ивир.
— Нет, я... – запротестовал, было, Ланий, но умолк, услышав ненавистный голос.
— Вижу, ты славно постарался, Тигр, — у выхода на Арену замер в окружении ликтуров охраны господин Таурис. — Этого молодого кера можно смело назвать мидаром.
Ланий опустил голову — значит, все-таки, пора. Но как он будет без Ивира, без его улыбки, взгляда? Без тепла его рук? Почему ему суждено потерять все из-за чужой глупости?
— Перед праздником проведи ритуал наречения, — приказал хозяин. — Ах, да... Старшая жрица пригласила тебя в храм. Ты можешь навестить ее.
Ланий видел, как дрогнули и сжались в кулаки руки Ивира.
— Благодарю, господин.
Когда хозяин удалился, Ланий молча обнял Ивира.
— Я должен идти к ней. Дождись меня в Круге, — Ивир стиснул его плечи и отстранился.
Ланий ждал его несколько часов, уже совсем стемнело, когда наставник вернулся — отстраненный, словно с ног до головы заковавший себя и свое сердце в крепкий металл. Юноша без единого слова понял, что госпожа Мэй-Ла ушла к своим богам.
Эту ночь, как и все последние, они провели вместе, в молчании, но не в постели. Ивир готовился к ритуалу имянаречения будущего ора. Под голыми ветвями дуба на Кругу он расстелил полосатую тигриную шкуру и долго стоял на коленях, сложив руки странным молитвенным жестом и запрокинув голову к небу. В его глазах отражались звезды, и это было красиво и жутко, потому что больше в них ничего не было — Ивир ушел в какой-то священный транс, общаясь с богами или прощаясь с матерью.
Ланий про себя вызвал к своей богине, прося не покинуть его в час скорби. Фрей знала, что такое — потеря возлюбленного, она всегда была милостива к тем, кто терял любовь. На рассвете, когда он окончательно продрог, зашевелился и Ивир, поднялся с колен и увел Лания в купальни, отогревать и готовить к ритуалу. Если бы он не был гладиатором, Ланий назвал бы его жрецом, так выверены и точны были его жесты и движения. С его губ слетел только один приказ:
— Стой и не шевелись.
И Ланий стоял, пока его бережно, словно священную статую, обмывали в семи водах, потом вытирали и наносили на тело масло, бинтовали щиколотки и запястья особыми, расписанными какими-то одному Ивиру известными символами его же собственной кровью. И так же пришлось стоять, пока Тигр, напрягшись всем телом, словно силясь голыми руками разорвать ошейник, сжимал его окровавленными ладонями, что-то беззвучно шепча. Ошейник остался на месте. Ланий с трудом подавил желание вцепиться в Ивира и не отпускать, час или день. Или вечность. Но пришлось отпустить, позволить вывести себя — обнаженным, как есть, на Арену.
Туда же выходили и остальные гладиаторы — все, сколько их было. Вставали по кругу, словно молчаливые свидетели и стражи, опуская руки друг другу на плечи. Поднималось солнце, косые лучи упали из-за высоких трибун на белый песок, окрашивая его в удивительно нежные оттенки рассвета.
Ивир вскинул голову и обвел Арену взглядом, словно заглядывая каждому брату по несчастью и неволе в душу. Его глаза светились расплавленным серебром, а голос казался непривычно громким, словно глас свыше:
— Да зрят боги всех земель, Юга и Севера, Запада и Востока! Да услышат меня и засвидетельствуют: ныне нарекаю Лания, ученика моего, мидаром. Имя ему — Фэйят!
Гладиаторы вскинули сжатые кулаки вверх и гулко ударили себя в грудь, принимая самое странное имя для собрата-раба, что только могло быть. До Лания лишь гораздо позже дошел смысл этого слова. В тот же день он, оглушенный всеми переживаниями, даже не понял, что это значило. И почему следивший за ритуалом с трибуны хозяин так хохотал, услышав его.
Глава четвертая и последняяЭтот вечер, которого так боялся Ланий, наступил. Наутро начнутся Баталии. И Ивир погибнет.
— Я не хочу этого... — твердил Ланий, прячась в его объятиях.
— Успокойся, ученик, — Ивир же был абсолютно спокоен и даже улыбался.
Весь день он где-то пропадал, разговаривая с другими гладиаторами. Кажется, передавал свои негласные полномочия старшего кому-то другому, кто сможет поддерживать в братстве обреченных порядок, следить за воспитанием и обучением молодежи. И только к вечеру вернулся в свою клетушку, где Ланий просидел весь день безвылазно, занимаясь тем, что было поручено: подготовкой своей глейсы, чисткой шлема и починкой сандалий. Хотя дело совсем не спорилось, все валилось из рук.
— Я не смогу остаться здесь без тебя.
— Ну-ка, прекрати, — почти сердито встряхнул его за плечи Ивир. — Все будет так, как должно.
И тут же снова привлек к себе, целуя, не дав ответить. Ланий прильнул к нему теснее. Он и сам не заметил, как поменялись их роли, что уже Ивир лежит под ним и подается под его ласкающие руки, улыбаясь шало и лукаво, постанывает сквозь стиснутые зубы. Это было так восхитительно, так сладко. И в то же время так горько — их последняя ночь. Дойдя до самого волнующего, он замер, не решаясь продолжать. Ивир раскинулся под ним, насколько позволяла узкая кровать, заставил поднять голову.
— Что же ты, малыш? Не бойся, продолжай.
Ланий выдохнул и кивнул. Продолжить... Почему Ивир сегодня отдается ему? Отдает себя в его власть? Подумать тот не позволил, крепкие ноги захлестнули бедра Лания, побуждая двигаться.
Немного поразмыслить Ланий смог только после того, как они оба отдышались от любовных игр. Прощается? Он не хотел так думать. Но это было единственным очевидным ответом. Ивир прощался с ним так, как мог и умел. Не говоря ни слова. Не позволив встать после, вытереться, словно повторяя их первый раз. Просто крепко прижал к себе и заставил закрыть глаза, которые жгло от непролитых слез. Ланий был слишком взрослым для слез.
— Завтра утром, да? — тихо сказал он. — Если б только я мог снять ошейник... Я забрал бы тебя к себе домой в тот же час. Тебе бы понравилось там. Много воздуха, света, просторно, люди добрые.
— Спи, малыш. Завтра утром случится то, что начертано в наших судьбах, и только боги знают, что это будет. Наш бой — последний.
Ланий покорно закрыл глаза, но сон не шел. Он пролежал до самого утра, так и не сомкнув глаз, лишь иногда проваливаясь в легкую дремоту. Слушал спокойное сонное дыхание Ивира, оно не позволяло сорваться в подступающую истерику, давало силы тихо лежать и чувствовать биение сердца под ладонью. И его собственное прекращало частить, и на душу снисходил покой, пусть и кратковременный.
Утром пришлось подниматься и двигаться, игнорируя боль — будто под сердцем обломок копья застрял. Рассвет был по-весеннему ярким, и небо обещало к полудню очиститься от легких облаков совершенно. В такой день — и умирать? Словно боги хохотали над людьми! Но больше всего Лания бесили взгляды окружающих. Они все списали Ивира, практически, похоронили его. Для них — особенно, для ликтуров — Тигр уже был мертвецом, унесенным с Арены под серым плащом проигравшего. Если так провожали каждого ора-ветерана на его последний бой, немудрено, что единственным возможным исходом для тех была смерть! Ланий думал: если он откажется убивать Ивира, попросит — пусть даже для этого придется встать на колени и целовать ноги хозяину, — оставить наставника при Арене, учителем для молодежи, да хоть кем! Согласится ли господин Таурис? Неужели ему выгодно потерять совсем еще не старого и способного сражаться и учить гладиатора? Или же все дело в том, что Ивир непокорен и не лижет пятки хозяину, как преданный пес?
За этими тягостными мыслями он не заметил, как утро пролетело и все приготовления были закончены. Очнуться его заставило то, что Ивир вывел его из комнаты буквально за руку. И еще его голос, к которому прислушивались все, затаив дыхание.
— День ярок, раскален песок Арен
Молю богов: свою прострите тень,
Пусть небо скроют тучи дождевые!
Смеются боги: светел будет день.
Умрет сегодня тот, с кем слава возлежала
Блудницей из Веселого квартала,
Он ей не золотом, а кровью заплатил,
Но, видно, показалось славе мало.
Удача — шлюха не была ему верна,
Хоть ей он тоже заплатил сполна.
Лишь сталь меча — достойная подруга -
С ним выйдет в бой, как верная жена.
Не бойся, ученик, пусть не дрожит рука,
И будет смерть наставника легка.
Того, кто имя нарекал тебе вчера,
Отправь бестрепетно в объятия песка.
— Я не смогу, — себе под нос пробормотал Ланий. — Просто не смогу.
— Не сможешь ты, это с удовольствием сделают пантеры, — так же тихо ответил Ивир, идя рядом с ним. — Тебя уведут с Арены, унесут мои клинки и шлем. И выпустят кошек.
Ланий содрогнулся.
— Нет! Лучше я...
Ивир сжал его руку еще крепче и вместе с тем нежнее.
— И не вздумай унижаться перед хозяином, просить за меня. Этим ты только порадуешь его, но ничего не добьешься.
— Я не знаю, как без тебя жить...
На это Ивир ничего не ответил.
Чем ближе была решетка ворот, тем яснее слышался шум толпы, отдаленно похожий на грохот морских валов в прибрежных скалах. Ланий невольно зажмурился на пару секунд, отчаянно пытаясь задержать это ощущение. Но яростный свет солнца, отражающийся от выглаженного служками песка на Арене, разбил мираж, вернув в страшную действительность. Он крепче стиснул глейсу. Что ж... Пора. Толпа — она как зверь или дитя, сразу чует неправильность или наигранность. Они оба знали, что никаких поддавок не будет, бой есть бой, и Ивир выжмет из него все, так же как и отдаст всего себя.
— Сегодня состоится славный бой! Тигр сойдется в бою с собственным учеником!
И рев толпы, приветствующей такое завершение Баталий. Ланий смотрел на песок, который сейчас не был белым, несмотря на все усилия служителей. Он был бурым. Бата получила сегодня довольно крови. И последней будет кровь его и Ивира.
— Встречайте! — надрывался распорядитель. — Ивир Тигр и Ланий Фэйят!
Ланий шагнул навстречу многоголосому реву.
Они казались совершенно одинаковыми: белокожие, волос под шлемами не видно, только тигриный хвост выделяет Ивира, да его знаменитые Когти — два узорчатых тамасканских клинка. Голоса зрителей делились пополам. Поддерживали обоих. А оглядываться, насколько поровну — было некогда. Прозвучал удар гонга, и Ланию пришлось спешно уходить в оборону, чтобы сориентироваться и суметь потеснить Ивира. Здесь и сейчас выбор оружия казался очевидно неудачным, но Тигр учил его и неудачу оборачивать себе на пользу, и он уже мог это сделать, мог противостоять наставнику.
«Малыш, соберись», — прочитал он по губам Ивира.
Пришлось перейти в атаку, удерживая Тигра на расстоянии. В памяти отложилось только то, что лезвие глейсы успело прочертить по правому плечу Ивира довольно глубокую рану. И рисунок боя сразу изменился. Теперь Тигр больше использовал левую руку, оберегая правую. Но ни один из Когтей не потерял — чтобы Ивир, и выронил хоть один из своих мечей? Такого зрители не помнили давно. И только Ланий знал причину: Когти могли оставаться у гладиатора лишь до тех пор, пока он крепко их держит в руках. Ранен, упал — не важно, он не должен был позволить оружию коснуться песка. Когтями Ивир дорожил, они перешли к нему от наставника.
Когда Ивир рывком сократил расстояние, Ланий машинально, не думая, еще раз полоснул его, теперь уже по бедру, пытаясь сбить скорость. Тигр припал на одно колено, но почти тут же выпрямился. Теперь он не мог двигаться так же быстро, как раньше. Роли поменялись — он ушел в глухую оборону, парируя выпады глейсы и изредка пытаясь достать правой по открывающемуся боку или рукам. Но для всех уже было очевидно его поражение. Ланий решил закончить все быстрее. Глейса в его руках развернулась, словно легкий прутик, утяжеленное металлическим шаром, ее древко дважды ударило в прикрытые палом бедра Тигра, заставив его упасть на колени, хотя оружие он не потерял. По сути, это был конец, и снова крутанувшееся в руке юноши копье коснулось лезвием горла наставника. Ланий замер. Вдруг толпа все же сжалится? Он видел, как вскидываются вверх руки. Видел, как встал в своей ложе хозяин Арены.
— Прошу последней милости, — голос Ивира хрипел и срывался.
И люди замолчали, ожидая: нельзя было нарушить этот обычай, не позволить обреченному того, что не спасет, только оттянет мгновение смерти. Ланий отвел глейсу, глядя на Ивира — и только на него. Тот же увидел кивок господина Тауриса и усмехнулся.
— Малыш, помоги мне встать.
Ланий подал ему руку, потом подпер плечом. Ивир убрал клинки в ножны, бросать их на песок он не желал. Развернулся к ученику и обнял его, касаясь окровавленными ладонями его ошейника.
— Поцелуй меня. Забудь обо всем и поцелуй.
Ланий его просьбу выполнил моментально. Толпа ахнула. А потом ошейник Лания распался на части, в мелкое крошево, осыпаясь на песок, и Ивир, чуть отстранившись, запрокинул голову, выкрикивая с явным ликованием:
— Фэйят! Свободный!
— В инеистый ад вас всех! — гаркнул Ланий, сгребая учителя в охапку и прошибая всей высвободившейся мощью магии пространство. Направление он задал туда, где сейчас море набегало на берег, качая корабли северян, в укромную бухту, где не должно было ничего измениться за это время, на мелководье.
Вышло не очень-то хорошо: оба рухнули в воду с довольно значимой высоты, хотя Ланию повезло оказаться сверху, падение его все равно оглушило. А уж каково было Ивиру... Незнакомый с ощущениями во время пространственного переноса, да к тому же раненый и отдавший почти все силы на то, чтобы разрушить заклятье ошейника, он попросту потерял сознание, только поэтому не слишком наглотался воды, когда довольно тяжелое тело ученика притопило его. Ланий кое-как сориентировался, вытащил на берег наставника. Со стороны селения к ним уже бежали жрецы Фрей, на ходу готовя заклинания. Ланий улыбнулся. Дома... Он дома... Нет — они! Вместе! И свободны! Теперь, главное, чтобы брат тоже не оказался в Империи, это уже без надобности. Но однажды они вернутся. И отомстят за госпожу Мэй-Ла, за все унижения Ивира. Или нет, если наставник сам этого не захочет. И Ланий научит его жить свободным, как сам Ивир научил его жить в рабстве.
— Теперь я буду твоим наставником, — сказал он на ухо бессознательному Ивиру. — И тебе понравится.
Темные ресницы дрогнули, Ивир выдохнул чуть слышный стон. Жрецы Фрей уже суетились над ними, сосредоточенно, молча — очищали и перевязывали раны гладиатора. Хотя нет, теперь он не гладиатор. Воин... и маг?
— Все хорошо, Вэр-Лин, теперь ты дома.
А от вздымающегося к небу замка Алор уже спешил отряд воинов во главе с Либием — Ланий сразу узнал брата и, когда тот оказался рядом, поразился: тот выглядел очень сильно повзрослевшим.
— Ланий! — обнимал он так, что, не будь этих месяцев на Арене, сломал бы пополам. Все-таки тренировки сильно изменили Лания.
Ланий в ответ обнял брата от всей души.
— Ого, братишка, каким медведем стал! — восхитился тот, стаскивая с себя плащ и укутывая его.
Только сейчас Ланий понял, что дико замерз: ранняя весна на Севере — это и не весна вовсе.
— А я вот... С гостем, — сказал он. — Будущий супруг.
— Так. Со всем этим разберемся позднее. Несите его в замок. Ланий, ты уверен, что этого человека не нужно заключить в подземелье? — нахмурился Либий. Южанам он не доверял вовсе.
— Я обязан ему жизнью, брат.
— Хорошо. Идем. Обо всем поговорим, когда ты отогреешься и придешь в себя.
Ланий закивал, поднял Ивира на руки, стараясь сделать это аккуратно и бережно. Ну вот и новая жизнь для бывшего наставника, и в чем-то новая для самого Лания.
***
— Как ты? — Ланий направил своего коня ближе к смирной соловой кобылке Вэр-Лина. Тот, даром что в седло сел совсем недавно, управлялся с ней уже вполне уверенно. Улыбнулся успокаивающе:
— Я смогу поехать с вами.
Северяне собирали большой торговый караван, который должен был охранять отряд под началом Либия. И Ланий с Ивиром, точнее, Вэр-Лином были в числе прочих воинов.
С того дня, как они сбежали с Арены, прошло почти полтора года, на Севере вовсю полыхало короткое лето, отгорало уже. Самое время отправляться, чтобы вернуться до осенней распутицы.
— Это хорошо, не хотелось бы с тобой расставаться, — Ланий погладил его по руке.
— Я и сам бы не отпустил тебя туда одного.
Мерно постукивали копыта по каменистой тропе. Молчание было уютным, но Ланий снова нарушил его первым:
— Ты так и не рассказал мне, как умудрился снять ошейник.
Вэр-Лин глянул на него чуть потемневшими глазами, но кивнул.
— Матушка была колдуньей. И весьма сильной. Но не той силой, что присуща вашим жрицам или южанам. На востоке колдуны делятся на два рода: Созидающие и Разрушающие. Уравновешивают друг друга, как Тьма и Свет. Она была из Разрушителей, он-ма. Но ошейнику было все равно, какую силу сковать. Когда родился я, первее материнского молока матушка напоила меня особыми травами — они спрятали мой дар на долгие годы. Никто из проверявших меня жрецов не обнаружил его. Так я остался свободным от ошейника. Но и пробудить дар в полной мере не смог. Поэтому не сумел помочь матушке. Мой дар проснулся только в тот момент, когда я увидел тебя.
— И твой дар даровал нам свободу.
— Я не был уверен, что сумею справиться с заклятьем, почти до самого конца. Нет, — перебил сам себя мужчина, — я знал, что справлюсь, но боялся, что времени не хватит.
— Но теперь мы здесь. Ты счастлив?
— Да. Это странно... — Вэр-Лин улыбнулся, и Ланий знал, что он имеет в виду. Странно было быть свободным, иметь право идти куда хочешь и делать, что пожелаешь, не ожидая окрика ликтура или хозяина. Он все еще учился этому, старательно и упорно, так же, как и привыкал к истинному имени.
— Ты напросился в сопровождение каравана не просто так, — сменил он тему.
— Хочу узнать, как дела там, в Империи.
Вэр-Лин покачал головой. Мысли о мести были написаны на лице молодого мага огненными буквами. Впрочем, он разделял их, хотя и считал, что мстить нужно продуманно и хладнокровно. Именно поэтому он старательно учился верховой езде: боялся, что, отпустив возлюбленного супруга в Империю, может снова потерять его. Потерять самый ценный дар — не свободу и не жизнь, любовь.
— Но все ведь будет хорошо, правда?
— Пока мы вместе — я уверен в этом, — Вэр-Лин помолчал и чуть виновато улыбнулся: — Ты простишь меня?
— За что? — не понял Ланий.
— За отчаяние, за боль перед нашим боем. Я не мог сказать тебе тогда, что все будет хорошо. Твоя магия тоже подтачивала заклятье ошейника, и мне было нужно, чтобы она рвалась на волю изо всех сил.
Ланий остановил своего жеребца и кобылку Вер-Лина, спешился, подождав, пока спешится и супруг. Взял его за руку и повел наверх, по едва заметной тропинке к вершине утеса, заросшего вереском. Там было слышно, как глухо шумит внизу море, разбивая в пену ровные, словно борозды на вспаханном поле, волны.
— Когда я надел тебе на палец это кольцо, — Ланий поднял его руку, на которой сдержанно сверкал искусной чеканкой широкий золотой ободок, охватывающий почти целую фалангу пальца, — у моих мыслях и памяти была только любовь и счастье. И так осталось и поныне, и так будет и впредь. Мне не за что винить тебя, Вэр. Я никогда даже не думал об этом. Тебе стоило спросить уже давно!
Иногда с Вэр-Лином было очень тяжело, так бывает тяжело приучить выросшего в неволе детеныша дракондора к полету.
— Я люблю тебя, — Вэр-Лин запустил руку в отросшие до плеч черные локоны, притягивая его ближе. Серые глаза сияли, как отражения полной луны в прозрачной воде.
— Я люблю тебя, — эхом отозвался Ланий.
***
Путь до столицы Империи показался Ланию удивительно коротким. Конечно, если сравнивать его с тем. что он проделал в первый раз, сбивая ноги в кровь в рабском караване. Сейчас, в окружении друзей и товарищей, не выпускавших из рук оружие ни на миг, он был гораздо приятнее. Ближе к цели Ланий вспомнил о том, как долго привыкал к жаре Юга и сухому воздуху, а потом полтора года привыкал снова к чистейшему морскому ветру, что свободно носился над скалами и вересковыми пустошами его родины. Вэр-Лин в первые дни едва не свернул себе шею, рассматривая все вокруг, потом немного подуспокоился.
— А что именно ты хотел бы увидеть снова? — поинтересовался Ланий.
Вэр-Лин пожал плечами:
— Честно говоря, ничего. А вот увидеть ликтура Прера был бы рад. Он практически вырастил меня.
— Значит, постараемся его повидать. Только как это устроить.
— Ну, вызвать его я смогу, а встретиться можно и в какой-нибудь гостинице в Торговом городе. К тому же, я уверен, он не выдаст нас.
— Тогда давай сделаем это, — согласился Ланий.
Прер и в самом деле явился на встречу, радостный от того, что удалось снова увидеться с Ивиром. Хлопнул по плечу и Лания:
— Не ошибся Тигр, давая тебе имя, малец. Ха, знали б вы, какой переполох начался, когда вы исчезли прямиком с Арены! Таурис рвал и метал, да что он мог сделать?
Ланий только посмеивался.
— Где он сейчас, Прер?
— Хочешь мести? — проницательно спросил старый ликтур. — Не знаю, стоит ли оно того, а впрочем... Кое-что ты должен знать, Ивир. Это по его просьбе отравили старшую жрицу Матурии.
— Так где он? — повторил и Ланий, недобро щурясь.
— Вилла Сисциллы. Это рядом с городом, полчаса по Аннунской дороге на восток. Тигр, еще кое-что... Подумай хорошенько, не пори горячку. Оба подумайте, — ликтур тяжело вздохнул, потер обезображенное шрамами лицо и продолжил: — Ивир... он твой отец.
— Отец, который приказал отравить мать своего сына и отправил сына на смерть? — уточнил Ланий.
— Он, конечно, та еще тварь. И ты в своем праве, Тигр.
— Рассказывай, Прер. Все, что знаешь, — хрипло приказал Вэр-Лин, сжав под столом руку Лания едва не до хруста. Только его присутствие давало бывшему гладиатору силу сдерживаться.
— Хорошо. Я расскажу, — кивнул ликтур.
Тридцать семь лет назад один молодой, но уже достаточно влиятельный нобис Империи увидел на рабском торге привезенную с Востока девушку. Она была похожа на едва-едва распустившийся бутон лилии — такая неземная, нежная, странно-притягательная своей непохожестью на привычных взору южанок. Перебить цену, которую согласен был отдать за нее храм Матурии, было нелегко, но он все же выкупил ее. Однако после того, как провел с ней пару ночей, он перепродал ее храму, насытив свою похоть. Девчонка оказалась непокорной — дралась, как кошка, пытаясь отстоять свою невинность. Но что она могла — хрупкая и тонкокостная, без своей магии — против сильного мужчины? Чуть позже ему сообщили, что рабыня, купленная у него, тяжела. Как отец, он имел все права на этого ребенка. И он не отказался, уточнив, что заберет дитя, если это будет сын, по истечении пяти лет. До этого времени мать имела право — единственное в ее рабской жизни — кормить и заботиться о ребенке. Пребывание его в Храмовом «питомнике» было оплачено им. По сути, он купил собственного сына, когда тот еще не был рожден.
— Иногда он наведывался в Храм... Не знаю уж, чего хотел, но только, судя по тому, каким возвращался — ни разу не получил, — заметил Прер. — Потом он забрал тебя на Арену. Думал, что сумеет вырастить из тебя покорного своей воле телохранителя, да только обломал зубы.
Вэр-Лин оскалился. Он прекрасно помнил свою жизнь в Храме и а рабских бараках Арены. Память ему досталась от матери прекрасная.
— Что ж, значит, нужно наведаться к нему, — подытожил Ланий.
— Поосторожней там оба, — сурово посмотрел на них Прер. — От меня никто ничего не узнает, клянусь кровью. Мальчик, ты не чужой мне, — он сжал плечо Вэр-Лина. — Таурис приходится мне троюродным дядей, но твое право мстить ему я признаю выше этого родства. — Мы будем очень аккуратны, — закивал Ланий. — Мне и приближаться к нему не надо...
— Я рад за вас, — сменил тему старый воин, и все трое вздохнули чуть свободнее. — Когда вы исчезли, я аж напился на радостях.
Вэр-Лин только покачал головой, усмехаясь: если Прер пил — перепить его не мог никто, а сам воин не терял способности связно мыслить и здраво действовать.
— Что ж, как ни жаль, но нам пора, — Ланий поднялся. — А вы... перебирайтесь к нам, что ли, если вдруг решите поморозить кости.
— Нужен вам там старик? — хмыкнул Прер.
— Ты был мне как отец, — возразил Вэр-Лин.
— А того, кто дорог Вэру, будут рады принять под кровом замка Алор, что на Вороньем утесе, неподалеку от Херстада, — многозначительно повторил Ланий.
На этом и попрощались.
— А где эта вилла? — поинтересовался Ланий.
— Я никогда там не был, но Аннунскую дорогу знаю. И знаю, кого можно расспросить о вилле Сисциллы, — тряхнул головой Вэр-Лин. — Идем. Только капюшон накинь, нечего светить лицами там, куда пойдем.
К ночи они уже знали приметы виллы и как туда добраться. Несмотря на закрытость Арен, гладиаторы, которым позволялось покидать бараки, поддерживали самые разные связи, и не только с храмовыми шлюхами или обитателями борделей Веселого квартала.
— Он сам ведь не маг? — уточнил Ланий.
— Нет. Должно быть, потому меня так тщательно проверяли после того, как попал на Арену — он боялся, что я унаследовал дар матери. Он вообще боялся магии.
— Значит, все будет проще... Подброшу ему дурную болезнь. И он медленно сгниет.
— Это будет забавно, — неприятно ухмыльнулся Вэр-Лин и пояснил: — Матушка рассказывала, что после того, как эта тварь ее изнасиловала, она отбила ему что-то важное. После у него уже никогда не вставало. Собственно, потому у него ни жены, ни детей.
— Просто покажи, где вилла, — хмыкнул Ланий.
В темноте Вэр-Лин видел, как кошка, так что виллу он опознал быстро. Пробраться к ней не составляло труда. Псов, охранявших дом, он убил быстро и без шума: это не пантеры и не тарео, а приученные не лаять, а бросаться сразу, собаки умерли молча. Остальная охрана беспечно спала, усыпленная заклятьем Лания. Таурис тоже спал. Ланий с нескрываемым удовольствием сплел сложную сеть заклятья. Фрей не чужда была и некоторая мстительность, так что богиня пусть лично благословить и не пришла, но силу жрецу даровала немалую. Ни один лекарь не вылечит эту болезнь, и ни один маг не снимет проклятье. Про него еще знать надо, что оно есть, чтоб снять.
— Это, конечно, не спасет никого из гладиаторов, но Таурис был самым жестоким из хозяев Арен, что я знал, — сказал Вэр. — Мало кто приказывал убивать ветеранов так, как это делал он.
— Кого-то и спасет, сгорать он будет мучительно, будет не до боев.
Через неделю, распродав все товары и закупив то, что было нужно, караван северян уходил назад. Ланий и Вэр-Лин успели узнать, что назначенные на конец недели бои на Арене Тауриса были отменены. А в нескольких стадиях от города их караван догнал одинокий всадник. Они узнали Прера и даже удивились тому, насколько тот выглядит... иначе, моложе, что ли.
— Ушел со службы, — кратко пояснил тот, поравнявшись с ними. — Думаю — чего б не наведаться туда, где прослужил десять лет? Помнится, бабы у вас там красивые...
Ланий только ухмыльнулся.
— Не то слово.
Что ж... Не так уж и стар бывший ликтур. Может быть, однажды у какой-нибудь бойкой вдовушки народится смуглый черноглазый малыш...
Закат окрашивал алым и золотым древние камни столицы Империи, купола ее храмов и стены Арен. И только богам было известно, что двадцать лет спустя воины Севера принесут на своих клинках рабам этой земли самый ценный дар — свободу.
@темы:
слэш,
фэнтези,
закончено,
История двадцать шестая,
Шестигранник
-
-
21.07.2018 в 02:37-
-
21.07.2018 в 10:20-
-
21.07.2018 в 10:37-
-
22.07.2018 в 01:20-
-
22.07.2018 в 06:36Спасибо за очередную Грань))
-
-
22.07.2018 в 09:32-
-
22.07.2018 в 12:29-
-
26.07.2018 в 20:24-
-
27.07.2018 в 00:14-
-
27.07.2018 в 00:15-
-
27.07.2018 в 20:17-
-
28.07.2018 в 00:37-
-
02.08.2018 в 21:13