Авторы:
Таэ Серая Птица и
Тай Вэрден Жанр: фэнтези
Тип: слэш, гет
Рейтинг: R
Предупреждения: смена пола
Глава первая— Мой лорд, — слуга вбежал в покои Кадриса, бледный и взволнованный. — Мой лорд, там… Там лорд Рэнвальд Аури, рыцарь Трех Лилий и…
— Я знаю его имя, — кивнул Кардис. — Что не так с лордом Аури?
— Он едет сюда. В полном доспехе. При оружии. И от его магии все наши низшие слуги уже попрятались и отказываются выходить.
— Агам, — совсем неподобающе Темному Властелину отозвался Кардис. — Астер уже в курсе?
Внизу, во дворе, рявкнул рог.
— Ясно, в курсе. Ступай.
Кадрис отослал слугу и присел в кресло у стола, подумал, вертя в пальцах черное перо с золоченым наконечником, обмакнул в чернила и вывел на листе тончайшего пергамента:
«Сотня черных пегасов на то, что его хватит на неделю».
Ворон унес послание на юг.
Из ворот замка выехал черный рыцарь, начальник стражи Темного Властелина, решивший не гробить почем зря армию, а встретить Светлого лично.
«Четыре дня. Сто белых львов», — возвестило ответное послание, принесенное белоснежным голубем, который деловито попил из блюдца ворона, склевал его корм и уронил белое перо на голову Темному Властелину. Тот пристроил перо в коллекцию и, воровато заперев дверь не только заклинанием, но и на засов, влез в узкую оконную нишу и прилип носом к хрустальному стеклу, наблюдая за сшибкой своего воина и светлого рыцаря. В принципе, исход был ясен и так: Астер недавно пострадал при укрощении скальных драконов, Кардис видел, как медленно движется его меч и как он старается беречь правый бок. Рэнвальд вышиб его наземь, огляделся, не заметив Кардиса в окне, поднатужился, подняв противника, перекинул его через седло черного коня и поехал прочь, уводя животное с драгоценной ношей.
«Отсчет от сего дня», — отписал Темный, изловив недовольного ворона и нащелкав ему когтем по клюву за попытку клюнуть. И выкинул в окно, матерясь на адаларе и на темном наречии: пернатая скотина все-таки умудрилась ухватить его за запястье.
«Принято», — прилетевший с ответом голубь покрутился по комнате, потом принялся вытаскивать лапами и клювом из волос Кардиса заколку на память.
Кардис фыркнул: «Клептоман несчастный», отобрал у птицы заколку и отправил за окно в компанию к ворону. Вот еще — уже пятая заколка! Птицы немедленно подрались, после чего голубь улетел, потрясая пучком черных перьев. Надо сказать, что «голубем» эту тварь можно было назвать только сослепу и на большом отдалении. Птица была размером с того же ворона, а ее когтям и клюву мог позавидовать и сокол.
Кардис вздохнул, устраиваясь в кресле с ногами и тоскливо поглядывая на каминную полку, где в ряд выстроились хрустальные графины. Пить одному не хотелось: опять упьется же без надзора верного друга, поедет охотиться на виверн. Нет, придется ждать, когда Астер вернется.
Астера в это время избавляли от доспехов, поливая благословениями — ругаться Рэнвальд не любил. Удар об землю навредил Астеру больше, чем показалось сначала. В себя он пришел с трудом, и пока еще не до конца, водил мутными глазами по потолку комнаты и молчал, тяжело сглатывая. То ли не узнавал, то ли сил не было говорить. Доспехи кучей оказались в углу комнаты, Рэнвальд принялся раздевать пленника дальше, пытаясь определить, что послужило причиной такого состояния черного рыцаря. Когда добрался до нательной рубахи — благословения все-таки сменились исключительно цензурными ругательствами. Длинные кровавые пятна были свежими. Под рубахой обнаружились бинты, а под бинтами — три сломанных ребра и распаханный когтями бок. Зашитый, конечно, но швы разошлись.
— Гер-р-рой, твою хвосторогу под пегаса!
Пришлось заново зашивать бок, накладывать целебную мазь и усиливать все это заклинанием лечения со свитка.
— Рэн? — оклемавшийся до прояснения рассудка, Астер узнал рыцаря, улыбнулся сухими губами. — Извини, нормально подраться не получилось. А где цепи?
— Точно, а я все думал, что забыл, — светлый рыцарь хлопнул себя по лбу и принялся приковывать пленника к кровати.
Это уже было традицией: цепи, тюремная камера, правда, без крыс и сырой соломы на полу, вполне себе комфортабельная, даже с отхожим местом, прикрытым крышкой. Длины цепей как раз хватало, чтоб до него добраться. Правда, Астеру сейчас было все равно, где он — отлежаться бы пару дней. Рэнвальд укутал его одеялом, опасаясь, что из-за ранения может начаться озноб. Следы когтей доверия не внушали.
— Как дела с леди Лиг? — усмехнувшись на такую заботу, с чуть заметной насмешкой спросил темный рыцарь.
— Она вышла замуж, так что никаких дел у меня с ней нет.
Красивая серебристая бровь медленно приподнялась в удивлении.
— Вот как. Не ожидал, а ведь обещала…
Рэнвальд собрал доспехи побежденного и направился прочь, не вступая более с ним в разговоры. Выслушивать издевку, замаскированную под участие, он был не намерен. Астер только вздохнул и прикрыл глаза, вкупе с волосами и цветом кожи выдающие четверть крови темных эльфов, текущую в его жилах. Вовсе он не хотел насмехаться, просто предупреждал же светлого, что леди Лиг — не та Дама, которой стоит посвящать победы. Дверь камеры закрылась с лязгом, шаги Рэнвальда стихли вдалеке. Потом он вернулся с кувшином, распространяющим травяной запах, налил отвар в глиняную кружку, поднес к губам Астера.
— Пей.
Темный принюхался, хотя и знал, что Рэнвальд не отравит сам и не позволит другим этого сделать. Потом выглотал еще теплый отвар и снова откинулся на тощий подголовник, набитый соломой. Затылок болел — приложился он о землю знатно, вкупе с недавним ранением, когда он потерял много крови, ощущения были весьма далекие от благодати. Что темной, что светлой.
— Спасибо.
Рэнвальд подоткнул ему одеяло, убрал волосы с лица. О пленнике следовало заботиться, пока не сбежал снова. Как он это делает, Рэнвальд понятия не имел. Иногда ему казалось, что Астер просто пользуется этими днями «плена», чтобы отдохнуть. От чего — тоже не знал, но подозревал, что забот у доверенного рыцаря Темного Властелина много. Иногда Астер сам брал его в плен, притаскивал в подземелья Цитадели, а потом приходил каждый вечер с доской для игры в тарс и кувшином вина.
Первые несколько раз Рэнвальд огрызался, ругался и порывался напасть. Потом просто принялся сбегать. Ему побег удавался легко: немного сосредоточиться, пробивая темную магию, а потом выбраться через обнаруженный подземный лаз, ведущий далеко в лес. Цепей на него Астер никогда не надевал. На однажды заданный вопрос просто пожал плечами: «Зачем?». И больше эту тему не затрагивал ни он, ни сам Рэнвальд. Лаз открывался только изнутри, снаружи его рыцарь так и не смог найти, даже только что выбравшись.
На Астера Рэн цепи надевал, потому что те черного рыцаря удержать не могли, сколько б Рэнвальд ни бился, пытаясь их зачаровать и заговорить. Он и сейчас сидел, рассматривая жилистые, странно изящные для рыцаря запястья, «украшенные» толстыми металлическими браслетами, испещренными рунами и магическими знаками, от которых тянулись цепи к вмурованному в стену кольцу. Браслеты охватывали плотно, не вывернуться, пожалуй, даже слишком плотно в этот раз. А руки у Астера были красивые, это Рэнвальд отметил еще при первой игре в тарс. Все так же эльфья кровь. Как ни крути, а она намного сильнее людской. Пусть кожа у Астера и не такая темная, как у чистокровки, скорее, очень смуглая, но волосы, брови и ресницы серебристые, да и в остальных местах они тоже отличались этим призрачно сияющим цветом, но глаза, как лучшие аметисты, в темноте — почти черные, да и форма ушей, не совсем круглых, чуть-чуть заостренных. Все это отличало темного рыцаря от человека.
Рэн снова потянулся потрогать верхушку ушей Астера, любопытно все-таки они выглядели. Сам Рэнвальд был золотоволос и зеленоглаз, словно в насмешку — внешность эльфа при полном отсутствии этой крови в предках. Под пальцами чуть шевельнулась ушная раковина, на губах задремавшего пленника обозначилась легкая улыбка.
— Ты каждый раз их так трогаешь, словно не веришь своим глазам, Рэн.
— Просто интересно. Ладно, спи, — Рэнвальд поднялся.
— Зачем я тебе был нужен на сей раз? — вопрос догнал его уже у двери.
— Понятия не имею, — честно ответил Рэн.
Темный коротко хохотнул и утих, снова закрыв глаза и погружаясь в дремоту. Тишина, спокойствие, правда, аура в этом замке светлая, но это он умел терпеть и даже не морщиться.
Понемногу начинало вечереть. По полу потянулись сквозняки и тени вперемешку. Через час Астер проснулся, повернул руку под звяк цепей, тень, словно послушная его воле зверушка, приластилась к ладони. Браслет чуть ослабил свое давление, уже не пережимая запястье до посиневших пальцев. Заметались отблески пламени — Рэнвальд зажигал факелы в коридоре. Он сам очень боялся темноты, хотя предпочитал утверждать, что просто ее не любит, и пленника никогда не оставлял впотьмах. Темный на это только пожимал плечами и говорил, что ему все равно, в глубине души догадываясь, что темнота светлому рыцарю отчего-то совсем не по душе. В плену Рэн как-то проводил все ночи в темноте, не жалуясь. Стража говорила, что светлый рисует какие-то светящиеся руны на стенах, но никакой магией не пахнет.
В последние два раза Астер стал приносить ему зажженную лампу с достаточным запасом масла на всю ночь. Просто потому, что не любил доставлять пленнику излишний дискомфорт. Если бы его спросили о том, зачем ему светлый в подземелье, он ответил бы любимым жестом — пожатием плеч.
Около решетки камеры вспыхнуло пламя факела, освещая небольшой круг у входа. В нем прошел Рэнвальд, лишь перед сном вспомнивший о том, что внизу нет источника света. Явился он в домашнем виде: небрежно зашнурованный ворот рубахи так и норовил съехать на плечо, обнажив; волосы были распущены, а домашние черные штаны — крайне легкомысленны для светлого рыцаря.
— Рэн? — позвал темный.
Ему было скучно, хоть бы книгу какую почитать принес или просто поговорил. Ночами Астер привык не спать, все же днем Цитадель затихала, повинуясь ритму жизни на Темных землях, а жила именно ночами.
— Что-то болит? — Рэнвальд зажег второй факел, зашел в камеру, остановившись в границах света.
— Нет. Просто… скука одолевает бедное создание Тьмы и ночи, — с легкой насмешкой ответил Астер.
— И что ты от меня хочешь? Я привык ночами спать, а не развлекать темных тварей.
— Книгу хоть принеси, суровый тюремщик.
— Книгу… Хорошо, книгу я принести могу, — с некоторым сомнением отозвался Рэнвальд. — Что именно ты хочешь почитать?
— Ну, что угодно, кроме ваших морализаторских проповедей.
— Ладно, у меня есть книга про любовь, принесу. Может, заснешь быстро.
Рэнвальд ушел, вернулся, неся лампу и книгу с золотым узором на обложке, пристроил все возле ложа пленника, затем стащил с Астера одеяло, задрал на темном рубаху, проверяя состояние раны.
Тот кривил губы в усмешке.
— Не бойся, скальные драконы не ядовиты, так что заживет и следов не останется.
— Не хочу, чтобы ты умер слишком быстро.
— А что так? — сильные, несмотря на кажущуюся хрупкость, пальцы перехватили запястье, сжались, словно браслет оков, не отпуская. Астер чувствовал под кожей учащающееся биение пульса и смотрел в лицо, ловил взгляд зеленых глаз, сам не зная, что хочет там увидеть.
— Отпусти, — потребовал Рэнвальд. — Веди себя прилично.
— Темная тварь — и приличия? — голос Астера стал низким и чуть мурлычущим.
Рэнвальд попытался вырвать руку.
— Смотрю, ты здоров, можно не готовить укрепляющее зелье.
— Можно, — согласился темный. — Даже не знаю, зачем тебе о пленнике так заботиться? И свет, и одеяло, и раны зашил. Не просветишь? Ни разу даже в пыточные не стаскал за… за все двенадцать раз, что у тебя тут оказывался.
— Ты же меня тоже не таскал, отвечаю гостеприимством на гостеприимство.
— М-м-м, видно, цепи — это такое ваше светлое желание, чтоб гость подольше не уходил? — Астер чуть сильнее сжал его запястье, а потом провел подушечкой большого пальца по нему, словно гладил, круговым движением.
— Что-то вроде. Отпусти. Или я сделаю то, что мне делать не хочется совсем.
— Теряюсь в догадках — что же это? — усмехнулся темный.
Рэнвальд размениваться на объяснения не стал, сразу же врезал ему в челюсть свободным кулаком. Удар был не то, чтобы очень силен, но и темный пока еще не был в нормальном состоянии, так что откинулся на постель, выпустив его руку, с коротким стоном. Потрогал челюсть, слизал с разбитой губы кровь и снова усмехнулся. Рэнвальд вскочил и бросился прочь, не оглядываясь. Астер проводил его нечитаемым взглядом, подобрал книгу, пристроил ее на животе и принялся читать, словно ничего только что и не было, лишь время от времени облизывал губу.
Рэн забрался в постель, отчего-то дрожа. Это прикосновение Астера снова всколыхнуло спавшие до того желания, преимущественно неприличного характера. С некоторых пор сны приходили какого-то весьма игривого свойства, в каждом из них фигурировал то полуголый, то раздевающийся Астер. Вот сегодня он его увидел. Именно что полуголым — в одних штанах. И даже трогал, сложно зашивать раны, не касаясь того, кому штопаешь шкуру. Пальцы будто до сих пор чувствовали бархатистую прохладу кожи. Не шелковую, а именно такую — словно кожица у полежавшего в подполе абрикоса. Беда была в том, что Рэнвальд понятия не имел, как Астер отреагирует на признание. Быть отвергнутым не хотелось. Будь тот чистокровным темным эльфом… Хотя, нет, в этом случае пленник не посмотрел бы и на цепи — так глотку бы перегрыз за одно только предложение разделить постель. Чистокровки — те еще снобы. Хотя именно среди них приняты мужские пары, да и браки нередки. А, казалось бы, что такого в том, чтобы развлечься? Беременность исключена, невинности у обоих в помине нет. Но нет… Наверняка Астер издеваться будет еще с пару лет, если ему хотя бы намекнуть.
Он попытался уснуть, но стоило закрыть глаза, и снова видел распластанное на узкой тюремной койке тело, перечеркнутое бинтами, снова чувствовал слишком тяжелый, нечитаемый взгляд фиолетовых глаз. Иногда хотелось страшного, жуткого — ослепить, чтоб больше не смел смотреть. Рэн перевернулся на другой бок, потом поднялся, решив, что надо бы спуститься вниз, раз не спится, так хоть потравить душу созерцанием Астера.
До камеры не дошел совсем немного: остановился, услышав приглушенный стон и позвякивание цепей. От боли так не стонут, совсем нет. Начитался любовного романа, видимо. Рэн усмехнулся: некоторые описания в книге были весьма горячими. Это непотребство привезли с востока, из земель ифритов, а те… не стеснялись в описаниях. Он тихо прошел пару шагов, остановился так, чтобы тень не падала через решетчатую дверь в камеру.
Астер, прикусив ребро ладони и крепко зажмурившись, ласкал себя резковатыми движениями. Отпустил ладонь, тут же метнувшуюся к груди, острые ногти царапнули кожу, цепляя горошинку соска. И снова зажал ее зубами, выгибая шею, напряженно приподнимая бедра. Рэну даже возбудиться было некогда, он жадно созерцал это великолепное зрелище, стремясь запомнить его, чтобы было, на что потом смотреть во снах.
Темный спустил с низкой койки одну ногу, упираясь в холодный камень длинными пальцами, согнул в колене вторую. Рэн только сейчас понял — он полностью обнажен, только бинты на груди, и все. Зубы отпустили ладонь, вместо этого в рот скользнули пальцы, Астер облизывал их, с таким развратным причмокиванием, что вместо них воображение рисовало совсем иное. Потом выпустил изо рта, рука метнулась вниз.
Рэн задумался: сколько ж у Астера секса не было, что его так завела какая-то там книга? Да, описания были поистине огненными, оттого эту книгу светлый и перечитывал каждый вечер, но чтобы настолько возбудиться? Видимо, долго. Было немного… нет, очень жаль, что головой темный лежит к решетке, а не наоборот. Но на воображение Рэнвальд не жаловался, оно дорисовывало то, что он не мог видеть, по звукам и видимым движениям. Пришлось усесться на пол неподалеку от камеры и заняться избавлением от последствий разгула фантазии, благо, что Рэн воспитывался в монастыре, где воспитанники к семнадцати годам могли бы сдавать экзамен самоудовлетворения в комнате полной колокольчиков, не шелохнув ни один, не выдав себя даже участившимся дыханием.
Кончили они, судя по прерывистому стону темного, одновременно. Потом Рэн услышал, как Астер сползает с койки, плещется над ведром, пьет оставленный ему отвар и снова ложится. Погасла лампа, прошуршало одеяло, глуша перезвон цепей.
Рэн досчитал про себя до трехсот, после чего направился к камере, проверять, до какой страницы там дочитался Астер. Погасшая лампа остановила — идти в темноту не хотелось. Та казалась живой, перетекала клубами, обнимая закутавшуюся по макушку в одеяло фигуру темного, словно сторожила. Рэн немного постоял в свете факелов, затем рискнул сделать шаг вперед, уговаривая себя, что это тюремная камера, в темноте ничего и никого нет. И все равно, казалось, что тьма живет своей жизнью, почудилось даже прохладное прикосновение, когда подбирал лежащую на полу книгу. Расстояние до света факелов показалось непреодолимым, ноги сами собой подгибались, слабость накатывала волнами, вымывая из памяти заклинание простого светляка. Рэн нащупал край койки, опустился на нее, переводя дыхание.
— Рэн? — хрипловатый голос темного рассеял наваждение. — Ты что здесь… что не спишь?
— Не спится.
Голос Астера слегка успокоил, но подняться сил все равно не находилось.
— Бывает, — согласился тот, садясь и откидывая одеяло до пояса. — С тобой все в порядке?
Глаза Астера в темноте чуть светились, то ли отражая свет факела в коридоре, то ли сами по себе — призрачным бледным огнем в расширенных зрачках.
— Да. Нет. Не знаю.
Почудилось, что во тьме что-то шевелится. Рэн шарахнулся назад, подбирая под себя ноги, чуть не сталкивая темного на пол. Звякание цепей, о которых он забыл, напугало еще сильнее.
— Тише, тише, — на плечи легли прохладные руки, обнимая и прижимая спиной к перебинтованной груди. — Тише, Рэн. Это просто темнота. В ней никого нет. Закрой глаза.
Светлый повиновался. Рядом с Астером было не так страшно, хотя сердце все равно колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди.
— Успокойся. Вот так, тихо.
Губы темного чуть касались уха, нашептывая какую-то успокоительную ерунду. Длинные волосы свесились на грудь, задевая и, как ни странно, согревая шею и плечо в вырезе ворота. Рэн смог слегка расслабиться, задышал ровнее. Это всего лишь темнота, надо вспомнить заклинание света. Двигаться не хотелось. Астер замолчал, просто сидел, не шевелясь, держал в руках, неслышно дышал — выдохи шевелили волосы на виске. Рэн сполз пониже. Было тепло, сонно, уходить отсюда не хотелось никуда. В конце концов, они оба как-то умостились на узкой койке, и одеяла хватило на двоих. Астер прижимал его к себе, не давая свалиться с края, согревал, уже не казался прохладным.
— Спи, Рэн, — прошелестело в темноте.
Рэн что-то пробормотал, засыпая. Во сне он выглядел совсем юным, спокойным. Астер знал, что Оплоту Света по меркам людей уже достаточно много — около тридцати. По меркам самого Астера, он был совсем юнцом, едва перешагнувшим порог совершеннолетия. Самому темному было уже в три раза больше, и он все еще считался непозволительно молодым, слишком рано взлетевшим к вершинам власти и приближенным к трону Властелина.
Рэн во сне протяжно вздохнул, завозился, пытаясь стащить рубаху — стало слишком жарко. Пришлось помочь ему, и Астер тихо хмыкнул: это пленение начинало ему нравиться все больше, правда, и проблем несло ровно настолько же больше. У него давно не было никого в постели, а Рэнвальд нравился, и в этом плане тоже. Беда была в том, что темный понятия не имел, не взовьется ли рыцарь, стоит только намекнуть на возможную близость. Эти светлые все с высокими моральными принципами… Такой и прирежет за оскорбление чести и достоинства при ближайшей встрече. Или в презрении утопит.
Рэн перевернулся набок, спиной к темному, поерзал, устраиваясь. Пришлось стиснуть зубы и терпеть, запрещая телу проявлять желание, хотя собственных рук не хватало, чтобы удовлетворить его. Кроме четверти темноэльфийской крови, в его жилах текла еще толика крови ифритов, хотя на внешности это и не сказалось, а вот на темпераменте… Сущее наказание. Мало кто выдерживал ненасытного темного долго, старались расстаться побыстрее. А проклятому светлому словно крошек в штаны насыпали: притирался, елозил, устраиваясь, вертелся с боку на бок, норовя то задницей проехаться, то пахом о бедро Астера потереться.
Никакого самообладания не хватало на это недоразумение златоволосое. Астер едва не укусил его за плечо, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сдернуть с Рэна и штаны, вдобавок к рубахе. Искусал вместо того все губы, и без того саднящие. Радовался уже тому, что хоть одеться успел прежде, чем рыцарь приперся к нему. И тут эта светлая скотина преспокойно сняла с себя штаны, не просыпаясь.
Астер мысленно взвыл и подумывал уже попросту скинуть рыцаря с койки — пусть на полу дрыхнет и ерзает. Пожалел — еще застудит… все. Зато приказать себе не тянуть руки, куда не следует, уже не смог. Облапил и принялся изучать наощупь, забыв обо всем. Рэн на его поползновения ответил не менее наглыми, со знанием дела сразу запустив руку в штаны Астеру.
Тот на это только изумленно вскинул брови, но промолчал, прикусив язык: не приведи Тьма разбудить. Во сне Рэнвальд мог творить что угодно, а вот наяву… Слишком он был правильным наяву. Пусть лучше спит.
Темноту камеры разрезало золотистое мерцание — светились волосы Рэна, разметавшиеся по груди и животу Астера. Сам Рэн в это время уже предавался занятию, в книгах стыдливо названным «любовной флейтой». Темный аккуратно развернул его, подтянул к себе и занял рот тем же, боясь, что иначе не сдержится и выдаст себя стоном. А так — по горло занят.
Песнь флейты закончили они одновременно, после чего Рэн грациозно развернулся обратно, выпихнул Астера из постели и разметался по ней единолично, в точности копируя полотно «Искушение невинности Света сладострастным духом». Темный посидел на ледяном камне сам, ошалело мотая головой, поднялся, подтянул штаны, щелчком пальцев избавился от оков и призвал свои латы, и вышел из камеры, не громыхнув ими, словно бесплотный дух. Через несколько минут и он, и его конь уже были за стенами замка, неспешно удаляясь на север.
— Сволочь, — не открывая глаз, грустно признался Рэн.
— Сволочь, — не менее грустно сказал Кардис, отсчитывая деньги. Глава втораяВернувшийся в Цитадель Астер был в таком раздрае чувств, что недовольства Темного Властелина просто не заметил. Отрапортовал, что жив и в порядке, принял рапорт старшего стражи, прошел в лекарскую, чтоб сменить бинты, и убрался к себе. Думать и отдыхать, пока не нужен.
«Это неинтересно, а что так быстро все? А как же вопли о превосходстве Света и прокапывание подземного хода из темницы?», — принес голубь.
Кардис долго думал, что написать, потому как на ум лезли только те выражения, из-за которых началась последняя масштабная война со светлыми, а воевать именно сейчас ему не хотелось. У него и наследника еще не было. Голубь уныло вытаскивал очередную заколку из волос Темного Властелина. Птице было невесело, хотелось пить и есть, а ворон торопливо выпил всю воду из блюдца при виде светлой точки. Кардис сгреб его из разворошенной прически, пригрозил лишить хвоста и посадил на жердочку рядом с вороном.
— Только рыпнитесь — обоих на жаркое пущу! — пригрозил он и сел писать в меру вежливый ответ.
За его спиной сразу грянуло великое столкновение сил Света и Тьмы с воем, клекотом, полетом перьев и попытками выклевать сопернику что-нибудь важное. В общем, обычная встреча светлого и темного на водопое. В экстазе боя птицы чуть не сшибли Кардиса, разлили чернила, расшвыряли бумаги и покатились дальше черно-белым клубком крушить все на своем пути. Наконец, голубь брякнулся вверх лапами, распустил по полу крылья и очень натурально принялся героически помирать.
Темный Властелин только голову на руки уронил, оставшись в центре хаоса и разрушений. Потом щелкнул пальцами, восстанавливая кабинет в первозданном виде, выкинул ворона за окно и перенес голубя на подоконник.
— Короче, пернатое, или я тебя лечу Тьмой, или выздоравливаешь резко сам.
Голубь сразу же бодро вскочил и ринулся на освобожденный от противника корм.
— Всегда знал, что светлые — те еще лицемеры, — пробурчал Кардис, доливая в плошку воды. И все же сел за письмо.
— Я все слышу, — заявили за спиной.
Голубь спланировал на ковер, на ходу превращаясь в миловидного парня лет семнадцати. Повелитель Западного Края, Владыка Света (и еще три десятка титулов) собственной персоной. В отличие от Кардиса, он умел превращаться в разных животных. Чем нагло пользовался — отличить посланника от самого Владыки никто не мог.
— Ну и чего приперся? — буркнул Кардис, рассматривая закадычного врага. — Я б тебе твой выигрыш и так отправил, хотя это и не честно: вообще-то, была ничья, ни неделя, ни четыре дня. Один не прошел даже.
— Мне скучно, — Светлый повертел в пальцах заколку Кардиса, благополучно спертую. — А у тебя тут весело, обожаю смотреть на твою кислую морду при моем появлении.
— У меня от твоей благости голова сразу начинает болеть. И верни украшение, клептоман несчастный! А то твое из пупка выдерну.
Светлый сразу же прикрыл ладонью живот.
— Только попробуй — так благословлю, что потом будешь замок по пылинке собирать.
— Отдай заколку, ты у меня их и так все перетаскал, зараза!
— Не все, это только шестая. Так почему твой рыцарь так быстро вернулся? Я думал, они так отдыхают от дел в замке, прикрывшись пленом.
Кардис ловким движением выхватил украшение из рук светлого, собрал волосы в пучок и заколол.
— Я не понял сам. Но Астер вернулся сам не свой.
— Рэн попытался его все-таки прикончить? — гадал Светлый, прохаживаясь по комнате. — Может, у Астера что-то болит, а Рэн отказался его лечить, — он оказался рядом с Кардисом. — Тебе не идет такая прическа.
— Руки прочь от моих волос, — сразу отступил тот. — Лекари говорят, наоборот, раны Астера довольно толково зашили и врачевали. Так что никаких «прикончить», не то.
— Тогда… Ого, а там уже Рэн мчится, пылая… В буквальном смысле, — растерянно закончил Светлый. — Тебе замок очень нужен?
— Да он мне, вообще-то, дорог, как наследие нашей династии, — нервно вцепился в подоконник Темный, приплющив нос к стеклу. — Чего это с ним?
— Понятия не имею, но я лучше пойду отсюда. Если что, я тебе всегда выделю пыточную в своем дворце.
— Эй! Эй, это же твой рыцарь, утихомирь его, а? Эмиль, не будь скотиной! Эмиль!
Куда там — Светлый, обернувшись голубем, уже улепетывал во все крылья из Цитадели. Унося, между прочим, сука такая, шестую заколку.
Тяжелый удар щитом в замковые ворота сотряс цитадель Тьмы. Ладно, не сотряс, она и не такое видела, но ворота жалобно застонали. Темный, и без того разозленный, перенесся на стену над воротами, мрачно осведомился таким голосом, что конь под рыцарем едва не упал на колени (спасибо папочке за науку!):
— Чего надо, рыцарь Аури?
— Черного рыцаря, — прогрохотало из клубка пламени.
— И накой? — Кардис подумал, наколдовал небольшую, но привязчивую тучку, которую и привесил над светлым. Из тучки немедленно полило, как из ведра.
— По одному очень личному вопросу, — прошипели из клубка пара.
— Приемные дни — каждый четный вторник с десяти вечера до двух ночи. Всего хорошего, — поджал губы Темный.
— Я вызываю его на поединок чести! И отказ покроет его несмываемым позором, о чем ему прекрасно известно.
— Да пожалуйста. Только не сегодня и не завтра. Вот как только мой рыцарь будет полностью здоров…
— Мой Лорд! — взвыл, правда, шепотом, Астер, которого подняли с постели сообщением о вызове.
— Я сказал, как только будет полностью здоров, — повторил Темный, — так хоть друг друга попеременно вызывайте. Все!
— А его выходка была, случаем, не вашей идеей, раз уж вы так защищаете его, Владыка?
— И чего ты натворил? — шепотом поинтересовался Кардис у Астера.
— А… Э… — тот потемнел скулами.
— Трахнул его, что ли?
— Не совсем…
Темный Владыка перегнулся через зубец стены, с интересом разглядывая светлого рыцаря.
— А что он, собственно, натворить успел меньше чем за ночь?
— Это касается только нас двоих, — проскрежетал забралом (или зубами) Рэн.
— Ага. Хм. Тогда не, не моя идея. Во-о-он там лесок, можете палатку поставить. Как лекари сочтут Астера здоровым — я его сам из Цитадели выпну.
Никакой палатки ставить Рэн не стал, повернул коня, окончательно убедившись, что Астер все делал с благословения своего лорда, иначе тот бы не рискнул отказывать от имени рыцаря в поединке. Что ж, оставалось надеяться, что темные отлично повеселились.
Астер в это время метал громы и молнии, но Кардис был неумолим:
— Я сказал - нет! Один поединок ты уже проиграл, хочешь, чтоб в третий раз тебя собирали? В темницу, на второй уровень!
Орки-стражники подхватили своего командира, бережно, но крепко, под руки и уволокли. Сбежать из подземелий Цитадели так же, как из тюрьмы светлых, Астер не мог — там его сила блокировалась полностью.
Рэн, вернувшись к себе, решил, что все, что ни делается, все к лучшему. В конце концов, свою толику удовольствия он получил. И лучше съездить к озерам и прикончить там пару гигантских водных змей. Больше пользы будет. Но убраться из замка не успел — вызвали «на ковер» к Повелителю.
— Ну, и что это была за демонстрация? — тот со скучающим видом чинно восседал на троне, отчаянно жалея, что подушечку под седалище пришлось убрать, а древний трон — штука неудобная. И страшно завидовал Темному, у которого этот трон был в разы комфортнее и покрыт огромной шкурой, под которой хоть сто подушек можно было спрятать.
— Личная неприязнь, — отрапортовал Рэн, старательно разглядывая голову дракона на стене.
— Отставить. Эта неприязнь может аукнуться нам войной. Пока между нашими государствами мир, и так и должно оставаться.
— Да, Владыка, — Рэн склонил голову, про себя подумав, что темные отлично себя обезопасили, зная, что Владыка Света прикажет не трогать Астера.
— А теперь начистоту, — Владыка Эмиль ласково улыбнулся, правда, от улыбки этой орки, бывало, пугались до смерти.
— Это действительно личное, Владыка, я предпочту оставить это при себе.
— Не трожь ты темного рыцаря, ради Света, Рэнвальд. Из-за тебя его и без того в подземелье упекли, — посоветовал напоследок Владыка. — Если так уж подраться охота, езжай на Восточное нагорье, там наги расплодились. Дикие.
— Как прикажет Владыка, — равнодушно отозвался рыцарь.
В подземелье упекли… Ага, сунули подальше, чтобы снова не решился поиграть и нарушить перемирие.
«Не дошло», — отписал Эмиль уже с обычным голубем.
«Жаль. Ну, увы», — ответил Кардис.
«Так что там случилось-то?», — любопытство Светлого было неистребимо.
«Да, собственно, ничего такого. Астер раскололся, что твой рыцаренок к нему в камеру приперся и во сне соблазнять полез. Он ему на флейте и сыграл — ифритская кровь же, ну! И уехал».
Белый голубь протаранил ворона, злобно клюнул его в макушку и обернулся Эмилем.
— А подробности?
— Да какие там подробности, — злобно отмахнулся Темный, прикладывая к опухшей скуле и синяку под глазом лед в платочке. — Хочешь — сам попробуй выяснить, льда у меня еще много.
— Это он тебя так? — с восторгом спросил Эмиль.
— А то. И на поломанные ребра не посмотрел. И, блядь, на разодранный в лоскуты бок.
— Ладно, я с ним сам поговорю…
Светлое облачко проникло в камеру, превратилось в Светлого Владыку.
— Рассказывай! — потребовал он. — Все и в подробностях!
Астер молча отвернулся. Бить морду чужому властителю было некомильфо.
— Зачем ты к спящему Рэну полез вообще, если видел, что он дрыхнет, как надгробная статуя? — не унимался Эмиль.
— Я? Да это он ко мне в постель приперся! В камеру! Мать вашу, сколько же можно? — вызверился доведенный до белого каления темный рыцарь. — Я ему свой член в рот не пихал!
— Погоди… А сон тут при чем? — запутался Эмиль.
— Да к тому, что я спал! А он приперся. И темноты боится! Мне что, его выпинывать в темный коридор было? Ну, обнял, успокоил, он задремал… А потом во сне на меня… Кхм, шли бы вы, Владыка, лесом-полем!
— Светлые рыцари спят, как статуи — это первое, чему их учат: спать, игнорируя в минуты отдыха все на свете. А первое, чему они сами учатся в монастыре в период созревания — делать вид, что они спят, соблазняя кого-нибудь, — захохотал Эмиль.
Астер только рукой махнул.
— Теперь-то что. Ну, соблазнил, молодец, пусть возьмет пирожок, раз словами через рот просто сказать не мог.
— А сам-то ты что-то сказал? В общем, понятно, два… рыцаря, — Эмиль стал собираться обратно в облачко.
Астер сгорбился на своей лежанке, запустил руки в растрепанные волосы. Ну, да, сам тоже хорош. Откуда ж ему знать было такие интимные подробности про светлых рыцарей? Жаль, конечно, что все потеряно, и Рэн теперь считает его сволочью, который им попользовался и умотал. Но… может, если с ним поговорить… Когда Кардис сменит гнев на милость. Да и ребра подживут.
Эмиль в это время пытался вылечить Кардиса, уверяя, что от одного исцеляющего заклинания тот не помрет, а если помрет, так Эмиль и воскрешать умеет. В конце концов тот сдался. Глаз уже совсем заплыл и не открывался, а скула ныла — удар у Астера был весьма неплох, даже левой, при его-то любви к обоерукому бою. Эмиль положил ладонь на пострадавшую часть тела собрата, сосредоточился, бормоча слова исцеления. Комнату наполнило благодатью, светом и чистотой. Кардис расчихался. Стремительно заплывал и второй глаз — теперь уже от аллергии.
— Ладно, попробуем по-другому, — решил Эмиль. — Будем сливаться.
— Чего? — прогнусавил Темный, такой несчастный и беспомощный, что просто бери тепленьким.
— Сливаться воедино силами, достигая равновесия, — повторил Эмиль, беря его за руки. — Обнажать истинную суть друг друга.
— Одни уже дообнажались, — шмыгнул носом тот. — И чего в итоге?
— Ты о чем? — удивился Светлый. — Магией пользоваться все еще умеешь? Отлично…
Их обоих затянуло в теплое золотистое свечение, постепенно пригасшее до уютного вечернего сумрака над морем. Владыки Тьмы и Света стояли над обрывом, где-то далеко внизу раскинулась спокойная водная гладь.
— Здесь должно получиться, — сказала стоявшая рядом с Кардисом красавица в розовом легком платье, открывавшем плечи и спину, рассмотреть которую было нельзя из-за водопада непослушных золотых волос, кое-как удерживавшимися знакомыми заколками.
— Ого, — у Кардиса даже глаза открылись пошире, правда, ненадолго.
О том, что у него аллергия на магию Света, он знал давно, с момента, как отец взял его на заключение перемирия с предыдущим Владыкой Светлых, Тандерхартом. Тот свою силу не сдерживал, и Кардис серьезно разболелся, что едва не послужило причиной разрыва пакта о перемирии.
Теплая ладонь, пахнущая ландышами, накрыла больной глаз.
— Сейчас должно стать легче.
— Так Эмиль или Эмилия? — прижав эту ладонь своей, задал Кардис очень интересующий его вопрос.
— Эмиль, — Светлая звонко рассмеялась. — Мое имя не склоняется. Но если ты кому-то расскажешь о том, какова моя истинная сущность — я тебя прикончу.
— Красивая. Сущность, в смысле.
Кардиса переклинило, он не мог никак вспомнить уроки этикета по обращению с дамами. Привык к тому, что в Цитадели если и существо женского полу — то ни размером, ни обхождением от мужика не отличается. Других в темной гвардии не было. Эмиль рассмеялась, сделала пару шагов назад, розовое платье зашелестело, стукнули каблуки.
— Стало лучше?
— И намного, — Темный ощупал лицо, еще чуть припухшие веки и нос, и загрустил, представляя себе, каким уродом выглядит рядом с такой красоткой: длинный, плечи не во всякие двери пролезут, бледный, в аллергических пятнах, растрепанный… И вообще.
Эмиль оглянулась на длинную дорогу, уводящую куда-то к лесу, вздымавшемуся на половину неба.
— У тебя много дел? Мы могли бы погулять…
— Почту за честь составить даме компанию, — в голове щелкнуло, он с поклоном предложил ей руку, наконец, вспомнив вдолбленные в детстве и юношестве манеры.
Светлая удивленно взглянула на него, слегка поскучнела.
— Ах, мой темный рыцарь, вы так галантны, — она положила руку на воздух над его рукой, не касаясь.
— Ага, — вздохнул он, разрушая весь образ «галантного рыцаря», сгреб за запястье и поволок, не соображая, что за его шагами не каждая лошадь угонится, не то, что девушка на каблуках. — А ты ромашки любишь? Смотри, вон их сколько. Хочешь, нарву?
— Хочу, — кивнула Эмиль, попросту летевшая за ним по воздуху, чтобы не переломать каблуки.
— Щас.
После Кардиса в поле оставалась чуть ли не скошенная полоса, через пару минут он приволок и протянул девушке, сияя, как начищенный пятак, охапку полевых цветов: ромашек, беличьего меда, мышиных ушек и маков. Эмиль взяла их, подкинула ввысь, цветы растаяли в воздухе, осыпались звездами ей на волосы. Светлая Владычица раскинула руки и закружилась, платье развевалось, открывая стройные ноги до середины бедра. Девушке было весело.
Кардис пялился, тяжело сглатывая. Ну вот зачем она — Светлая? Такая красивая, и враг же идейный… Хотя он сделал все, чтоб прекратить войну, но и мира прочного между ними нет и не может быть. Ему было и грустно, и как-то еще, он не мог подобрать слов. Потом шагнул, поймал ее за тонкую талию, приподнимая, стараясь не думать, что делает. И неловко поцеловал в щеку, скорее даже, в уголок губ. Эмиль ахнула, но вырываться не стала, только вернула поцелуй.
— Ты сейчас похож на лося, встретившего говорящую щуку, такой же долговязый и растерянно топчешься.
— Ну, ты не похожа на рыбу. Скорее, на зайку с пуховыми ушами, — он покраснел, опустил глаза, покраснел еще сильнее.
Эмиль засмеялась, провела ладонью по вырезу платья, подтянув ткань.
— Впервые видишь женскую грудь, Темный?
Он помотал головой, растрепывая и без того перепутанные ветром волосы. Грудь-то он видел не раз, гвардейские не прятали свои стати. Только это ж были, скорее, стенобитные орудия, сиськи, не, сисяндры даже. А у Эмиль — аккуратные, даже на вид — мягкие округлые холмики, которые хотелось потрогать не руками даже — вдруг, следы останутся? — губами, потереться щекой.
— Ну что ты, Кардис, раньше был намного смелее, — она откровенно веселилась. — Что с тобой случилось?
— С парнем проще, — признался он. — Можно и мечами помахать, и в глаз дать. А сейчас боюсь…
— Мечом помахать я и сейчас могу, — розовое платье сменилось светлой сталью доспеха.
— Не, не надо. Настроение не то, — с сожалением отказался Кардис, даже не стал призывать свои доспехи. — Верни взад, то есть, я хотел сказать, как было.
На этот раз платье было белоснежным, усыпанным крохотными алмазами, а волосы собрались в высокую прическу, открывающую шею. Кардис критически посмотрел на себя, свою простую домашнюю сорочку — естественно, черную, полотняные штаны, заправленные в старые сапоги, вздохнул и прищелкнул пальцами. И тут же поежился, когда все тело затянуло черной кожей, как узкой перчаткой, поверх шелковой парадной сорочки, расшитой по вороту рубинами: корсет, штаны из драконьей кожи, высокие сапоги со стальными накладками, перчатки до локтя.
— Так лучше?
Только на голове остался беспорядок: волосы никогда ему не повиновались, норовя расплестись из самой тугой косы, рассыпаться из узла, хоть ты его стальной сетью закрепи. Потому большей частью он носил их собранными в небрежный хвост или в пучок.
— Намного, — Эмиль любовалась им. — Ты прекрасен, как ночной небосвод.
И поцеловала его, приподнявшись на носки туфель. Она бы все равно не дотянулась —, но он наклонился, положив руки на ее талию, потом и вовсе приподнял, прижимая к груди. Целовался немного грубо, видно, не привык к таким нежным дамам. Прическа Светлой Владычицы рассыпалась, закрыв его руки теплым плащом. Эмиль немного подумала, затем взлетела, обхватила ногами бедра Кардиса, устроившись со всем удобством для поцелуев.
Минут через пять он нашел в себе силы отстраниться, хрипло сказал:
— Эмиль, я ж не стальной, не искушай.
— А я уж решила, что придется нарушить перемирие изнасилованием Темного Владыки, — она приспустила платье с одного плеча, положила на второе плечо его руку.
— А потом я, как честный Темный, буду должен предложить тебе закрепить мир брачным союзом, — еще более хрипло пробормотал он, стягивая легкую ткань, стараясь не порвать платье и не слишком сильно сжимать пальцы на изящном плече.
— Нет, сперва нам предстоит зачать наследника, — отрезала она. — Только после этого Совет схватится за голову и начнет кричать о свадьбе, чтобы дитя получило силы обоих родителей. И наши родители тоже начнут вопить…
— Твои. С моей стороны вопить уже некому, — кивнул он, и прямо посреди луга возникла кровать, словно перенеслась из его личных покоев. Вернее, так оно и было.
Эмиль позволила платью соскользнуть в траву, истаять там клочком тумана. Из одежды на Светлой Владычице осталась только прозрачная сорочка, едва прикрывавшая все ее прелести.
— Заранее предупреждаю, чтобы на невинность ты не рассчитывал, — усмехнулась Эмиль. — И прежде чем ты откроешь рот — я сама. С помощью пары приспособлений.
Он снова кивнул.
— Больно было? — и понес на кровать, по пути разоблачаясь, пока не остался в одних сапогах.
— Вот Тьма, никогда не получалось их убрать.
— Да, знаешь, — задумчиво сказала она, — мечом в грудь было больнее. Неприятно, это да. Все простыни перепачкала маслом. Хм-м-м, а ты так соблазнительно выглядишь в таком виде — возбужденный и в одном сапоге.
— Позволь, я останусь только в одном возбуждении. Сапоги в кровати — прерогатива мужланов и победоносной армии в захваченном городе, — он стянул и второй сапог, сел рядом и осторожно коснулся кончиками когтей ее сорочки. — Тебе ее очень жаль?
— Нет, ничуть, можешь смело разрывать в лучших традициях Темных.
Когти располосовали тончайшую ткань на ленточки, не поранив нежной кожи, и Кардис, наконец, получил возможность и полюбоваться, и коснуться. Чем и занялся, не медля больше ни секунды, стараясь действовать как можно более ласково, хотя именно ласке его и не учили.
— Кардис, — сказала Эмиль. — Сегодня идеальное время для зачатия. Я тебя потом научу всему, чтобы ты не был как медведь в норе лисы. Но сегодня нам нужно зачать ребенка, следующий момент будет через пять сотен лет, не уверена, что мы проживем столько с нашими-то рыцарями.
— А я не уверен, что…
Когда его крепко обхватили ногами, возражения вылетели из головы, как выдутые ветром, он тихо зарычал, вжимаясь в распластанное жаркое тело, задвигался, пытаясь сдержать частичное превращение. Стальные чешуйки обозначились на лбу и скулах, на руках, пробежали по спине тонкой полосой. Эмиль впилась ему в плечо зубами, удерживая. Ребенок должен быть зачат в человеческом облике. Злое золото из глаз Темного уходило медленно, зрачок снова стал человеческим, чешуя пропала, и Кардис застонал, наклоняя к ней голову, ловя губы губами. Она подарила этот поцелуй с привкусом его же крови, вцепилась ногтями ему в спину, выгнулась, застонав, чувствуя, как чужая магия вместе с семенем вливается в ее тело, готовясь свиться там в теле ребенка, задремать, питая его до появления на свет. Кардис был щедр — вопреки своей драконьей сущности. Отчасти потому, что понимал: наследник двух империй должен обладать всеми силами своих родителей. Эмиль пришлось перестать его обнимать, выбраться из-под жаркого тела и свернуться в клубок, пытаясь не избавиться от чужой силы, против которой протестовала ее сущность. Он сел, принялся осторожно поглаживать ее по спине, приказывая Тьме уняться и затаиться до поры.
Наконец, Светлая Владычица смогла подняться.
— Что ж, теперь у нас есть ребенок. Ты хочешь об этом помнить?
— Конечно. Хорош бы я был отец, если бы позволил тебе лишить меня памяти, — он нахмурился.
— Хорошо, — она принялась переплетать косу, среди золотых прядей мелькнул черный как ночь, локон.
Кардис поймал ее за руки, притянул к себе, обнимая и согревая: над полем и морем уже сгустилась ночь, и ветер был далеко не жарким. Черный плащ, возникший в его руках, окутал ее тело нежной лаской богатого меха. Эмиль, светлая и обманчиво хрупкая, в этом мехе утонула.
— Представляю, что народилось бы от дракона и грифона, — рассмеялась она.
— Не хочу и представлять, правда. Спасибо, что удержала, — он потерся носом о ее шею.
— Не расслабляйся, Кардис. Я все еще Эмиль, который достает тебя ставками на поведение рыцарей, клюет твоего ворона и шлет тебе идиотские подарки вроде букета репейника.
— А хороший репейник был, кстати, пришлешь еще? Лекари за него передрались — только клочья летели.
— Сама выращивала, — Эмиль погладила мех. — Нам пора возвращаться. Здесь было хорошо, но истинным сущностям нельзя быть долго в одном месте.
Кардис вздохнул, потом фыркнул и лукаво усмехнулся:
— Что скажут твои родители, если Владыку Света принесет домой стальной дракон?
— «Эмиль, это неприлично». Что они еще могут сказать?
— Вот и чудно!
Бронированная махина, возникшая на росном лугу, горделиво выгнула шею и простерла крыло, гремящее, как настоящая сталь, под легкими шагами Светлого. Эмиль, снова мальчишка в белой хламиде, взбежал по крылу, устроился на шее. В сумраке открылись врата из междумирья обратно в жестокую реальность, где Светлый Владыка не носит легкие девичьи платья, правит своими землями и на все вопросы о поиске невест отмалчивается. Равно как и Темный Властелин не смущается, не рвет ромашки на лугу и испепеляет на месте за одну только попытку намекнуть на его неопытность и юность.
Явление дракона перед замком Эмиля стражу не смутило — перемирие ведь, тем более, что сам Владыка сошел со спины гиганта.
— Благодарю вас, мой царствующий собрат.
Дракон сдержанно фыркнул пламенем, качнул украшенной короной смертоносных шипов головой и взлетел, вскоре растаяв в небе.
В цитадели Тьмы его ждал букет отличнейшего репейника, принесенный голубем, привычно гоняющим ворона по всей комнате. Кардис отщипнул пару головок, сунул их в рот, остальное понес в лекарскую — репейник шел на мази и эликсиры, а в окрестностях Цитадели его чуть не под корень уже извели.
— Где вы добываете это чудо? — возликовал старший лекарь, принимая травы.
— Места знать надо, — буркнул Темный. — Что с Астером?
— Я б сказал — разлитие черной желчи, не будь он воином.
— Ясно. Хреново.
Он развернулся и пешком потопал в подземелья. Меланхолия у начальника стражи обычно заканчивалась плохо. Для окружающих.
Астер занимался тем, что сидел на кровати и смотрел в никуда. На приход своего Лорда он даже ухом не повел.
— Злишься? — тот сел рядом, стараясь не касаться Астера и не провоцировать его.
— Нет, я думаю. Как добраться до Рэна.
— Я выясню, где он. Но, друг мой, пойми, я не могу рисковать тобой, а если ты свою шкуру не сильно-то бережешь, это буду делать я.
— Какая разница, что с моей шкурой, если она мне самому уже не так-то и дорога?
— Он тебя так зацепил? — Кардис внимательно посмотрел на своего лучшего рыцаря.
— Сам не понимаю, чем. Но зацепил. Он не похож на других рыцарей Света, более человечный, со своими страхами и слабостями. В постели хорош, как талантливо развел на «флейту», я даже не усомнился, что он во сне.
Кардис подумал, кивнул:
— Хорошо. Сумеешь добиться его — я поговорю с Эмилем, выделим вам земли в нейтральной полосе. Я дам разрешение на брак.
Астер посмотрел на него и усмехнулся.
— Какой брак? Я начальник твоей стражи, он занимается зачисткой светлых земель. Да и ему разрешения никто не даст.
— Посмотрим. Просто поверь мне.
Астер кивнул и снова уставился в стену.
— Пообещай не рваться на подвиги немедленно и долечиться, и я выпущу тебя отсюда.
— Обещаю, — согласился черный рыцарь. — Только Рэна найду.
— Рррррр! — высказался Кардис. — И в кого ты такая упрямая скотина?!
— Не знаю, но пока он не угеройствовал за грань, я должен его найти и объясниться.
Темный Властелин перенесся из камеры в кабинет.
«Где эта светлая с… суровая добродетель нынче?»
Рэн геройствовал в таверне, побеждал второй кувшин пива. Судя по его виду, по пути до этой таверны он победил еще парочку бочек сидра, тазик вина и кружку отборнейшего чистейшего самогона, причем, слив все это воедино. Отыскали его объединенными силами двух владык на нейтральных землях.
— Эмиль, я заберу этот бурдюк с брагой на некоторое время. Протрезвеет, поговорит с Астером — и отпущу.
— Хорошо, — согласился бледный как смерть Эмиль, пытаясь внюхать надушенный платок.
Кардис украдкой подарил ему нежный взгляд, брезгливо взял за шиворот светлого рыцаря и вынес его из таверны.
— Владыка, ваш приказ выполнен, — неожиданно четким и ясным голосом отрапортовал Рэн в сторону следующего за ними Эмиля. — Уничтожено три гнезда, освобождено четыре деревни.
— А выпито сколько?
— Три кувшина вина, кружка воды и полтора кувшина пива, — и рыцарь обмяк обратно.
— М-да, Астер был прав — этот догеройствуется до грани, — задумчиво пробормотал Кардис. — Кого он там зачищал в одиночку?
— Нагов, диких.
— Ага, понял. Невероятный везунчик. Ангельской крови нет, часом?
— Пара капель буквально, — Эмиль сменил платочек на серебряную фляжку, опустошил ее наполовину.
— Ты в порядке? — Темный понизил голос, чтоб ничьи лишние уши не слышали.
— Не особенно, но справляюсь, — Эмиль с сомнением посмотрел на флягу, затем допил. — Вчера на приеме был напоен приворотными зельями, полночи от них избавлялся, а сегодня у меня в горле пустыня, а в желудке стая драконов.
— Лучше бы там была пара глотков драконьей крови, — в горле Кардиса перекатилось железное рычание. — Подержи фляжку.
Коготь проколол кожу на запястье, в серебро полилась темная кровавая струйка. Кардис ждал, пока фляжка не наполнилась, потом затянул рану.
— По глотку в день.
Эмиль сразу сделал глоток и повеселел, напоминая себя, а не призрака Цитадели Тьмы. Темный смотрел на него и мучительно раздумывал над тем, почему его тянет попробовать, насколько отличаются губы этого Эмиля на вкус от губ его истинной сущности.
— Что ж, вам пора, мой царственный собрат, — насмешливо сказал Эмиль и первым взвился ввысь белоснежным голубем.
— Да, пора, — кивнул сам себе Кардис и переместился в Цитадель, сразу отворачивая от себя светлого рыцаря и немного наклоняя его.
Организм Рэна оказался крепок и расставаться с выпивкой не пожелал. Пришлось помочь ему магией: лучше пусть проблюется во дворе, чем в подземелье. Да и похмелье легче будет. Выворачивало рыцаря долго, затем он выпрямился, совершенно трезвый, ничего не понимающий, сотворил себе воды, прополоскал рот.
— Отлично, просто отлично, — хмыкнул Кардис и отправил его прямиком в камеру к Астеру. А ту окружил непрошибаемой завесой Тьмы — уже насмотрелся на то, как рыцарь прорывает защиту первого уровня, устраивая себе «побег».
Рэн сразу же окутался пламенем, попытавшись прошибить завесу магии, отлетел в угол от резонанса. Астер подскочил к нему, поднимая.
— Рэн? Ты что здесь… Откуда? Ты в порядке?
— В порядке, — сдержанно ответил тот. — А ты здесь откуда?
— Лорд запер, — процедил темный. — Чтоб не смел игнорировать приказы.
Рэн смерил его взглядом, отвернулся и направился к отхожему месту, по пути снимая зачарованный доспех и поддоспешное. Возможность пользоваться бытовыми заклинаниями у него не отнимали, а ополоснуться хотелось просто нестерпимо. В камерах второго уровня он еще не был, а потому удивленно оглядел представшее взгляду. Каменная лежанка, покрытая одним одеялом, никакого иного признака комфорта. Вместо каменного круга, прикрытого крышкой, была только дыра в полу, хорошо хоть дерьмом не несло оттуда — внизу слышалось журчание воды. Да уж, его, оказывается, тут даже с удобством размещали.
Рэн встал около дыры, сосредоточился, сверху пролился поток воды, мигом унесший усталость, пот и заставивший сообразить, что он тут в голом виде расхаживает перед Астером. Впрочем, когда он обернулся, темный смотрел в противоположную стену, отвернувшись спиной.
— Полотенца не предлагаю, — ровно сказал он, - увы.
— Сам высохну, — Рэн заклинанием освежил сорочку, натянул ее. — И сколько нам тут сидеть?
— Ни малейшего понятия. Вернее, мне — пока не срастутся ребра, еще дней пять.
— Могу подлечить, — Рэн убрал доспехи, штаны и сапоги в угол и теперь рисовал светящиеся символы на стене.
— Так не терпится избавиться от моего общества?
— Нет, просто хочу избавить тебя от мучений, — Рэн закончил с символами и уселся на лежанку, разбирая мокрые волосы пальцами.
Астер вздохнул. Двусмысленное замечание, однако. Или это он везде привык искать двойной подтекст? Он сделал два шага и коснулся спутанного темного золота, взывая к силе ифритов в своей крови. Влага испарялась мгновенно, стоило провести по волосам, но он не торопился. Это было приятно. Тем более что Рэн не протестовал, позволяя себя касаться.
— Я думал, светлый рыцарь и ложь несовместимы, — задумчиво сказал Астер, закончив с его волосами.
— Несовместимы, — кивнул Рэн. — А кто из моих собратьев тебе солгал?
— Да есть у вас один. Оплотом Света зовут.
— И в чем же я тебе солгал? — ровным тоном спросил Рэн.
— Скорее, талантливо сыграл, хотя лицедейство — тоже ложь, пусть и считается искусством.
— Вообще-то, я был искренен, — Рэн счел, что Астер говорит о произошедшем между ними.
— Да-да, ты так искренне «спал», что я даже не заподозрил подвоха.
— Никакого подвоха, я просто хотел заняться с тобой сексом. Не думал, что ты настолько не знаешь людей, что не поймешь, что во сне такое проделать невозможно. Я про «флейту».
— Людей-то я знаю, насколько это возможно для темного рыцаря, покидающего Цитадель только во главе армии или для поединка с тобой, — его ладонь сгребла золотые волосы, заставляя светлого запрокинуть голову и смотреть в глаза стоящего над ним темного. — И привык к тому, что о совместной ночи принято договариваться словами через рот, а не вот так.
— После того, как ты издевался над всеми моими попытками найти невесту, я с тобой еще должен был заговаривать о таких личных вещах? — неподдельно изумился Рэн.
— Я издевался? — столь же неподдельно удивился Астер. — Да я помочь хотел! Твой выбор — каждый, заметь! — мог получить первый приз в конкурсе провалов, существуй такой! Леди Товард… о ней и ее постельных экспериментах не слышал только глухой. Леди Вэлс — жестокость темных проигрывает ее жестокости. Леди Лиг — просто стерва и ревнивая сучка.
— О да, ты отлично помогал… — буркнул Рэн. — Отпусти мои волосы, мне неприятно.
— Прости. Правда неприятна, не спорю.
Рэн сам убрал его руку, растянулся на лежанке.
— Я устал. Пока ты тут отдыхал, я сражался. Так что я спать.
— Здесь только одно ложе, — хмыкнул Астер. — А пол холодный и он не на пользу моим ребрам. Подвинься, эгоист.
Рэн отодвинулся, затем прикрыл глаза. Разница с прежним его «сном» была заметна сразу — рыцарь и впрямь напоминал статую: сложенные на груди руки, заострившиеся черты лица и каменный сон.
— Живое надгробье, — мрачно пробурчал темный, устраиваясь на краю узкого ложа. — Доброй ночи, Тьма тебя побери.
Рэн промолчал, ничего не говоря. Сон поглотил его с головой, оставляя лишь слабо дышавшее тело. Только слегка мерцали волосы, пока разум очищало теплыми потоками света, не подпуская воспоминания о битве с нагами. Астер же не мог спать — ночь ведь, ночью он привык бодрствовать. Болели раны, ныли ребра, от жесткой скамьи тянуло холодом, но все это можно было игнорировать, и во многом потому, что сейчас он мог вволю любоваться светлым, ласкать пальцами его волосы, касаться рук, обнимать, зная, что не оттолкнет. И стараться понять, что же такое, почему его так тянет к Рэнвальду Аури?
К середине ночи Рэн отмер, задышал чаще, перевернулся, прижимаясь в поисках тепла. Потомок ифритов, которому в подземелье тоже было несладко, воззвал к крови и теперь был горячим, как абрикос, напоенный жарким летним солнцем. Он даже пах немного именно этим фруктом, или так просто казалось. Рэн сквозь сон прижался губами к его шее, все еще плавая в легкой дремоте. Астер обнял его крепче, тихо и длинно выдохнул. Зря взывал к крови, теперь бы утолить не внешний, а тот внутренний жар, что сжигает хуже пламени.
— А уже утро? — сонно спросил Рэн, часто моргая.
— Нет, хотя рассвет близок, — прислушавшись к чему-то неслышному для светлого, ответил Астер. — Ты можешь спать дальше, я согрею.
— А ты пахнешь солнцем, — Рэн устроился поудобнее, рубаха сразу же задралась.
Темный стиснул зубы, наплевал на то, что меж ними, вроде как, произошло недоразумение, на свое нездоровье и прочие причины, и прижал его к себе, забираясь рукой под так соблазнительно задравшееся исподнее. Рэн был крупнее него, хотя по силе они были равны. Просто у темного в роду было слишком много нелюдей, отличающихся изящным телосложением. Литые мускулы так и манили проследить их ладонью, почувствовать, как они движутся под гладкой кожей. Рэн тоже послал все куда-нибудь на пятый уровень темниц и сделал то, о чем давно мечталось — поцеловал Астера, очень хотелось узнать, какие у темного губы. Оказалось — жесткие и искусанные, шершавые. А еще очень наглый язык, который тут же пролез ему в рот и принялся творить там какое-то непотребство. И руки такие же — очень наглые. И то, что Астер, вроде как, оказался снизу, ничуть не мешало ему подбираться к заднице Рэна с одной, но пламенной целью.
— Но-но, я вообще-то не особо с опытом по этой части, — проворчал Рэн, но снова принялся целовать Астера.
— У меня… м-м-м… опыта хватит на двоих, — промурлыкал темный в поцелуй, про себя добавив, что и на троих хватало, и на четверых было.
Одежда становилась лишней, пришлось ее скинуть, чтобы ничто не мешало изучать друг друга, хотя на узкой лежанке места хватало на довольно скромные ласки, куда дотянулся, там и приласкал. К тому же, лежать Астеру было явно не слишком комфортно, и он вскоре уступил лавку целиком Рэну, нависнув сверху. И тут светлому стало ни до чего — темный оказался в ласках намного искуснее, рыцарь прежде только читал в тех ифритских книгах о том, что с ним вытворял Астер, не стесняясь.
Пришел в себя Рэн с чувством, что его выжали как белье, потом разгладили и оставили лежать. На губах сама собой играла безмятежная улыбка. На груди тихонечко лежал, согревая, Астер, неслышно дышал, обвивал руками, словно скупец свою кубышку, таким собственническим жестом. Но возмущаться не хотелось, даже тем, что темный, доказывая свою мерзопакостную натуру, его поимел. Потому что поимел ласково и качественно, небо в алмазах Рэн точно видел.
— Давай, ребра залечу, — вспомнил Рэн. — И покажи бок.
— Ох, давай позже? Дай просто поваляться, у меня только-только все успокоилось и болеть перестало, — усмехнулся Астер, не шевельнувшись.
— Хорошо, — Рэн медленно поднял руку, провел ладонью по волосам Астера.
Чудовище. Просто чудовище темное, с колдовскими глазами. Приворожил, что ли? Он бы так и решил, но рыцари Света были неподвластны приворотам. Нет, просто слишком красив, а теперь еще он убедился, что хорош в постели. Как любовник — просто мечта. Но разница в возрасте. Если подпустить его слишком близко — потом будет больно смотреть на него, красивого и юного рядом с собой, дряхлеющим, сдающим на глазах. И как потом умирать, зная, что забираешь его с собой? Причинить боль тому, кого… любишь? Убить? Нет, это немыслимо. Ночь была прекрасна, но повториться она не должна, лучше разорвать все в самом начале. Никто не удивится, подумаешь, не ужились вместе темный и светлый.
@темы:
слэш,
фэнтези,
закончено,
Звезда для рыцаря
-
-
03.03.2016 в 02:53-
-
03.03.2016 в 12:33