В янтаре. Ч.2
читать дальшеХосе, поскуливая, сидел у пыточной, косясь на дверь, словно опасался, что пленник вот-вот выскочит оттуда с дьявольским хохотом, окутанный пламенем Ада.
- Что ты здесь делаешь? - удивился Андре, выходя из камеры. На его чистой сутане темнели мокрые пятна от воды.
- Но его ж охранять надо, - залепетал Хосе. - Демон же... Читать священные слова... Меня учили.
- Ступай отдыхать, дитя, он никуда не денется, - улыбнулся Пес, мягко касаясь плеча послушника ладонью. Хосе, несмотря на явно плебейское происхождение, трусость и некоторую ограниченность взглядов, был предан, как... как пес. Сравнение Андре насмешило, но он сдержался. Послушник закивал, с обожанием глядя на наставника, вскочил, попятился, исчезая в коридоре. Из пыточной раздался отчетливый негромкий смешок, затем все затихло.
Андре вернулся в свою келью, разделся, снимая и аккуратно развешивая облачение. Взял свою плеть и опустился на колени, глядя на распятие, висящее на стене. Молился он всегда искренне, в тишине своей кельи, не приемля пышности общих богослужений. Считал - храм в душе у каждого, и Господь слышит любое свое создание, обладающее речью. Певучие строки латыни вгоняли его в подобие молитвенного транса. Шелестнула плеть, разворачиваясь гибкой змеей.
- In nomine Patris... - раздался звучный шелчок, на коже вспухла алая полоса, - ...et Filii... - еще удар, - ...et Spiritus Sancti... - плеть отсчитывала слова, как бусины четок, - Amen.
А в пыточной кожу демона ласкало изнутри пламя, целовалось с ранами, заглаживая их. И в горькой усмешке кривились бледные губы, заставляя отшатываться монаха, несущего стражу возле дверей - демон или нет, этот пленник был нужен Псу, а дать нечистому ускользнуть в Преисподнюю было нельзя.
Ночь прошла спокойно, даже неожиданно спокойно, Андре ожидал иного. Впрочем, он привык довольствоваться тем, что преподносит время, и четыре часа спокойного сна счел благом. За окном, на монастырском дворе, хрипло пели петухи, сонно шаркала метла брата, ответственного за чистоту сегодня. Мужчина потянулся, мысленно вознося молитву Всевышнему за добрую ночь и прося сил на многотрудный день. В том, что день будет и впрямь многотрудный, он отчего-то не сомневался. В пыточной его ждет заблудшая душа, здесь - Хосе, которому положено задать послух на день. Пес выбрался из-под тонкого, колючего покрывала, чуть ежась от терпкой утренней прохлады ранней осени. Стукнул кувшином по краю умывального таза. Дверь тут же скрипнула, отворяясь: Хосе, с красными от бессонной ночи глазами, склонился на пороге. Выглядел парень и впрямь неважно, словно всю ночь в одиночку сражался с сонмами демонов искушения. И глаз на Андре не поднимал, явно раздираемый виной за то, что недостаточно крепок духом пред дьявольскими посланниками снов. Инквизитор поприветствовал его, голос, за ночь вполне вернувший бархатность, был мягок.
- Что тревожит тебя, дитя? - мужчина стоял у окна, одетый лишь в полотняную альбу, расчесывая роскошные кудри гребнем.
- Грешный сон смущал мой ум ночью, святой отец.
- Расскажи о нем, - Андре отложил гребень, собрал волосы черной шелковой лентой и присел на кровать, ожидая, пока послушник подойдет. Хосе преклонил перед ним колени:
- Демон, что в пыточной, снился мне, бредущий по дороге, святой отец. Он нес в руках нетопыриные крылья.
- Впечатлительность еще не есть грех, сын мой, - Андре улыбнулся: бедные монахи, их так взволновали шрамы на спине пленника, что ни о чем ином думать не осталось сил. - И что же дальше?
- Он шел, и по его спине бежала кровь, а крылья он тащил по земле. И дальше он уронил их... И я проснулся.
- Тебе жаль его? - Андре приподнял голову юноши, всматриваясь в испуганные круглые глаза. Хосе был на его попечении уже почти год, путешествуя с инквизитором по Испании и Италии. Святые отцы, отдавая его в обучение Псу, надеялись, видно, получить еще одного верного слугу церкви. Но парнишка выказывал рвение только в одном: он впадал во грех и видел в наставнике кумира, не видя за внешним внутреннего.
- Нет, святой отец, но я грешен, ибо сквернословием отягчена душа моя из-за этого сна.
- Прочтешь «Pater Noster» сто раз до обеда, поможешь брату Иосифу в библиотеке, он просил. А то, что сострадания к демону в тебе нет - жаль. Чтобы помочь душе вернуться к Господу, мало просто запытать насмерть. Нужно искренне сострадать, направляя душу к свету через боль и страдания.
- Но он не выглядел так, будто ему больно...
- Это не значит, что ему не было больно, Хосе. Довольно слов, идем, - Андре встал, быстро накинул и расправил рясу, подпоясываясь. Обулся. И снова перед послушником был не человек из плоти и крови, а взращенное отцами церкви орудие для отделения овец от козлищ. Хосе тут же воззрился с немым обожанием, вскочил, забежал вперед, распахивая дверь. Андре только скорбно покачал головой: не выйдет из мальчишки пес господень, не та натура. Быть ему служкой при библиотеке, корпеть над фолиантами, коль грамоте выучится. Брат Иосиф вот говорил, что парнишка способный.
Прошла утренняя молитва, скудный монастырский завтрак из пареной репы, хлеба и воды. Андре задержался на пару мгновений у входа в подвал, перекрестился и зашагал вниз. Следовало еще зайти к настоятелю: авось, напостился уже, старый же человек, а ума не нажил. Если боится, пусть так и скажет, пересидеть пребывание Пса в подземелье - не самая разумная идея.
Настоятель истово молился в своей келье, торопливо крестился, бормотал святые слова, словно пребывал в каком-то трансе.
- Благословите, отче, - Андре вошел в крохотную одиночку, опустился на колени, всем своим видом являя смирение и послушание. Настоятель даже не повернулся к нему, продолжая молитву. Святой транс не прерывался. Бесполезно - слишком глубоко в себя ушел человек, слишком сильно накрыта его душа покрывалом страха. Андре вздохнул и тихонечко вышел, прикрывая за собой тяжелые дубовые двери. Двадцать шагов по сводчатому коридору, мимо вереницы таких же дверей. Монах, стоящий на страже, выглядит насмерть перепуганным, кивок Пса словно сдергивает его с места - и человек убегает в долю мгновения. Хосе последовал бы за ним, но Андре его не отпускал.
- Добрый вечер, святой отец... - голос пленника из-за двери был спокоен и мягок.
- Воистину так, только сейчас утро, - так же мягко ответил Пес, входя в полутемное помещение. Конечно, факелы выгорели, камин погас. Нерадивые сторожа побоялись войти и подбросить в огонь дров, пыточную выстудило за ночь, как погреб, хорошо хоть, вентиляция в подвале отменная - нет спертой вони сгоревшего масла.
Андре подошел к камину, пошевелил кочергой подернутые пеплом угли. Кое-где зарделось, и он плеснул на них земляного масла из баклажки, стоящей на каминной полке. Пламя словно того и ждало - заплясало призрачно на пепле. Инквизитор подкинул туда пару поленьев, еще плеснул масла. Он намеренно не смотрел на пленника, догадываясь уже, что увидит.
- Утро... А я и не заметил, кажется, часа не прошло.
Пленный демон был хорош - тонкие и обманчиво хрупкие кости, белая кожа, янтарный покой взгляда... И никаких признаков ран...
- Утро, - еще раз зачем-то повторил Андре, чувствуя, что к горлу подступает ком. Ах, как же жаль будет портить эту красоту! Как же искренне жаль, что мальчишка оказался воистину отродьем дьявола, а не обычным человеком! Пес вздохнул, прогоняя неуместные мысли, улыбнулся, касаниями пальцев проверяя прочность веревок и натяжение. Путы держали прочно, тело демона, натянутое, как тетива лука, так и манило поскорей вверить эту красоту Господу, вырвав из когтей врага людского. Пришлось строго одернуть себя: всему свое время. Простое убийство никогда не отправит душу к престолу Господню, а особое дознание требует подготовки. Пес чуть довернул ворот блока, скрипнули веревки по дереву. Самую малость туже, чтобы стало неприятно, но еще не больно. Он сел на край скамьи, провел ладонью по тощей груди, проверяя сломанные ребра. Кости были целы. Пленник улыбался, словно его готовили не к пыткам, а к ночи любви. Глаза чуть мерцали.
- Мне нужно в чем-то признаться? - голос был нежней, чем в любовных излияниях. - В колдовстве, порче коров?
- Это будут только слова, ведь так? - Пес ответил улыбкой, ласково, как ребенку, взлохматил рыжие пряди, косо прикрывающие одну половину лица демона. - Как тебя зовут?
- Я не знаю, люди никогда не называли меня по имени. Лишь колдуном и проклятым.
- Я буду звать тебя Эмбер, - Пес посмотрел в завораживающие янтарные глаза, вздохнул. Ну почему Враг рода человеческого всегда старается выбрать себе в слуги или откровенное уродство, или небесную красоту? Если первых еще не так жаль пытать, все равно хуже не будет, то пятнать эту совершенную кожу ожогами и ранами, вырывать эти розовые ноготки на точеных пальчиках? Жаль, жаль - рефреном звучало в голове.
- Эмбер. Это красиво, - пленник снова улыбнулся, светло и открыто.
- Это подходит тебе, - заметил Пес, встал и прошелся по камере, подкинул в огонь еще пару поленьев. - Ты боишься боли, Эмбер?
- Нет, святой отец, боль очищает мысли и дарует мне силы.
Андре не спешил, медленно ступая по каменным плитам, бесшумно в своих мягких сапожках. Трогал руками инструменты, не в силах решить, как начать.
- Ты лжешь, Эмбер, - говорил мягко, будто уговаривал ребенка или животное, - твое тело может восстанавливаться после побоев и пыток за одну ночь, но ты боишься боли. Ты не любишь это чувство, так? Ты привык к другому. К ласке, к поклонению. Так ведь?
- Я не знаю, что такое ласка. Вы первый, кто оказался добр ко мне.
- Это здесь, - Андре прислонился к столу бедром, став так, чтобы иметь зрительный контакт с подопечным. - Но там, откуда родом твой дух, было все иначе. Ты вспомнишь, - и в этом мягком обещании была неощутимая толика угрозы. Хосе, скорчившийся в самом темном углу пыточной, задрожал в ужасе, уловив эту угрозу, как будто это ему предстояло висеть на дыбе и мучиться от раздробленных костей.
- Там... - Эмбер задумался, - Я не помню, как было там. У меня болела спина, а потом я оказался в сарае.
- Это поправимо. Знаешь, зачем нужны такие, как я? - Пес все же выбрал, с чего начать, построил логическую схему дознания, не одну - множество.
- Нет, не знаю. Я многого не знаю...
Сюда звуки не проникали, потому никто не мог рассказать о начавшейся внезапно непогоде, налетевшей средь дня.
- Я врачую души, Эмбер. Через страдания и боль очищаю их. Вот есть же лекари, да? Они причиняют боль, чтобы не дать телу погибнуть. Ведь если гнилая горячка, допустим, с руки перекинется дальше, то человек умрет, а если отнять руку - выживет. Так и я, Эмбер, я причиняю боль, только спасаю не тело, но душу. Отнимаю руки, чтобы душа очистилась от яда. Но все нужно делать вовремя. Если лекарь отрежет кисть, когда заражена уже вся рука по плечо - это не спасет. Душу нельзя очистить, всего лишь раздробив пальцы или выжигая клеймо. Этого страдания недостаточно. Боль должна быть такой, чтобы выжечь все, всякую постороннюю мерзость, всякую бранную мысль из головы, чтоб осталось одно: «Боже, спаси!» Чтоб человек пришел к Господу, как младенец, без ничего, и если у него и тела при этом не останется - тем лучше. Что есть тело, Эмбер? Вместилище скверны. Внешнее неважно. Ты прекрасен, у тебя белоснежная кожа, шелковые волосы. Но если вспороть тебе живот - вывалятся наполненные калом кишки. Боль отрывает нашу душу от этой мерзости, возвышает. Разве я не прав? - голос инквизитора был мягок, ласков, движения рук завораживали, и до сознания не сразу доходило, что эти руки причиняют боль.
- Мне трудно судить, я не из тех, к кому милостивы на небесах.
- Это неправда, - укоризненно заглянул в янтарные глаза Пес, - Господь милостив, и искреннее раскаяние - это путь к престолу его даже из Преисподней.
- Вам видней, святой отец, вы же ближе к Господу, чем я. Но меня боль не очистит, лишь ожесточит...
Это был вызов Андре, как мастеру пыток, совершенно явный и наглый. Он никогда не велся на слабо. Сейчас же отчего-то захотелось поддаться.
- Что же по-твоему, очистит?
Эмбер покачал головой:
- Я не знаю, как из угля сделать алмаз, как отбелить черные крылья, и что спасет демона...
- Желание, - слово соскользнуло с губ, как капля крови. Но ведь правда: желай - и разгадай секрет обращения угля в алмаз. Желай - и борись с соблазнами. Желай раскаяться, и сила твоего желания преодолеет все преграды. А еще - желай, и белоснежное тело прильнет к рукам не оттого, что больно.
- Желание, - прозвучало на выдохе стоном. - Да... Наверное...
«Я понял, кто ты, - смеялись яркие голубые глаза, - я знаю, кто ты. За что тебе вырвали крылья, инкуб? За то, что пощадил жертву, не допил до конца? Не сразу отдал душу пламени? Не ты, так другой, агония продлилась дольше. Или ты понял это сам и нарвался сам?»
Хосе в ужасе зажал себе рот двумя руками, глядя, как склоняется над распластанным, растянутым в путах демоном Пес Господень, как рассыпаются смоляные пряди, закрывая их лица.
У губ демона был привкус огня, крови, вина. И под губами священника они дрожали, несмело отвечая, робко, словно пробуя легко ласкать. В пытку можно обратить все, даже ласку, даже нежность. Так учили Андре, тогда еще мальчишку, шести лет от роду. Учили жестоко - на его собственной шкуре. Все равно за ночь заживали любые следы, синяки и ожоги. Братья не называли его отродьем нечистого, они называли его щенком. И учили.
Ласку тоже можно превратить в пытку. Пес был очень хорошим учеником. Эмбер прервал неумелый поцелуй, растерянно смотрел, кривясь от боли в истерзанных губах. Это было неправильно, а как правильно - Андре не научили. Только сейчас в его голову пришла простая мысль: он оружие, такая же пыточная приспособа, как те клещи и иглы на столе. Не врачеватель, которым от возомнил себя, а ланцет. Потому что лекарь в трудной ситуации найдет нетривиальный выход, а он, Пес, не мог найти, даже подсказанное решение превращая в шаблон.
- Прости, Эмбер, - голубые глаза потемнели от горя.
- Я… Я не понимаю, зачем… Что вы... Почему?
- Такая работа, мальчик. Прости, - и в глазах будто дверцу захлопнули. Отрешиться ото всего. Можно и так - если случай безнадежен, а дело нужно довести до конца. Хосе знает вопросы, которые положено задавать на дознании. Вон, комкает в руках палимпсест. Пусть задает. А работа Пса - пытки.
Мастер пыток может очень долго держать человека на грани сознания, не позволяя рухнуть в спасительную тьму, отрешаясь от боли. Скупыми, отточенными движениями превратить каждый глоток воздуха в пылающий свинец. Андре был Мастером. Голос Эмбер сорвал быстро, вскоре лишь бессвязно хрипел, зажмурившись, из-под век текли слезы. Сколько длилась пытка, не смог бы сказать никто из них троих. А потом демон перестал и хрипеть, лишился сознания. В углах рта запекалась кровь, искусанные губы кривились в подобии улыбки.
- Иди, Хосе. Скажи предстоятелю, что я велел сегодня никому не стоять на страже здесь, - в глазах Пса были усталость и боль, бездна боли. Словно это ему вытягивали жилы и дробили кости. Хосе поспешил умчаться, не желая задерживаться здесь ни на минуту.
Можно привести пленника в сознание, окатив холодной водой: в паре футов от стены колодец, вода в нем ледяная. Но Пес налил в бадью теплой, из котла, взял ветошку, склонился, оттирая белую кожу от крови и пота. Неправильно все. Он все делает неправильно. Неужели, и впрямь, Пес Господень потерял нюх, разучился выполнять свое предназначение? Эмбер снова застонал, тихо, безнадежно, всхлипнул. Инквизитор сел рядом, пригладил слипшиеся сосульками волосы.
- Не плачь, Эмбер.
Пока пальцы одной руки перебирали волосы, вторая ослабляла натяжение веревок, распутывала узлы на связанных запястьях. Рыжий снова тихо вздохнул, успокаиваясь под рукой Андре, задышал ровнее. Тихий голос Андре мог убаюкать кого угодно, если не вслушиваться в слова.
- Меня не учили ласкать, демон. Меня учили причинять боль и мучить, чтобы показать, что ждет грешника там, у вас. Чтобы он прошел через эти муки при жизни, повторив подвиг Сына Божия, очистился. Я не знаю, как перестать это делать.
- Желание, нефилим. Лишь желание.
- Я не нефилим, демон, ты ошибся, - усмехнулся Пес.
- Нет, в таких вещах я не ошибаюсь. В тебе, кроме ангельской красоты, еще и ангельская кровь, - слова давались с трудом, выдыхал их Эмбер скороговоркой.
- Нефилимы были уничтожены еще во время Великого Потопа, демон, - терпеливо повторил Андре, осторожно поглаживая кончиками пальцев растянутые и вывернутые из суставов руки демона.
- Не все, святой отец. Они и сейчас есть на земле, среди людей. Попробуй мою кровь...
Пес помнил вкус его крови - он уже пробовал ее тогда, у клетки. Запреты на кровь не касались палачей и пыточных дел мастеров. Он наклонился, откинув волосы за спину, прикоснулся губами к окровавленному рту Эмбера, не целуя, лишь собирая капли языком. Это было похоже на тот раз - но во много раз сильнее. Внутри скрутилась огненная гадюка, ее яд словно бы растекся по жилам, заставляя кровь гореть. Это было хуже, чем когда непокорная воле плоть бунтовала, заставляя вспоминать, что Андре еще нет и тридцати лет. Хуже, потому что мысли смешались, и невозможно стало вспомнить затверженные слова молитв, чтобы обуздать похоть. Искалеченные руки демона гладили его лицо, чуть касаясь. Из разом пересохших губ Андре вырвался тихий стон:
- Хватит, остановись!
- Тише, нефилим, иди сюда, зачем ты сразу столько... Иди сюда, ближе. Вот так.
Его голову прижали к груди, прямо к свежим ожогам, и Пес почувствовал их губами, горячие, влажные поверх корки сожженной кожи. Не думая, что делает, дотронулся языком - солоно, терпко. Эмбер вздохнул тихо:
- Что ты творишь?
- Тсс... - на Андре снизошло озарение, он осторожно вылизывал каждую ранку на теле демона, не замечая, как они затягиваются следом. Тот чуть вздрагивал, смотрел затуманенным взором.
- Не бойся, - инквизитор наклонился над ним, собирая волосы у шеи рукой, поцелуй получился уже не орудием пытки, а вполне себе лаской - неуклюжей, почти робкой. Эмбер зажмурился и храбро поцеловал инквизитора в щеку. Поцелуй отпечатался огненным ожогом, демон испугался, открыв глаза, сам принялся зализывать дело губ своих.
К удивлению Андре, который давно уже приучил себя к боли, и даже самобичевание не заставляло его вздрагивать, этот поцелуй ощутил в полной мере - как раскаленное клеймо на коже. И жаркий язычок демона только добавил ему ощущений.
- Прости, - шептал демон. - Я не хотел, я нечаянно.
- Не страшно, - улыбнулся занемевшими губами Пес, отодвигая от себя цепкие пальцы, суставы на которых, кстати, уже не выглядели выбитыми и распухшими. Да и вообще, следов многочасовых истязаний на белоснежной шкурке Эмбера больше не наблюдалось.
- Но тебе же было больно. А я не хотел этого.
- Прощаю, - кивнул Андре, только чтоб демон отстал со своими извинениями. Эмбер умолк, глядя на него. - Ты меня тоже прости, - Пес машинально одернул рукава рясы, - я тоже не желал причинять тебе боль.
- Ну... Это твоя работа.
- Я знаю. Мне впервые было неприятно ее делать, потому что это не имеет смысла.
Демон снова погладил его по щеке:
- Твоя вера восхищает. Ты искренен в ней.
- Это моя жизнь, Эмбер. У меня никогда не было иного призвания, я умею чуять нечистоту в душах людских, и искоренять ее. Но... - Пес замолчал, наклоняя голову, завешивая глаза густым пологом черных волос.
- Но..? - Эмбер приподнялся, глядя на него.
- Но я не чую в тебе греха, - тихо сказал Андре, - Ты чист. Убей я тебя сейчас - и душа твоя не вернется в Преисподнюю, а отправится к Престолу Божию.
- У демона нет души, мой святой.
- У всех есть душа, Эмбер. Даже у демонов.
Андре встал, дернул одну из свисающих с потолка цепей, заскрипел барабан, разматывая железную змею. На ее конце болтался широкий металлический ошейник, сейчас разомкнутый.
- Я не буду тебя пытать, но и выпустить не имею права. Побудешь пока так, я что-нибудь придумаю, - Пес надел ошейник демону, взял со стола маленький, почти изящный замок и закрыл его на проушинах, повесив ключ на ту же цепочку, где висел его крест. Эмбер кивал, соглашаясь, затем встревожился:
- А тебе это не повредит? Может быть... все-таки сожжешь? Я вернусь обратно все равно.
- Обратно куда? - уходить Андре не хотелось. Снова слышать обостренным слухом перешептывания за спиной: «Пес, палач, страшный», чувствовать кожей опасливые и ненавидящие взгляды монахов и солдат.
- Сюда, на землю. К тебе вернусь. Ты не бойся, мне теперь не будет больно, - Эмбер неуверенно обнял его. - Я всегда буду рядом, если позволишь.
- Хорошо. Через три дня, - тяжело упали слова, Андре склонил голову, пряча лицо в неровных, пахнущих пламенем и корицей прядях, смыкая руки на спине демона, на лопатках, где чувствовал длинные шрамы.
- У нас целых три дня, мой святой. И целая вечность...
За три дня собрать народ на аутодафе - особенно в такую погоду - нужно постараться. Монахи и старались, отправляя гонцов в каждую деревушку в округе. Перед монастырем, на макушке холма, врыли в раскисшую землю столб, к нему прибили цепи. Под навесом во дворе собирались дрова - влажные, пахнущие мхом и гнилью. Ничего этого Андре не видел: он дневал и ночевал в пыточной, никого не пуская туда, даже верного Хосе, изошедшего уже на слезы. Из-за толстых дверей не было слышно почти ничего. А там, внутри, обнимал нефилима бескрылый демон, неумело целуя, учась ласке. И нефилим касался его осторожно, чтобы дарить не боль, а наслаждение.
@темы:
слэш,
закончено,
мистика,
Янтарь